Закон тяготения Сергея Горбушина

Науки делятся на две группы – на физику и собирание марок.

Эрнест Резерфорд

Ему нравятся любопытные задачи и курьезные тексты, он не любит показухи и радуется, когда у других получается что-то сделать хорошо. А еще ему приятно бывать в МГУ, потому что здесь учатся многие его выпускники, и он очень дорожит своей школой, считая, что в 1514‑й работают самые увлеченные, эрудированные и широко мыслящие люди. Сам же Сергей Горбушин преподает физику, и это ему тоже нравится: учить других понимать логику основных механизмов и закономерностей существования окружающего мира.

Только физика

Для поступления после школы он выбрал физический факультет Московского государственного педагогического института имени В.И.Ленина, до сих пор вспоминает о своей альма-матер с огромной теплотой, впрочем, дружба с людьми, с которыми связана его юность, остается важной для него и сегодня. А профессия, ставшая его жизнью, оказалась гораздо более захватывающей и интересной, даже чем он думал вначале:

– Я даже представить себе не мог, что профессия учителя до такой степени хороша.

На уроках он любит решать задачи. Они разные, но именно они показывают, что усвоенные рассказы о законе сохранения и превращения энергии или принципах инерции пошли впрок. Для физики в школе это и есть самая эффективная практика, доказывающая, что пришло понимание, зачем учить физику. А вот о том, как это делать, Сергей Александрович написал книгу.

– В «Как можно учить физике», – рассказывает педагог, – подробно рассмотрен методический аспект изучения всех основных разделов современной школьной программы по физике. Особое внимание уделено методическим вопросам формирования у учащихся навыка решения задач, как типовых, так и повышенной трудности. Я постарался осветить и проблемы, с которыми неизбежно сталкивается любой профессионал, работающий с детьми, чтобы помочь их избежать или, по крайней мере, справится с ними.

Педагогическое образование дало Сергею Александровичу понимание, что работа в школе – прежде всего работа. Горбушин говорит:

– Нельзя путать свое существование здесь со своей личной, частной жизнью. Не надо сокращать дистанцию между учителем и учеником, это самый действенный инструмент.

Но это он только с виду так строг, что, впрочем, позволяет его ученикам действительно, не отвлекаясь на сиюминутное, погружаться в точность расчетов, а затем выигрывать многочисленные конкурсы для молодых физиков и получать 100 баллов на ЕГЭ. И поступать в любой вожделенный вуз, куда с такими крепкими знаниями берут весьма охотно. И очень часто именно тогда между учителем и его уже бывшими учениками рождается дружба, основанная на взаимной благодарности и общности интересов.

– С выпускниками я общаюсь довольно много и, признаться, на них не нарадуюсь, – говорит Горбушин. – Школьникам лучше все же сказать: «На этот вопрос я отвечу утром после выпускного вечера, когда мы не будем связаны служебными отношениями». И вообще я стараюсь с ними по душам до этого времени не разговаривать.

Особая интонация

Сергей Александрович умеет многое: анализировать Хармса, писать книги, внятно и логично объяснять законы термодинамики, проводить вебинары для подготовки к ЕГЭ. Не умеет одного – халтурить. Убежден, что дети могут простить излишнюю эмоциональность, но, если учить их дурно, они этого не простят.

– Когда я учился в школе, – вспоминает педагог школы №1514, – у меня было такое представление о физике: прочитал параграф – пересказал, прочитал – пересказал… Я вообще не знал, что по этому предмету есть задачи. И сейчас за те два часа физики, которые есть в обычной школе, максимум, что можно, – это научить детей понимать, что написано в параграфе, решать задачи они не будут.

У нас часов больше, но ненамного. И первое, что мы должны за это время сделать, – подготовить их к поступлению в вуз. Планка очень высока, человеку, который решает все вступительные задачи на физфак или физтех, можно давать диплом, а не аттестат. Если мы хотим до этой планки дотянуться, нужно чем-то жертвовать. Отчасти экспериментом, например. Вот если сейчас собрать детей и сказать: «Дети, мы с вами будем заниматься удивительной, занимательной, познавательной физикой, но, правда, потом вы вряд ли напишете хоть какую-то олимпиаду», то родители их тут же заберут из этой школы и будут правы.

Конечно, интерес и прагматику можно объединить, и это возможно сделать тем многообразнее, чем больше в школе часов. Мы, например, стараемся это делать с помощью задач. Решать олимпиадные задачи весьма занимательно и одновременно с этим прагматически полезно.

Задача каждого учителя, чтобы ученик хорошо усвоил то, чему его учат. Интеллект растет постепенно. Галилей говорил, что книга природы открыта каждому, но написана она на языке математики. Так вот, чтобы эту книгу прочитать, нужно этот язык постичь.

Ему, и в этом Сергей Александрович абсолютно уверен, невероятно повезло со школой.

– В нашей школе мне очень нравится образ выпускника маткласса, – говорит Сергей Горбушин, – и я вижу – это очень важно – связь того, как его учат и чему его учат, с тем, что он получается именно таким – умным, саркастичным, с огромной самоиронией, незавышенной самооценкой, без экзальтации и пафоса. Они все веселые, оптимисты, что всегда сочетается в них с полнейшим отсутствием каких бы то ни было иллюзий.

Единственно настоящий оптимизм. Так что математический профиль мне так дорог не только потому, что он «ум в порядок приводит», он еще и с душой делает то же самое. Он в принципе формирует этот образ. Уберите математику – образ будет другой.

– И есть преемственность, – добавляет учитель. – У нас все факультативы, к примеру, ведут только выпускники. Вся физика второй половины дня – углубленная, занимательная, олимпиадная, профильные смены – все это целиком держится на студентах.

В математическом профиле приняты определенные интонации. Вообще интонация в школе очень важна – та, с которой учат, спрашивают, задают домашние задания, делают замечания… И многие поколения интонируют в этом регистре. Можно предположить, что это идет еще от Александра Николаевича Склянкина, директора школы в 1959‑1967 годах. Для Сергея Горбушина эта интонация, этот образ связаны с Валентиной Афраимовной Симановской.

– Валентина Афраимовна хотела очень тонкой вещи – математической школы с человеческим лицом, – размышляет Сергей Александрович. – И это удалось. Не будет преувеличением сказать, что школу создала именно она. В сущности, это авторская школа. И, к счастью, продолжает таковой быть.

Зачем нужна филология?

Только кто сказал, что физики и лирики – это разные люди? Сергей Александрович получил даже второе высшее… филологическое образование! Для того чтобы писать книги. У него есть соавтор – его бывший ученик, конечно же, математик. Объединил их изначально Хармс.

– Я поступил на филологический факультет во многом потому, что хотел заниматься Даниилом Хармсом, а ни в каком деле не хочется быть дилетантом. Хармса я услышал еще в студенчестве, и он стал моим любимым писателем. У него была абсолютно научная картина мира. Он совершенно точно представлял себе механику Ньютона. В дневниках он верно рисовал схему щелочного аккумулятора или двигателя внутреннего сгорания.

Вообще Хармс за всю жизнь не сказал ни одной глупости. Мне невероятно повезло с соавтором, Евгений Обухов, выпускник нашей школы, окончил мехмат. Он, кстати, тоже получил в качестве второго образования гуманитарное. Но, как говорил Ломоносов, «математику уже затем учить надо, что она ум в порядок приводит».

Учитель считает, что сегодняшние свои исследования по Шукшину (!) он пишет для души, к его работе в школе это отношения не имеет. О, как же он ошибается!

Он говорит: «Я учу детей решать задачи». Сначала типовые, затем сложные, для него это процесс созидания, во время которого рождаются умение связывать имеющиеся данные и формулы, понимание и, возможно, любовь к науке. Да-да, наш мир – сплошная физика, но, чтобы это осознать, необходим мудрый и очень терпеливый педагог, и тысячу раз прав Сергей Горбушин, лауреат Премии Президента РФ, обладатель гранта Правительства Москвы, неоднократный победитель Всероссийского конкурса фонда «Династия» в номинации «Наставник будущих ученых», уверяя, что работа учителя – это непрерывное творчество.