На чтение: ≈ 8 мин.Она умерла в августе, до следующей весны не дожив… В этом году 23 октября поэту и барду Вере Матвеевой исполнилось бы 75 лет. Прожила она тридцать, шесть последних лет зная, что болезнь в любой момент может оборвать жизнь, и максимум для неё – ещё 5-6 лет. Так и получилось.
“…Я написала её, когда научилась по-человечески играть на гитаре. У неё есть имя, она называется “Жираф”. Я ничего не хотела. Я поначалу даже не знала, что будет. У меня просто сразу возник последний куплет. Возник он потому, что как-то мы встречали кого-то, чтобы проводить на день рождения, и по дороге мне один хороший приятель читал Заболоцкого. Я ничего не помню, конечно, кроме того, что “тихий ток из чаши А переходит в чашу Б”. Это последние слова. Но размер меня потряс до глубины души, потому что я тут же выдала последний куплет. Про себя, конечно, — я никому не сказала, что собираюсь песенку написать. Да я и не собиралась, наверное.
А потом я всё думала: “Что же такое написать к этому последнему куплету?” И я написала “Жирафа”. Поначалу она никак не называлась. То, что потом у меня возникли ассоциации, так это просто у Сальвадора Дали есть такая картина. Она называется “Жираф”. Там какая-то глинистая выжженная пустыня, вся в трещинах, какие-то немыслимые животные, а на горизонте стоит жираф, далеко-далеко, у него пылает грива, как факел. Жираф страшный, но то, что у него грива, как факел, это очень красиво. Этот жираф тоже возник у меня внезапно. Потом я решила, что эта песенка будет пародией на шлягер, шуткой. Но шутка, по-моему, тоже не получилась. Хотя песенку я все-таки люблю”.
Вера Матвеева
Всё проходит, говорят,
врут насмешники, поверь мне:
всё уйдёт от нас, наверно,
но в душе оставит клад.
И на нём печали камень, —
не воротишь, не зови —
крылья лёгкие любви
отзвенели ветерками.
Это грустно, но пока,
мой жираф златоволосый,
я внимаю звукам вёсен, —
осень очень далека.
Пламя гривы — слепнет взгляд —
средь пустыни прогорает;
я зажгла его и знаю,
что зажгла не для себя.
Но гори, гори, мой факел,
для кого — не всё ль равно…
Мне ж осветишь заодно
всё, что ночь таит во мраке.
А когда уйдёшь и ты,
пусть прольётся — ради Бога! —
на кромешную дорогу
рыжий луч шальной звезды.
Вера Ильинична Матвеева создала свой поэтический мир, свою волшебную страну. Она с детства увлекалась поэзией и фантастикой. И это – волшебно-фантастическое есть в её стихах.
Будет ласковый дождь,
и ветер поможет взлететь,
и сбудется всё, чего ждёшь,
и лёгкой будет печаль,
потому что над миром
будет ласковый дождь…
Один из любимых фантастов Веры Матвеевой – Рэй Брэдбери. Первая строка – это название его рассказа из “Марсианских хроник”. Рассказ, в свою очередь, был написан по мотивам стихотворения Сары Тисдэйл, которое цитируется в рассказе.
Стихи и песни Вера Матвеева начала писать очень рано, ещё учась в школе, но самые известные написаны за короткий промежуток с 1970-го по 1974-й годы. Вернувшись после операции и лечения домой, Вера в течение 1971 года окрепла настолько, что смогла включиться в активную жизнь. Подрабатывала в редакции журнала “Наука и жизнь” в отделе писем, отвечала на письма читателей по вопросам биологии. Пела свои песни в дружеских компаниях, на нечастых совместных концертах с друзьями по творчеству Виктором Луферовым, Владимиром Бережковым, Александром Мирзаяном. Участвовала в фестивалях самодеятельной песни. Была знакома с поэтом Леонидом Губановым, он предложил Вере Матвеевой сделать совместную программу, и она несколько раз с ним выступала.
Виктор Луферов однажды подарил Вере книгу стихов чешского поэта Константина Библа в переводах наших замечательных поэтов Леонида Мартынова, Новеллы Матвеевой, Евгения Винокурова, Бориса Слуцкого.
И она взяла из этой книги стихотворение “Сильней, чем плач воды на перекатах…” в переводе Новеллы Матвеевой и написала замечательную песню, которую пели и сам Виктор Луферов, а потом и Галина Хомчик, и другие исполнители. Вот такое неожиданное пересечение судеб двух талантливых поэтов и бардов, однофамильцев, но не родственников – Новеллы Матвеевой и Веры Матвеевой.
Несомненно, Вера Матвеева была оптимистом и мужественным человеком. Но обстоятельства её жизни, точнее, обстоятельства болезни неизбежно влияли на тональность творчества. Друзья вспоминают “потрясающий, абсолютно заливистый, серебряный, нараспашку” смех Веры. А ведь она каждый день балансировала на грани безысходности и надежды, как гимнаст на трапеции.
Я откачалась на трапеции,
к ночному небу прибитой звёздами,
оттанцевала на канате –
ах, так и надо, так и надо.
Всё это за мою гордыню мне:
неповторима я, неподражаема…
Теперь мне будет неповадно –
ах, так и надо, так и надо.
Я не завяла от отчаянья…
Канаты тоже бы, наверно, лопнули,
и мне тогда их не приладить,
чтоб так, как надо, так, как надо.
Пусть не разбилась я нечаянно –
всё, что мне выпало, сродни падению;
но не ищу я виноватых –
всё так, как надо, так, как надо.
Моя трапеция качается,
канаты тёплые там, где держала их.
Ах, я б прошла по кругам ада…
Но неужели так и надо?
Прозрачный серебряный голос Веры Матвеевой на аудиозаписи завораживает, иногда почти пугает глубиной отчаяния, преодолеваемого каким-то неведомым образом надеждой и светом.
Преодоление трагизма полётом.
…Будет лето, будет нива –
Жните хлеб и будьте живы.
Ничего, что я растаяла –
В песнях вам себя оставила.
Фото Веры Матвеевой с сайта i.mycdn.me
Выбор читателей
Комментарии