Я спросил у тополя… Сколько в нас природного, а сколько социального?

Уже второй месяц живу в лесном хуторе среди деревянных божков и коряг. Мое жилище – это полуоткрытый павильон. Есть крыша и есть стены. Но нет ни окон, ни дверей. Вместо них – проемы. От ветра и солнца спасают занавески, от комаров – марлевый полог, который я приобрел еще в Индии. Плюс – спальный мешок. Тоже, между прочим, жилище. Достаточно привычное. Главное – теплое. Выручает в любых обстоятельствах.

Все, что случается сразу за порогом моего лесного жилища, происходит одновременно и со мной. Во время дождя сквозь щели залетают дождинки, лучи солнца скользят по стенам, ветер колышет занавески, стойко держится запах сухой коры и трав, которыми устлан пол. Вот в такой обстановке и родились эти заметки. Очень кстати пришлись и строки, выуженные из труда Парацельса. «И следует понять тебе великую вещь, а именно, что нет ничего ни в небесах, ни на земле, чего бы не было также и в человеке», – утверждал Парацельс. Думаю, что и в человеке нет ничего, «чего бы не было также» в окружающей его природе. Умей только смотреть, наблюдать, сравнивать. Сколько вообще в нас природного (того изначального, что вдохнуло жизнь во все сущее на планете), а сколько «людского» – социального, приобретенного в процессе возведения этажей так называемого цивилизованного мира? Мы все чаще задаемся этим вопросом. Жизнь вынуждает. Я далек от мысли деяния людей, их поступки и устремления представить неким слабым отражением явлений природы, неким преломлением законов, по которым живут деревья, травы, камни, облака, птицы и звери. Однако почему бы все-таки не попытаться проторить мысленную тропку в дебри природы и там не поискать ответы. Земля крутится вокруг солнца, но в то же время и вокруг своей оси. Человек живет по законам государства, однако у него есть и своя ось, свой стержень. Если есть. Капля точит камень. Это происходит постепенно и очень долго. Но иногда потоки воды в одночасье пробивают каменные плотины, рушат горы. Общество развивается эволюционным путем. Но иногда в нем происходят революции. Они неизбежны, как цунами, сели, извержения вулканов и прочие природные катаклизмы-«революции». «Вся власть Советам!» В это верили, к этому стремились. Периодически соблазн всевластия возникает у царей, божьих наместников, главарей мафий. Однако даже поверхностное знакомство с явлениями природы убеждает, что это невозможно в земных пределах. Былинки на склонах клонятся в одну сторону, а невидимый поднебесный ветер гонит облака в другую. Волны разбиваются о скалы. Брызги взлетают высоко и попадают в щели, из которых торчат кусты. Потом ветер стихает. Сверху сыплется дождь. Но вот и он угомонился. Из-за тучи выплыло солнце – подсушило, перетряхнуло травы. Раздались голоса птиц. С разных сторон разные голоса, но в их нестройном хоре одно: нет и не может быть в этом поднебесном мире всей власти ни у ветра, ни у волн, ни у дождя, ни у солнца. Вся власть – это конец и этой власти, и этого мира… Мудрецы всех времен и народов по-разному высказывались о прямой или косвенной связи природных явлений и деяний человека. Собрание метких, остроумных, афористичных цитат на эту тему заняло бы не один том. Плюс богатейший фольклор, свод мировых мифов и легенд. Приведу здесь лишь библейское: «Идет ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги своя… Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем». Белый свет в природе состоит из радужного многоцветья. Это научный факт. Одновременно белый свет – это окружающий человека мир. Он (включая человека и различные человеческие общности) тоже многоцветен, разные краски, формы и узоры его внутренняя суть. Это факт его существования. Не соврет птаха песней своей и зобу не набьет. Сом из норы выставляет ус, а проплывающая мимо рыбка принимает его за червячка. Хвастает овца, что у нее хвост, как у жеребца, свинья в болоте хрюкает, считая себя первой красавицей, комар силой похваляется, а сова детьми, муха, сев на рог воловий, оповещает весь белый свет, что она вместе с волом пахала. В природе это инстинкт, одно из главных условий выживания, естественная поведенческая (для добычи пропитания или защиты) реакция. Очень хотелось бы, чтобы среди людей было по-другому. Но увы… Если человек – это все-таки (в первую очередь!) слепок природы, то и обман есть, может, и не первое, но безусловно одно из главных условий выживания как конкретных людей, так и всего общества. Плыла по воде льдина. Волны вытолкали ее на берег. Пригрело солнце, и льдина растаяла – возвратилась водой в воду. Неужели нужно исчезнуть, чтобы вернуться в свои берега? Так иногда происходит с целыми народами. Скошенный луг. Трава мертвая. Но почему так остро пахнет жизнью? Я устроился в уютной мелкой бухточке на одном из плавневых островков. Летом горожане тут строят балаганы, навесы, растягивают палатки, тенты, весной же, кроме браконьеров и рыбинспекции, никто сюда не заглядывает. Я быстро освоился на островном пятачке. Сверху лилось тепло, и земля принимала его, выплескивая в ответ разные звуки, краски, движения. Их хаотичность и пестрота поначалу озадачили меня. Однако недоумение, растерянность и вызванная ими досада вдруг сменились предчувствием перемен, ожиданием чего-то ранее испытанного, но все равно по-новому волнующего. Произошло это неожиданно после того, как я увидел на дне озерка двух черепах, сидящих друг на друге, – темный панцирь верхней черепахи прикрывал спину той, что находилась внизу. Две жизни, соединившись, пытались зачать третью жизнь. В рождении этой новой жизни, в потугах явить ее свету и утвердить и был смысл всего происходящего вокруг. Одни рыбины терлись о тростниковые корни, выпуская белое молоко, другие с раздутыми от икры брюхами устремлялись на прогретые солнцем мелководья. На торчащих из воды белых бескорых бревнах, празднуя свои весенние свадьбы, свились в клубок змеи. Птицы-самцы, обустроив гнездовья, надрывались визгом, треском, свистом, клекотом, завлекая птиц-самок. И повсюду взрывались почки, наряжая вчерашние серые берега в зеленые светлые обновы. Не может просто так, без отдачи все сущее (включая и человека) принять в себя и в себе растворить свет и запахи этих вод и этой земли. Исход и судьба сущего (включая и человека!) – дать толчок новой жизни. Все, даже едва народившееся, несет ее бремя. Нет веры словам. Они пытаются быть отражением жизни. Но она другая и всегда перед глазами. Однако нередко хоть и рядом, перед глазами, но неподвластна разуму, неощутима в сущности, неохватна в связях. Тогда верят словам. Любым. Знают, даже уверены, что они обман, искаженное отражение, но все равно верят. Так волны баюкают, лижут, жмутся к солнцу, которое отражается в реке. Светило остывает и скатывается к горизонту, а в его бликах на озерной воде почти нет света, тем более тепла. Все равно волны устремляются к ним – и толкутся на подступах, и вспыхивают озарением, и в себе растворяют остатки тепла. А потом падают сумерки, и мрачнеют воды, и стихают волны. И наступает час, когда над ними зажигаются звезды… Кто кого? Да, такой вот вопрос: кто кого одолеет? И азарт, и ожидание развязки. Но рядом всегда мои, а чаще чужие вопросы: за кого ты? На чьей стороне? За ответом привычно ухожу в лес. Попадаю под дождь. Уже освежился, уже промок до нитки. Сижу под кустом, трясусь и поглядываю на небо: когда солнечный кулак пробьет тучу, когда же ветер разгребет это облачное месиво? Я – за солнце и ветер! В другой раз на небе – ни тучки. Солнце шпарит целый день, и нет нигде от него спасения. Я жду освежающего ливня. Именно так думаю: чтоб не дождь – кое-как, а самый настоящий ливень, водяной обвал. Я жду его, и поникшие травы ждут. Правда, замечаю, что хоть и поникли стебли и скрючились, но нет в их изгибах враждебно-вопросительного «за кого?». Есть ожидание. И есть своя жизнь во время этого ожидания… Как-то попал в плавни сразу после сильного снегопада. Обычно в этот момент природа застывает как бы оглушенная – ни шороха, ни писка, ни треска не прорывается через снеговую толщу. Онемела земля. Но даже не это смущало. Под снегом исчезли все тропы. Сначала я ориентировался по руслам проток. Потом, приняв один из заснеженных плесов за полянку, а следующую за ней кривую протоку за овражек, сбился с намеченного пути и закружил по придавленным тишиной плавням. Я едва узнавал знакомые раньше по многим приметам осокори и вербы, и часто в растерянности останавливался, гадая, в каком направлении проложить по снежной целине тропу. Но такое состояние длилось недолго. Меня все больше увлекал процесс выбора пути, его зигзаги заставляли по-новому вглядываться в пни и корни, пространство между деревьями, в котором могла пролечь моя тропа, наполнялось осязаемым для меня смыслом. Прошло совсем немного времени, и стали чаще попадаться звериные тропки. Рядом с ними моя тропа ложилась увереннее и целенаправленнее. Снег покрывает землю, и звери по свежей пороше прокладывают новые тропы. Делают это уверенно и радостно. Человечество тоже все время вынуждено прокладывать новые пути. Куда? Причудливо изогнутое деревце, торчащее из скальной трещины, одинокая красавица-сосна «на севере диком», белоснежная лилия на болоте, дивной красоты цветок в ветреной пыльной пустыне – все эти растительные уникумы и дива часто возникают не благодаря, а вопреки разрушительным стихиям и природным аномалиям. Они рождаются и выживают как в борьбе с ними, так и приспосабливаясь к ним. В обществе часто происходит то же самое. По крайней мере это касается искусства. Март – по-старинному утро года, новолетие! Едва сошел снег, как повсюду заструились потоки. Ветка перегородила дорогу грязному ручью, он поднырнул под нее и побежал дальше. Но на сучке осталась белая пенная шапка. Она лохматилась, подрагивала под ударами струй, но держалась и – главное – стойко сохраняла свою необыкновенную свежесть и белизну. Откуда они? Как родились в мутных весенних водах? В потоках и водоворотах смутных времен зримы эти белые пенные островки – робкие сигналы новолетия. Давно отшелестел ветер в кронах раскидистых ив и могучих дубов. Но остались корни – они якорной хваткой сидят в грунте. Сердцевина пней прогнила, кора набухла, отслоилась, но комли прочно, как чугунные причальные кнехты, стоят на песчаном дне. А над тихой плавневой водой поднимаются их трухлявые срезы. Ветер роняет туда семена других растений и деревьев. И на пнях, переплетаясь ветвями, растут топольки, клены, аморфы; среди листвы – желтые, белые, синие цветы, красные бусинки ягод. Жизнь продолжается! Нет переводу человеческому роду, если здоров и крепок его корень.