Загадка века

Разбирая архивы, нашла листок белой бумаги с надписью «Автограф Доризо». Написанные ровным почерком стихотворные строки воскресили в памяти ту нашу первую встречу в Переделкине.

В гости к Николаю Константиновичу Доризо меня привела Елена Русакова, редактор новой книги поэта со знаковым названием «Моя любовь – загадка века». Столько лет прошло, но те часы, проведенные в беседе с поэтом, светят до сих пор. О многом мы успели поговорить, даже задушевно попеть вместе с мастером слова. В свое время его стихи распевала вся страна. Да и сегодня фильмы, где звучат песни на стихи Доризо, «Дело было в Пенькове», «Простая история», «Звездопад» нет-нет да появляются на экране. И не зря их считают народными.

Помнится, как в тот прозрачный осенний день к большим окнам бревенчатого просторного дома подступали яблони. «Приглашают на прогулку», – улыбнулся Николай Константинович, заметив наши взгляды. Вышли в сад. Поглаживая ствол каждой яблони, садовник вспоминал истории, связанные с ними. Называл красавиц ласково по именам. Рассказчик он был отменный.

…Последняя наша встреча произошла уже в больничной палате. Я шла по просторным коридорам загородной больницы и готовила заранее слова. Но увидела издали знакомую высокую фигуру, и у меня отлегло от сердца. Мы присели в холле, и я услышала: «Может, самое страшное то, что в больничной неволе, поверьте, не разделит с тобою никто одиночество боли…» Нет, стихотворные строки не звучали безнадежно. В них были утешительная жизненная мудрость и правда, которую надо принять. Физическая боль делает человека не только беспомощным, слабым. Она отделяет его от всех окружающих людей. Никто из них не может понести боль за тебя, даже просто разделить ее с тобою. И надо найти силы переносить одиночество боли. Поэтам дан талант облекать чувства в живительное слово.

Та наша последняя беседа долгое время не выходила у меня из головы. Николай Константинович говорил и о том, что все меньше с возрастом остается людей, с которыми можно говорить, не объясняя ничего. Тогда эта часть нашего разговора как-то выпала из сферы моего сосредоточенного внимания. И вот только сейчас, держа в руке листок, я поняла, почему на нем были записаны строчки двух других поэтов. И почему вся поэзия Доризо светла. Даже в печали.

«Все меньше тех вещей, среди которых // Я в детстве жил, на свете остается. // Где лампы «молнии»? Где черная вода со дна колодца? // Одно ушло, другое изменилось…»

За строками Арсения Тарковского о череде утрат, таких неизбежных с возрастом, следовала выдержка из Гете: «Так что ж осталось, если все пропало? // Любовь и Мысль! А разве это мало?»

…Проза жизни. Недавно мне пришлось растолковывать шестилетней внучке, что такое утюг с угольками. И про колодец пояснять, рассказывая ей эпизод из детства, как прожгла дырку на школьной форме.

Надежда ТУМОВА