За и против

За шесть лет в России – пятый министр образования. И каждый из них, приходя к власти, обещал продолжить реформы, предлагал свою политику. Довести начинания до конца не удалось ни одному руководителю российского образования 90-х годов.

Нынешний министр Владимир Филиппов надеется, что уж он-то решит многие проблемы. Дай Бог. Но в начале пути не помешает спросить совета у предшественников, учесть промахи и достижения. Мы обратились к экс-министрам с вопросами:

1. Были ли реализованы министерством после вашего ухода идеи, которые вы предлагали, но которые вам в свое время в министерском кресле не удалось реализовать?

2. Может ли быть, на ваш взгляд, выполнена “программа”, заявленная новым министром во время его выступлений на коллегии, “министерском часе” в Думе, встрече с профсоюзными руководителями?

3. Что, на ваш взгляд, необходимо сделать министерству в первую очередь?

1. Ответ на первый, достаточно широкий вопрос весьма затруднителен на короткой газетной дистанции. Но при желании такой ответ, в развернутом виде, можно найти в недавно вышедшей моей книге “Современная школьная реформа в России” (М.: Наука. 1998).

Отмечу лишь, что основные идеи, предложенные мною и моими коллегами в мою бытность министром образования, были изложены в “Программе реформирования и развития системы образования Российской Федерации в условиях углубления социально-экономических реформ”. Эта программа была одобрена правительством в августе 1992 года и тогда же опубликована. (Позже, в 1996 году, я повторил ее публикацию в приложениях к книге “Школьная реформа между “вчера” и “завтра”). С сожалением должен констатировать, что на девять десятых эта программа осталась нереализованной.

Тому были не только и, может быть, даже не столько “внешние”, объективные причины, связанные с общим экономическим кризисом и трудностями переходного периода. Немало было причин “внутренних”, обусловленных в первую очередь произошедшими позднее деформациями образовательной политики. В начале 1990-х годов директор Международного института планирования образования Ж. Аллак по этому поводу отмечал: “Опыт многих стран подсказывает, что главная причина сложности образовательного процесса лежит не только в финансах, но и в трудностях, которые нельзя решить денежными инъекциями”.

Его предшественник на этом посту, видный американский деятель и исследователь образования Ф.Г. Кумбс в 70-х годах более четко выразил ту же мысль, как будто предназначая ее для современной России: “Для того чтобы совладать с кризисом, каждой системе образования… понадобится многое такое, что вряд ли можно приобрести за деньги, – идеи, смелость, решимость, способность к критической самооценке в сочетании со стремлением к поискам и изменениям”. В нашей образовательной политике последних лет эти черты оказались в явном дефиците.

Единственным бездефицитным периодом в этом плане явилось короткое время – с марта по сентябрь уходящего 1998 года. Но это время было сломлено как общим августовским обвалом, так и стараниями консервативных политических и образовательных сил, которым оно было не по вкусу.

Что будет дальше – остается ждать. Хотелось бы по крайней мере, чтобы не было хуже.

2. В вашем втором вопросе слово “программа”, вероятно, не случайно взято в кавычки. Действительно, чего-либо мало-мальски стройного, походящего на программу у нового состава руководства министерства пока нет. По крайней мере в сфере среднего образования. Есть только самая общая “декларация о намерениях”, где наряду с такими уже традиционными козырями, как доктрина, Федеральная программа развития образования, его величество Стандарт, возникают всякие “шестерочные”, сопутствующие сюжеты – мол, надо заняться изменением содержания образования, сельской школой, связью обучения и воспитания и т.д.

Вместе с тем само по себе отсутствие на данный момент у нового министерства программы я не склонен драматизировать. По ряду причин. Во-первых, мы привыкли фетишизировать программы. Мы, как мне уже приходилось отмечать, – дети слов, идеологий и программ. Кажется, произнеси очередное слово, дай очередную программу – и все сразу образуется, станет на свои места. Нас так воспитали или загипнотизировали. И сеанс этого гипноза продолжается…

Во-вторых, а что, собственно, дали все эти программы – продовольственная, жилищная, образовательная и др.? Назовите хоть одну правительственную программу за последние не только десять, тридцать лет, образовательная часть которой была бы выполнена хотя бы на треть. Таковых нет.

В-третьих, за любым программным бумом в сегодняшней обостренной политической ситуации отчетливо высвечивается групповой, фракционный интерес – интерес очередных спасителей Отечества. Вот почему я с большим недоверием отношусь к нынешним потугам по изготовлению образовательной доктрины и Федеральной программы развития образования. Но об этом чуть позже.

И, в-четвертых, мне представляется несколько наивным разрабатывать сейчас программу выскальзывания из омута, в который мы грохнулись, вместо того чтобы принимать экстренные меры по преодолению произошедшего.

Вот почему (особенно в силу третьего и четвертого соображений) я спокойно и даже с некоторым сочувствием отношусь к нынешней, на время “беспрограммной” тактике правительства Е. Примакова. При условии, что это правительство должно незамедлительно предложить систему экстренных мер по выходу из кризиса.

То же относится и к Министерству образования. Однако, в отличие от правительства, в министерстве я пока не вижу ничего подобного такой системе мер. Новое руководство министерства, надо отдать ему должное, пытается “вытащить” эти меры из коллективного разума “номенклатурной общественности” – управленцев, проводя с ними многочисленные совещания. Но подлинная педагогическая общественность остается в этом деле пока в стороне. Да и само министерство также еще ничего нового и конкретного не предложило. Кроме опять же громких слов о необходимости разработки доктрины, Федеральной программы и “первоочередной задачи” введения стандартов. Не бедно ли? А ведь это много хуже, чем отсутствие на сегодня целостной программы действий у министерства. Так в омут может затянуть окончательно. И до программы не доживем.

Сказанное вовсе не означает, что я призываю министерство к “беспрограммному” существованию и только к реактивным действиям на нынешнюю ситуацию. Сами действия ведомства, адекватные обстановке, должны стать началом, истоком реальной программы стабилизации и развития системы образования. Что касается Федеральной программы развития образования, то это мертворожденный продукт бюрократического творчества, четыре года пролежавший в думских и министерских столах. Изготавливать сейчас второе “исправленное” издание этой программы – не более чем политическое самоубийство еще одного руководящего состава Минобразования. Программу надо делать заново. И на совершенно иных основаниях – прицельно, точечно выбирая приоритеты, не размазывая тощую кашу по пустой тарелке.

Точно так же и национальную доктрину образования необходимо делать иначе, чем она куется сегодня, – без спешки, суеты и фракционных истерик. Нужно быть очень сытым и очень обеспеченным, нужно не видеть того, как живут сегодня школа, учительство, чтобы полагать, что эта доктрина – первостепенная необходимость нашей сегодняшней образовательной жизни. Что она – наш спасительный исход, как возглашают многие ее адепты с левого фланга общественного спектра.

Да, им спешно нужна подобная доктрина. Но только как политическое средство: полгода назад – для борьбы с прежним правительством, сегодня – как инструмент борьбы за электорат накануне грядущих выборов. Отсюда – и фракционность организации всех работ по ее подготовке, и соответствующий состав так называемой Рабочей группы по разработке Национальной доктрины образования. Президиум Российской академии образования, например, делегировал в эту группу представителей только одной, НПСРовски ориентированной точки зрения, номенклатурно, по обычаю, приватизировав тем самым мнение всего академического сообщества.

Так, с помощью “доктрины” образование превращается из поля общенационального согласия в очередное поле сражения, поле реванша. И над ним уже звучат слова лидера КПРФ Г. Зюганова, брошенные на последнем съезде НПСР: “Товарищи, страна вступает во второй период национально-освободительной борьбы. Теперь во весь рост встает главный вопрос – вопрос о власти”. В том числе – о власти в образовании. Партийные уроки не проходят даром. Еще Н.К. Крупская учила: “Хочешь взять общество – бери школу!”

Не хотелось бы думать, что “беспрограммность” нынешней министерской позиции – лишь ширма для подобного рода уроков, для откровенного реванша, в частности – в образовании.

3. Сегодня страна, как никогда, бедна. И пространство для маневра, в том числе образовательного, предельно сужено. Мне кажется, что мы еще не осознали драматизм этой ситуации в полной мере. Между тем уже в текущем квартале минимальные расходы бюджета более чем в два раза превышают его запланированные доходы. И эту пропасть в предстоящем году власть скорее всего намеревается заполнять эмиссией. Значит, гиперинфляция зальет страну с головой. В этой ситуации надеяться на расширение или даже сохранение реального бюджета образования безрассудно.

Что же делать? Поднимать руки кверху? Вовсе нет. Просто пора не симулировать деятельность (от этого уже все устали – даже чиновники самого министерства), а по-настоящему засучить рукава. Пора наконец реально, а не виртуально действовать, заняв прочную линию обороны и постепенно превращая ее в линию наступления.

Первая и главная, на мой взгляд, задача министерства сегодня – это динамичная разработка и введение социальных стандартов в образовании, то есть минимальных государственных социально гарантированных нормативов обеспечения условий жизнедеятельности школы и образовательного процесса. Эти стандарты должны обозначить для государства и общества ту черту, за которую в образовании отступать нельзя, ту грань, которая предохраняет образовательную систему от распада. И значит – это нижний предел ответственности государства перед образованием, ответственности за сохранение права граждан на образование.

До введения этих социальных стандартов следовало бы оставить в покое пресловутые образовательные стандарты и прекратить все псевдотеоретические и псевдозаконотворческие потуги по их внедрению.

Не утихающий стандартизаторский зуд в образовании нагляднейшим образом свидетельствует о вырождении нынешней образовательной политики в квазиполитику.

Во-первых, “методическое лобби”, удовлетворяя за счет стандартов свое околонаучное любопытство, начинает все более и более нависать над этой политикой, определять ее направление и содержание, навязывать ей свои интересы, далекие от подлинных нужд и образования, и общества.

И, во-вторых, эта политика в последние годы все более и более явно выстраивает весьма специфический “социальный договор” между государством и образованием. Договор об односторонней ответственности образования перед государством: не приняв на себя никаких обязательств перед школой – в виде социальных стандартов, государство (под обликом образовательного ведомства) накладывает на школу жесткие обязательства – в виде стандартов образовательных. И характерно: чем более обостряется финансово-экономическая и социальная ситуация в сфере образования, тем активнее стандартизаторский раж. Но это уже не политика вовсе (тем более не ответственная политика), а заскорузлое государственное вымогательство. Или по-теперешнему – государственный рэкет.

Кроме названного первостепенного, обязательного шага, министерству надлежит предпринять еще комплекс действий, устраняющих внутренние препятствия для развития образования, если уж внешние препятствия, главным образом в лице недофинансирования, устранить пока невозможно. Назову важнейшие из направлений этих действий, которые пока не просвечиваются в деятельности министерства.

Первое. Расчистка правового поля образования, устранение явных и скрытых правовых тромбов и восполнение наличествующих правовых лакун.

Начиная с 1993 года и до настоящего времени, министерство, к сожалению, занималось только экстенсивным нормотворчеством, наращивая пирамиду правовых актов в образовательной сфере и не разрабатывая механизмов реализации базового Закона “Об образовании”. И потому этот закон сегодня наполовину не работает. (Вот и сегодня в “Плане законопроектной деятельности” министерства – все тот же экстенсивный подход: дальнейшее размножение законов по различным ступеням (звеньям) образования и по частным вопросам образовательной деятельности типа законопроекта “О перечне оснований, наличие которых препятствует занятию деятельностью в образовательных учреждениях” – безумно актуальная тема).

Между тем существует множество действительно актуальнейших проблем, от реализации которых зависят участь тысяч образовательных учреждений, судьбы сотен тысяч педагогов. И к ним еще даже не приступало министерство. К примеру – правовой вакуум вокруг школ-комплексов, профессиональных лицеев и т.д. Решение этих проблем не требует никаких затрат. Необходимы только добрая воля и профессионализм. Но то и другое, похоже, сейчас в дефиците.

Второе. Расчистка и обогащение финансовых потоков в образовательной сфере, обеспечение их целевого назначения, прозрачности и эффективности. Это касается не только бюджетных, но и внебюджетных средств. Введение налоговых льгот для инвесторов, спонсоров, благотворителей образовательной системы, необходимость чего декларируется с 1991 года, позволило бы наконец мобилизовать в этой системе немалые средства, которые сегодня находятся в теневом обороте и не достижимы ни для образования, ни для государства.

Третье. Разработка и правовое закрепление организационно-экономических механизмов, обеспечивающих и стимулирующих реальную хозяйственную самостоятельность образовательных учреждений, а также снимающих фискально-бюрократический гнет с их образовательно-производственной и предпринимательской деятельности. Последние ведомственные нормативные документы такого рода вышли еще до Закона “Об образовании” в 1990 году. После принятия закона ведомство в этом приоритетнейшем направлении деятельности не сделало ни шага. Нет таких шагов пока и сегодня.

И, четвертое. Пересмотр давно изжившей себя системы оплаты учительского труда, которая существует, по сути, без изменений с 1930-х годов. Коренной порок этой почти первобытной системы состоит в том, что учитель объективно заинтересован в перегрузке детей. Ибо чем больше на них обрушивается уроков, тем выше нагрузка, а следовательно, и зарплата учителя.

Задачи пересмотра этой потогонной системы оплаты труда состоят в том, чтобы, во-первых, разорвать порочную связку перегрузок учителя и ребенка и, во-вторых, вывести учителя из-за черты бедности, сделать его зарплату (может быть, совместными усилиями и государства, и самой школы) если не опережающей, то, по крайней мере, хотя бы не отстающей от прожиточного минимума. В этом суть. А не просто в текущей или запаздывающей индексации зарплаты учителя, о которой сегодня говорят и правительство, и образовательное ведомство.

Повторю, сегодня в “программе” министерства, по существу, не прослеживается ни одно из названных направлений деятельности. Но зато в разговорах об этой деятельности все громче раздаются голоса о необходимости усиления регулирующей роли государства и самого образовательного ведомства.

Сегодня модно говорить об усилении этой роли. Но напомню: regulare, по-латыни, означает не только подчинение определенным правилам и порядкам, но и установление четкого, необходимого для слаженной работы взаимодействия частей целого, создание надлежащих условий для достижения поставленных целей, нужных показателей. В этом суть регулирования, а не только и не столько в госконтроле, о чем назойливо пекутся многие неогосударственники.

Государство – не тюремный надзиратель, а менеджер, нанятый обществом для обеспечения его жизнедеятельности. Ведомство – составная часть команды этого менеджера. И потому обращение образования к своему ведомству звучит сегодня примерно так: “Не можешь дать – не мешай. Освободи от излишней опеки, от тех ведомственных помех и барьеров, которые затрудняют нормальное функционирование школы, ее развитие”. Это и нужно делать сегодня министерству в первую очередь. И на это должна быть нацелена его первоочередная программа.