На чтение: ≈ 12 мин.С самого детства ей казалось, что никто ее не звал в этот мир и никто не ждал здесь. Вечно пьющий отец, забитая и бессловесная мама. Аня ее очень любила и жалела, но все-таки просила не навещать их с сестрой в интернате, куда они были определены как социально неблагополучные. У мамы от постоянных побоев под глазами всегда красовались синюшного цвета фингалы, что вызывало у интернатского народа повышенный интерес и насмешки.
Ане нравилось жить в интернате, но тем не менее она была в числе самых злостных бегунков, что вызывало естественное недовольство воспитателей. Самым любимым ее местом в родительском доме был чердак, там она и пряталась, убегая из интерната.
Отец продолжал пить, а мама – страдать. Постоянные побеги из интерната закончились тем, что Аню отправили в специнтернат, то есть в колонию, где весь уклад жизни был подчинен жесткой дисциплине и порядку. Ее подруги по колонии страдали от постоянных запретов, а для Ани то было золотое время, потому что в колонии ее любили, жалели, а главное – верили в то, что она вполне хорошая и добрая девочка. Она была такой хорошей, что спустя короткое время ее решили досрочно отправить домой. Страшнее удара никто и придумать не смог бы. Она стала делать разные мелкие пакости в надежде на то, что ее оставят в колонии. Увы… Вскоре шестнадцатилетняя Аня с узелком в руках оказалась на пороге ненавистного ей родительского дома. А у отца – новая жена, она Аню даже в дом не пустила. Сестра неизвестно где, мать по чужим углам скитается. Куда идти, на чью помощь надеяться? Оставалась одна дорога – в милицию, где она состояла на учете. Нашелся человек, который взялся ей помочь, стал опекать ее, и шестнадцатилетней девочке показалось, что он и есть герой ее романа. Они стали жить вместе, а спустя несколько месяцев Аня с радостью сообщила ему о том, что у них будет ребенок. Ее любимый, услышав известие, тут же собрал вещички и навсегда исчез из ее жизни. После рождения дочери встал вопрос, куда идти с малышкой из роддома, на какие деньги содержать себя и ребенка. Мама Ани по-прежнему нуждалась в защите и помощи, других близких людей у Ани не было. И тут в нашем повествовании появляется новое действующее лицо – должностное, отвечающее в городской комиссии по делам несовершеннолетних за работу с такими подростками, как Аня. Будучи по сути человеком порядочным, душой болеющим за дело, Нина Васильевна (назовем ее так) в то же время придерживалась определенных взглядов на то, какой категории оступившихся подростков стоит доверять, а какой – нет.
Судя по всему, Аня особого доверия у нее не вызывала, и потому Нина Васильевна, бывшая в курсе Аниных дел, посоветовала ей отказаться от ребенка и оставить его в роддоме – так будет лучше для самой девочки.
Аня решительно воспротивилась такому совету, и они с мамой забрали малышку из роддома, но вскоре она заболела и попала в больницу. К тому времени, когда пришло время забирать ребенка из больницы, там произошло ЧП местного масштаба: из медсестринской того отделения, в котором лежала Аня с ребенком, пропали какие-то медикаменты. Когда стали искать виновного, подозрение сразу же пало на Аню: в женской колонии побывала, ребенка нагуляла, ни кола ни двора – она и есть злоумышленница. Первой такое предположение высказала всеми уважаемая Нина Васильевна, к мнению которой, конечно же, прислушались. Дело закончилось тем, что Аню лишили родительских прав, а ребенка отправили в «казенный дом». Пока неопытная и немного в жизни понимавшая Аня искала следы дочери, ее удочерили и увезли из Кишинева бездетные супруги из Одессы. С тех пор она так и не смогла ничего узнать о ее судьбе. Вот тогда Аня действительно стала такой, какой виделась Нине Васильевне: загулы, пьянки, гулянки.
С рождением второй дочери «красивая жизнь» стала ей неинтересной и ненужной. К тому времени она уже работала токарем на тракторном заводе, жизнь постепенно налаживалась, и, казалось, все самое страшное уже позади. Но тут ее девочка заболевает отитом и попадает в больницу. Аня, конечно, рядом с ней. Лекарства не помогают, ребенок кричит сутками, кто-то подсказал, что надо к больному ушку приложить грелку. Девятнадцатилетняя Аня мало что смыслит в таких делах, и в результате ребенок получает ожог ушка.
Больница – та самая, в которой Аня лежала с первой дочкой, и медперсонал тот же. И слава у Ани – известная. О случившемся сообщили Нине Васильевне, ее вердикт таков: ожог неслучаен, такие, как Аня, не имеют права рожать детей. Аню выпроводили из больницы, велели прийти на следующий день. А на следующий день вдруг выясняется, что в отделении у одного врача пропало кольцо. Кто виноват – ясно. Снова лишение родительских прав. Дочь отобрали, куда отправили – неизвестно, но Ане приказали: забудь, не порть ей жизнь и не рожай больше, потому что ты недостойна быть матерью.
Так выглядит история Аниной жизни, увиденная ее глазами. Будь сегодня жива Нина Васильевна, мы наверняка услышали бы иную версию и, возможно, узнали бы совсем иную историю, потому что и «невооруженным» глазом видно, как много «нестыковок» в той, что изложена Анной Николаевной. Лишить женщину родительских прав только за то, что из медсестринской пропали лекарства, или за то, что у врачихи кто-то стащил кольцо, мягко говоря, фантазия. Что было в действительности – знает только сама Анна Николаевна, но ведь не обо всем, что было в жизни, хочется помнить… Нельзя отрицать и другое: да, есть люди, которые, пересекаясь с другими и принимая в их судьбе участие, приносят только горе и беду. И все – из добрых побуждений и непоколебимой веры в непогрешимость собственного мнения.
А закончилось тем, что в один день она бросила все в ставшем ей чужим городе и уехала далеко-далеко, в Казахстан, где начала свою жизнь с чистого листа. Те края оказались для нее счастливыми, она приобрела другую специальность, стала уважаемым человеком, вышла замуж за хорошего человека, которому без утайки рассказала всю свою жизнь и была понята им. После рассказа Анны у ее мужа появилась мечта: купить машину, на ней съездить с женой в Молдову и постараться отыскать следы ее дочек.
Не получилось. Муж умер, так и не успев побывать с Анной Николаевной в Кишиневе. После его смерти случился у нее нервный срыв: ей все казалось, что вот она идет по широкой дороге, а навстречу ей бегут ее девочки в белых воздушных платьицах. Еще чуть-чуть – и они встретятся, но вдруг дочки исчезают, уплывают куда-то, и она снова одна на пустынной дороге.
В один из таких дней Анна Николаевна отправила письмо-заявку в молдавский корпункт российской телепередачи «Жди меня». «Не знаю, простят ли меня мои друзья, если найдут друг друга, – написала она, – но в любом случае очень хочу, чтоб они знали, что они сестры».
А спустя короткое время в корпункт пришло другое письмо, уже из Николаева, от Елены Н. Она разыскивает маму, которую совсем не помнит, и сестру, которая, по слухам, была у нее. И надо быть таким неравнодушным человеком, как руководитель кишиневского корпункта телепередачи «Жди меня» Оксана Вивич, для которой чужого горя не бывает, чтобы из сотен писем, ежедневно поступающих в корпункт, вычислить и соединить именно эти два – матери и дочки, спустя десятилетия одновременно подавших весточку друг другу.
Они встретились. Только финальной сцены со слезами радости, очищения и умиления не случилось. А то, что пришлось наблюдать невольным свидетелям, потрясло и повергло в шок.
Вот они сделали первые шаги навстречу друг другу – немолодая женщина, так и не познавшая радости материнства, и рожденная ею дочь, всю жизнь страдавшая от мысли, что она – брошенный ребенок. И тут Анна Николаевна упала на колени и поползла к Елене, исступленно повторяя: «Прости меня, доченька, прости за все».
Какие воспоминания пронеслись в те мгновения в душе Елены, какие слова были готовы сорваться с ее губ, но так и не прозвучали – то знает только она, но покаяние матери не нашло отклика в ее душе. Она молча смотрела на лежащую у ее ног Анну Николаевну, что-то мучительно вспоминая, а потом, резко повернувшись, ушла, не оглянувшись. Они разъехались, так и не встретившись больше, – раздавленная и уничтоженная Анна Николаевна к себе в Казахстан и Елена – в Николаев. Каждая – со своей правдой и со своей болью. И ту, и другую можно понять, и тем не менее – лежачих не пинают, не так ли? Не потому ли у всех невольных участников той жуткой сцены на глазах стояли слезы и не покидало чувство неловкости и вины? За что – вины? Но разве можно все движения человеческой души объяснить словами?
Прошло время, и вот недавно Оксане Вивич позвонила Елена. Просит дать ей адрес и телефон Анны Николаевны. Говорит, что много передумала с того страшного для нее дня.
Будет ли у этой истории продолжение? Кто знает…
Выбор читателей
Комментарии