search
main
0

Загадки статского советника и кавалера Ивана Андреева сына Крылова

Александр РАЗУМИХИН, лауреат литературной премии конкурса «Добрая лира» («Премия педагогического признания»), который провело «Всероссийское педагогическое собрание». Он занял первое место в номинации «Познавательная литература. Научно-популярные произведения. Детская литература» (2007 г.).

К баснописцу пришла феноменальная по тем временам известность. Его узнавали простые люди на улице, показывали детям: «Вон идет дедушка ».

Продолжение. Начало в №№ 26-28

Постепенно он начал находить все больше самостоятельных сюжетов, зачастую связанных со злободневными событиями российской жизни. Так, реакцией на различные политические события стали басни «Квартет», «Лебедь, Щука и Рак», «Волк на псарне». Однако события, послужившие поводом для их написания, быстро забывались, и басни, написанные «на злобу дня», очень скоро начинали восприниматься как обобщенные произведения.

Часть басен Крылова родилась из русских пословиц. Басня «Мот и Ласточка» – из пословицы «Одна ласточка весны не делает», басня «Пастух» – из пословицы «На волка слава, а крадет овец Савва», басня «Крестьянин и Лисица» – из пословицы «Дай вору хоть золотую гору – воровать не перестанет», басня «Синица» – из пословицы «Ходила синица море зажигать, море не зажгла, а славы много наделала», басня «Лягушка и Юпитер» – из пословицы «Мне хоть весь свет гори, только бы я жив был», басня «Волк и Кот» – из пословицы «Что посеешь, то и пожнешь», басня «Лев и Мышь» – из пословицы «Не плюй в чужой колодец, случится в нем воды испить».

Басня превратила Крылова в поистине национального писателя, что ярче всего проявилось в эпоху Отечественной войны 1812 года. Именно он с наибольшей силой выразил тогда в баснях о войне народную точку зрения на происходящие события. В этот период общенародного единения и достигает расцвета талант Крылова.

В послевоенном 1814 году Крылов написал 24 басни, все до одной оригинальные.

Впрочем, были у него и басни, в основу которых легли более отвлеченные сюжеты («Любопытный», «Пустынник и Медведь» и др.).

О чем та или иная басня, современники зачастую заключали, исходя из ситуации, в которой она автором публично прочитывалась или вслед за каким событием следовала. Потому-то они и истолковывали многие басни по-разному, а вслед за ними терялись в догадках по поводу содержащихся в баснях намеков и более поздние исследователи.

Однако тем и хороши басни Крылова, что написал Иван Андреевич, например, «Квартет», подразумевая заседание Государственного совета, а через пару месяцев случилось событие, давшее еще одно толкование: будто бы Крылов имел в виду открывшееся в марте 1811 года салонное литературное общество ревнителей старины и традиций «Беседа любителей русского слова», разделенное на четыре разряда. Да, известно, что общество было создано несколько позже написания басни, но это не помешало ей обрести второе дыхание. И в конце концов басня поэта – она ведь не заявление в прокуратуру по конкретному поводу, а художественное произведение. Тем более замечательное, чем чаще возможны ассоциации его с действительными событиями и характерами. А повод? Что ж, повод он только повод.

Поэтому, что именно подразумевал Крылов, например, в басне «Лебедь, Рак и Щука», не так и важно. Если это и загадка Крылова, то из тех, которым нет отгадки, – просто не нужна она.

По большому счету, подобные истолкования мало чем отличаются от бытующих о баснописце легенд, документально, казалось бы, подтверждаемых современниками?

«Басня Крылова»

Если приглядеться к датам написания басен, можно увидеть, что в последние 25 лет литературной деятельности Крыловым написано только 58 басен, тогда как в первые двенадцать – 140.

Чем объяснить такое соотношение творческой активности баснописца? Только ли тут дело в возрасте? Еще одна загадка непревзойденного баснописца.

И вообще, что есть «басня Крылова»? Как ни странно, на сей счет нет единого мнения.

Безусловно, сатира, прежде всего политическая, – традиционно отвечало отечественное литературоведение со времен Белинского.

Нравоучительная аллегория, свод моральных правил, воспитывающих в человеке скромность, трудолюбие, честность, внушающих неприязнь к лености, хвастовству, зазнайству, чванству, чинопочитанию, лжи и лицемерию, – другая точка зрения.

Произведения, формирующие христианский идеал и выражающие дух русского православного народа, – есть сегодня и такое прочтение крыловских басен, имеющее под собой достаточно оснований.

Крыловские басни – жанр заведомо нравоучительный, должный бы исправлять общественные пороки и отстаивать гражданские ценности, на самом деле не басни, а лирические стихотворения очень высокой пробы. Потому что мораль крыловских басен часто не соотносится напрямую с самой рассказанной историей. Мораль как бы сама по себе, рассказ сам по себе – кому-то глянется и такой подход к басенному наследию Крылова.

Тема одной из самых знаменитых крыловских басен «Ворона и Лисица» – о власти лести над человеческим сердцем – относится к категории «вечных»: она восходит к французскому баснописцу Ж. Лафонтену, который, в свою очередь, заимствовал ее у Эзопа (VI век до н. э., Древняя Греция). Кстати, эзоповская басня переложена также римским баснописцем Федром (I век до н. э.); именно этот текст взял за основу русский поэт В. Тредиаковский для своей басни «Лиса и Ворон», которая, таким образом, стала переводом с другого перевода. Басни с этим сюжетом есть еще у таких поэтов прошлого, как Сумароков, Херасков.

Но только ли в сюжете дело? И вообще существенно ли, читая Крылова, знать, что перед тобой именно перевод? Например, маленькие дети, которым родители читают эту басню Крылова, теряют в своем восприятии от неведения, что это перевод басни Лафонтена? Осталась ли тут хоть толика французского? Хоть малость древнегреческого?

Вот «Ворона и Лисица» Ивана Андреевича:

Уж сколько раз

твердили миру,

Что лесть гнусна, вредна;

но только все не впрок,

И в сердце льстец всегда отыщет уголок.

Вороне где-то Бог послал кусочек сыру;

На ель Ворона взгромоздясь,

Позавтракать было совсем уж собралась,

Да позадумалась, а сыр во рту держала.

На ту беду Лиса близехонько бежала;

Вдруг сырный дух Лису остановил:

Лисица видит сыр, Лисицу сыр пленил.

Плутовка к дереву на цыпочках подходит;

Вертит хвостом, с Вороны глаз не сводит

И говорит так сладко, чуть дыша:

«Голубушка, как хороша!

Ну что за шейка, что за глазки!

Рассказывать, так, право, сказки!

Какие перушки! какой носок!

И, верно, ангельский быть должен голосок!

Спой, светик, не стыдись!

Что, ежели, сестрица,

При красоте такой и петь ты мастерица, –

Ведь ты б у нас была царь-птица!»

Вещуньина с похвал вскружилась голова,

От радости в зобу дыханье сперло, –

И на приветливы Лисицыны слова

Ворона каркнула во все воронье горло:

Сыр выпал – с ним была плутовка такова.

«1807»

А теперь сопоставим крыловскую басню с басней «Ворон и Лисица» Тредиаковского:

Негде Ворону унесть сыра часть случилось;

На дерево с тем взлетел, кое полюбилось.

Оного Лисице захотелось вот поесть;

Для того домочься б, вздумала такую лесть:

Воронову красоту, перья цвет почтивши

И его вещбу еще также похваливши,

Прямо говорила: «Птицею почту тебя

Зевсовую впредки, буде глас твой для себя

И услышу песнь, доброт всех твоих достойну».

Ворон, похвалой надмен, мня себе пристойну,

Начал сколько можно громче кракать и кричать,

Чтоб похвал последню получить себе печать.

Но тем самым из его носа растворенна

Выпал на землю тот сыр. Лиска, ободренна

Оною корыстью, говорит тому на смех:

«Всем ты добр, мой ворон,

только ты без сердца мех».

«1752»

Примечание: птица… Зевсова – орел; без сердца мех – чучело.

Между баснями Крылова и Тредиаковского всего каких-то пятьдесят лет. А какая языковая разница! Но дело не только в том, что легче фразы и более просты и понятны слова. Не в том, что Крылов превратил Ворона в Ворону, и перед нами сцена поединка двух «женских» характеров. Разница, и колоссальная, прежде всего художественная! Текст Тредиаковского – это, совершенно очевидно, зарифмованный труднодоступный пересказ, текст Крылова – поэтические строки, сохранившие естественность для современного читателя. Другой язык – другое мышление. Крылов не просто пишет проще, понятнее, он по-другому думает.

Как Крылов шел к этому новому не только для себя мышлению, можно увидеть, сравнив строки из крыловской басни со сходными строками в его же пародийной шуто-трагедии «Подщипа, или Трумф». Там цыганка расхваливает Трумфа:

Ну где есть личико другое

так беленько,

Где букли толще есть,

где гуще есть усы,

И у кого коса длинней

твоей косы?

Где есть такой носок, глазок,

роток, бородка

И журавлиная степенная

походка?

Ну, есть ли девушка

иль мужняя жена,

Чтоб на тебя взглянув,

не ахнула она?

С крыловскими баснями в русскую литературу вошла живая народная речь. Видна их очевидная связь с художественным миром русских пословиц, сказок, поговорок. И все это не только приподняло Крылова над предшественниками, но и выделило поэта среди современников.

Замечательно и то, что собственные стихи Крылова, легко запоминаясь, сами стали пословицами, вошли в народную речь. Таких крылатых слов из его басен осталось в русском языке много:

«А ларчик просто открывался» («Ларчик»),

«Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать» («Волк и Ягненок»),

«Ай, Моська! Знать она сильна, что лает на Слона!» («Слон и Моська»),

«А Васька слушает да ест» («Кот и Повар»),

«Услужливый дурак опаснее врага» («Пустынник и Медведь»),

«Беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник» («Щука и Кот»),

«Без драки попасть в большие забияки» («Слон и Моська»),

«Великий зверь на малые дела» («Воспитание Льва»),

«Да только воз и ныне там» («Лебедь, Щука и Рак»),

«Слона-то я и не приметил» («Любопытный»),

«Сильнее кошки зверя нет» («Мышь и Крыса»),

«Хоть видит око, да зуб неймет» («Лиса и виноград»),

«Демьянова уха» («Демьянова уха»),

«Если голова пуста, то голове ума не придадут места» («Парнас»),

«Зелен виноград» («Лиса и виноград»),

«Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку» («Кукушка и Петух»),

«И моего хоть капля меду есть» («Орел и Пчела»),

«И я его лягнул» («Лисица и Осел»),

«Из дальних странствий возвратясь» («Лжец»),

«Избави Бог и нас от этаких судей» («Осел и Соловей»),

«Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться» («Зеркало и Обезьяна»),

«Как под каждым ей листком был готов и стол, и дом» («Стрекоза и Муравей»),

«Крестьянин ахнуть не успел, как на него медведь насел» («Крестьянин и Работник»),

«Лебедь рвется в облака, Рак пятится назад, а Щука тянет в воду» («Лебедь, Щука и Рак»),

«Медвежья услуга» («Пустынник и Медведь»),

«Навозну кучу разрывая, Петух нашел жемчужное зерно» («Петух и жемчужное зерно»),

«Наделала синица славы, а моря не зажгла» («Синица»),

«Наши предки Рим спасли» («Гуси»),

«Римский огурец» («Лжец»),

«Они немножечко дерут, зато уж в рот хмельного не берут» («Музыканты»),

«Орлам случается и ниже кур спускаться, но курам никогда до облак не подняться» («Орел и куры»),

«От радости в зобу дыханье сперло» («Ворона и Лисица»),

«Охотно мы дарим, что нам не надобно самим» («Волк и Лисица»),

«По мне, уж лучше пей, да дело разумей» («Музыканты»),

«Пой лучше хорошо щегленком, чем дурно – соловьем» («Скворец»),

«Полают, да отстанут» («Прохожие и собаки»),

«Про взятки Климычу читают, а он украдкою кивает на Петра» («Зеркало и Обезьяна»),

«Рыльце в пуху» («Лисица и Сурок»),

«Тришкин кафтан» («Тришкин кафтан»),

«Ты все пела? Это дело: так поди же попляши!» («Стрекоза и Муравей»),

«Что сходит с рук ворам, за то воришек бьют» («Вороненок»),

«Чтоб гусей не раздразнить» («Гуси»),

«Щуку бросили в реку» («Щука»),

«А жаль, что незнаком ты с нашим петухом: еще б ты боле навострился, когда бы у него немножко поучился» («Осел и Соловей»),

«В семье не без урода» («Слон на воеводстве»),

«Где силой взять нельзя, там надобна ухватка» («Два мальчика»),

«Делу дать законный вид и толк» («Волк и Ягненок»),

«Как белка в колесе» («Белка»),

«Мартышка к старости слаба глазами стала» («Мартышка и очки»),

«На волка только слава, а ест овец-то Савва» («Пастух»),

«Ворона в павлиньих перьях» («Ворона»),

«У сильного всегда бессильный виноват» («Волк и Ягненок»).

Именно язык – отличительная черта таланта Крылова. Потому что Крылов – это прежде всего уникальное слияние разговорного языка, звучавшего в крестьянских избах, и высокого искусства, пленявшего воображение живущих в дворянских усадьбах. Язык басен Крылова, явившийся примером для Пушкина, Грибоедова, Гоголя, открыл первую страницу свода отечественной литературы, который сегодня мы именуем Золотым веком.

До Крылова басня была жанром, где действующие лица напоминали, скорее, кукол, нежели живых людей. Тогда как персонажи его басен несут в себе реальные черты людей. Его звери, птицы, рыбы – истинно русские люди, каждый с характерными чертами эпохи и общественного положения и с присущими им идеями. Мастерство рассказа, узнаваемые характеры, тонкий юмор, энергичность действия позволили Крылову создать своими баснями многофигурную портретную картину русского общества – от царя до пастуха. Басни его – истинное «зрелище жития человеческого».

Вопреки распространенному мнению, Крылов сочинял басни или, скажем, большинство басен, не по заказу. Он всегда носил с собой длинные лоскуты бумаги и, когда его посещало вдохновение, записывал на них строки очередного произведения или новый вариант уже опубликованной басни.

И еще об одном заблуждении, связанном с Крыловым. Его знаменитую басню «Стрекоза и Муравей» часто читают, даже не задумываясь, что Стрекоза, оказывается-то, вовсе не стрекоза. А кто же?

Вот что по этому поводу сказал великий кукольник Сергей Образцов:

«Совсем непонятно, почему и на домашних вечерах, и в школах так часто любят разыгрывать с маленькими детьми басню Крылова «Стрекоза и Муравей». Мало того что тема этой басни никакого отношения к детям не имеет, удивительно еще и то, что редко кто задумывается над тем, кто же она такая – эта самая стрекоза? Что это за насекомое?

Крылов взял ее у Лафонтена. Там она не стрекоза, а кузнечик. Так вот и у Крылова она кузнечик. В русском народном языке кузнечик называется стрекозой. Он «стрекает», то есть прыгает, и «стрекочет», то есть прерывисто скрипит зазубренными ногами о крылышки. Он скрипач, танцор, певец – что хотите, но только не беспрерывно летающее насекомое. Тем не менее надевают на худенькую девочку шапочку с усиками и привязывают к ее спине «стрекозиные» крылышки.

Ну а как же объясняют этой девочке текст басни? Или текст не самое важное? «К муравью ползет она…» Заметьте, не летит ведь, а «ползет» и рассказывает о причинах своего бедственного положения следующими словами: «До того ль, голубчик, было? В мягких муравах у нас песни, резвость всякий час, так что голову вскружило…» Проверьте слова «в муравах» – траве, значит. Когда это они «прыгают»? Кузнечик она. Кузнечик в каждой характеристике ее поведения».

Приходится признать, что в разговорной речи XVIII – начала XIX века слово «стрекоза» служило обобщенным названием для разных насекомых – овода, слепня, самой стрекозы и других. Любопытно и то, что в старинных иллюстрациях к басне Крылова изображался именно кузнечик, а не стрекоза.

Классик

Как случилось, что работа в новом жанре резко изменила литературную репутацию Крылова? Еще одна загадка Крылова.

Но издания его книг расходились огромными для того времени тиражами. Литератор, не так давно мечтавший стать хотя бы известным драматургом, чьи пьесы ставятся театрами, превращается в истинно народного писателя. Если первая половина его жизни прошла практически в безвестности, полной материальных проблем и лишений, гонений и бездомных скитаний, то в зрелости он окружен почестями и всеобщим уважением. Он признается классиком еще при жизни.

Поэт Константин Батюшков сразу же напророчил ему бессмертие.

Николай Гоголь назвал его басни «книгой мудрости самого народа».

Александр Пушкин отметил глубокое национальное своеобразие басен Крылова, которое увидел в «веселом лукавстве ума, насмешливости и живописном способе выражаться…»

Критик Виссарион Белинский в своей статье «Литературные мечтания» нашел в русской литературе всего лишь четырех классиков, поставив Крылова в один ряд с Державиным, Пушкиным и Грибоедовым.

Его любили и ценили самые разные люди, представители враждующих литературных кружков, он был принят при дворе. В доме писателя Нестора Кукольника замечательный художник К.Брюллов почти за один сеанс создал знаменитый портрет Крылова.

Можно сколько угодно дивиться, но, свидетельствует современник (и это уже никакая не легенда): «Впечатление, производимое его коротенькими творениями, было неимоверно: часто не находилось места в зале, гости толпились около поэта, становились на стулья, столы и окна, чтобы не проронить ни одного слова».

И это при том, что для всех знавших его современников (легко убедиться, открыв воспоминания любого) Крылов – ленивый лежебока, лукавый обжора, обаятельный неряха.

Параллельно с народным признанием шло и признание официальное.

Он избран членом Российской академии. Позже получил от нее сначала золотую медаль, а затем Большую золотую медаль за литературные заслуги. При преобразовании Российской академии в отделение русского языка и словесности Академии наук был утвержден ординарным, то есть действительным академиком (опять же по преданию император Николай I согласился на преобразование с условием, «чтобы Крылов был первым академиком»).

С 1829 года Крылов – почетный член Петербургского университета. Это он-то, не то что университетов не кончавший, но даже обычной школы не знавший.

Во время Отечественной войны 1812 года Крылов приглашен служить в Императорскую Публичную библиотеку Санкт-Петербурга (ныне Государственная публичная библиотека имени М.Е.Салтыкова-Щедрина) сначала помощником библиотекаря, позже – библиотекарем и заведующим Русским отделом). Работал в Публичной библиотеке при директоре Алексее Николаевиче Оленине, который очень уважал и всячески поддерживал Крылова.

Должности библиотекарей и их помощников поручались в то время известным в литературе лицам. Рядом с Иваном Андреевичем тогда трудились переводчик «Илиады» поэт Николай Гнедич, знаток славянской филологии А.Востоков, переводчик «Ифигении» и «Федры» Ж.Расина М.Лобанов (ставший затем одним из первых биографов Крылова), романист и драматург Михаил Загоскин, позже – поэт и друг Пушкина барон Антон Дельвиг.

Именно в эти годы Крылов рос в чинах, дослужил до статского советника, стал кавалером многих орденов, ему назначается пенсион в 1500 рублей в год, который впоследствии «во уважение отличных дарований в российской словесности», удваивается, а еще позднее увеличивается вчетверо. При выходе в отставку ему, «не в пример другим», определили в пенсию полное его содержание по библиотеке (11700 рублей ассигнациями).

В 1838 году Петербург торжественно отметил 50-летие творческой деятельности Крылова, по случаю чего была даже выбита памятная медаль с изображением Ивана Андреевича. Празднование превратилось в поистине всенародное торжество. Юбиляр был награжден, или, как тогда говорили, был пожалован, орденом Станислава 2-й степени. Петербургскими литераторами с высочайшего соизволения, то есть с одобрения императора, был дан обед в зале Дворянского собрания, куда почли за честь явиться многие сановники и знаменитости – около 300 человек.

Там во время чествования поэт Петр Вяземский впервые назвал баснописца «дедушкой Крыловым», читая приветственную «Песнь в день юбилея И.А.Крылова», которая начиналась строками:

На радость полувековую

Скликает нас веселый зов:

Здесь с музой свадьбу

Сегодня празднует Крылов.

На этой свадьбе все

мы сватья,

И ни к чему таить вину:

Все заодно, все без изъятья,

Мы влюблены в его жену.

Длись счастливою судьбою,

Нить любезных нам годов!

Здравствуй с милою женою,

Здравствуй, дедушка

Крылов!

Последняя строка несколько раз повторялась в стихотворении Вяземского, и с легкой руки поэта обращение сделалось народным именем Крылова по всей России.

К баснописцу пришла феноменальная по тем временам известность. Его узнавали простые люди на улице, показывали детям: «Вон идет дедушка Крылов!».

Иван Андреевич Крылов оказался писателем редкой судьбы. Нельзя не поразиться его творческому долголетию. Ведь первое крупное его произведение (комическая опера «Кофейница») и последнее крыловское издание («Басни в девяти книгах») разделяют 60 лет. И это при том, что баловнем судьбы он никогда не был, сполна испытав, сколь горек и труден хлеб честного художника.

Библиотекарь

Эта страница жизни Крылова самая что ни на есть тихая и спокойная, как и то дело, каким он добросовестно занимался на протяжении почти 30 лет.

В 1812 году, когда писатель начал работать в Публичной библиотеке, фонд отечественной литературы там насчитывал, трудно поверить, всего лишь 4 русские книги. Крылов занялся комплектованием фонда (часто редчайшими книгами), наладив тесные контакты с книгопродавцами. Через два года в фонде было уже 2 тысячи 300 русских книг, в 1836 году – 20 тысяч книг, а к концу его службы – около 30 тысяч экземпляров, не считая 10 тысяч дубликатов.

Однако Иван Андреевич не только оказался хорошим собирателем книг, но и много работал по составлению библиографических указателей и славяно-русского словаря. Ежедневно он продолжал библиографическую роспись русских книг, следил за поступлением в Русский отдел обязательного экземпляра всех печатавшихся в стране книг, сам шифровал новые книги, составлял каталоги.

Именно Крылов впервые составил список книг о Санкт-Петербурге, изданных с 1741-го по 1826 год. Другая серьезная его работа – Указатель по различным отраслям знания, содержащий свыше 3 тысяч наименований книг (изданных в 1663-1822 годы). Крылов принял в фонд собрание старопечатных книг Ф.А.Толстого (377 экз.) и 1300 рукописей. В 1815 году он составил правила пользования книгами в читальном зале.

И вообще, делал то, что должен делать каждый библиотекарь: беседовал с многочисленными читателями; расставлял книги на полках. Да мало ли еще какие занятия были в библиотеке, которая к тому времени стала настоящим очагом просвещения. Более тысячи книг в день выдавалось читателям.

Анекдоты

Ни о каком другом русском писателе не рассказывали так много анекдотов, как о Крылове. Один их них был записан Пушкиным, а потом попал в жизнеописание баснописца, составленное профессором российской словесности и ректором Петербургского университета П.Плетневым для первого (посмертного) полного Собрания сочинений Крылова:

«У Крылова над диваном, где он обыкновенно сиживал, висела большая картина в тяжелой раме. Кто-то дал ему заметить, что гвоздь, на котором она была подвешена, непрочен и когда-нибудь картина упадет и убьет его. «Нет, – отвечал Крылов, – угол рамы должен будет в таком случае непременно описать косвенную линию и миновать мою голову».

Можно подумать, анекдотический эпизод вовсе и не легенда, а черновая заготовка басни, где комическим героем является сам поэт, как всегда беспечный и неряшливый. Хотя, надо признать, вся история предстает в ином свете, если вспомнить, что Крылов был превосходным математиком.

Впрочем, это не единственная красивая легенда, связывающая два великих имени: Крылова и Пушкина. По сию пору редкий пишущий о Иване Андреевиче не воспроизведет эпизод, в котором в 1833 году Крылов рассказал Пушкину впечатления от пугачевщины, более полувека спустя, сохранившиеся в его памяти.

Вот этот рассказ Крылова в записи Пушкина:

«Отец Крылова (капитан) был при Симонове в Яицком городке. Его твердость и благоразумие имели большое влияние на тамошние дела и сильно помогли Симонову, который вначале было струсил. Иван Андреевич находился тогда с матерью в Оренбурге. На их двор упало несколько ядер, он помнит голод и то, что за куль муки заплачено было его матерью (и то тихонько) 25 рублей! Так как чин капитана в Яицкой крепости был заметен, то найдено было в бумагах Пугачева в расписании, кого на улице повесить, и имя Крыловой с ее сыном. Рейнсдорп был человек очень глупый. Во время осады вздумал он было ловить казаков капканами, чем и насмешил весь город, хоть было и не до смеху…»

Ничего не скажешь, замечательные впечатления, сохранившиеся в памяти 4-летнего мальчугана: про то, как «твердость и благоразумие имели большое влияние на тамошние дела и сильно помогли Симонову», про то, «что за куль муки заплачено было его матерью (и то тихонько) 25 рублей!», про якобы найденное в бумагах Пугачева «расписание, кого на улице повесить», с упоминанием имени Крыловой и ее сына, про капканы, какими военный генерал-губернатор Оренбурга намеревался ловить взбунтовавшихся казаков.

Кажется, это единственный случай, тем более документально подтвержденный авторитетом Пушкина, раскрывающий, как рождались анекдоты про Ивана Андреевича Крылова. Как видим, он сам их выдумывал и рассказывал. Пушкин анекдотический рассказ записал, но будете читать пушкинскую «Капитанскую дочку», посмотрите сами: использовал ли его? Хотя идеей о скромном служаке-капитане, похоже, воспользовался.

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте