Второе имя

Что еще у нас есть, помимо ФИО?

«Странный вы народ, блатные, как собаки жучки, ни имени, ни роду, одни кликухи поганые!» – кто не помнит эту легендарную фразу Глеба Жеглова из фильма «Место встречи изменить нельзя»?! Из нее следовало, что обращаться друг к другу по кличкам нехорошо, неправильно, советские люди так не должны поступать, ибо у каждого гражданина есть свои собственные имя, отчество и фамилия.

На тот момент, когда на теле­экранах нашей страны демонстрировали эту картину Станислава Говорухина, мы, разумеется, все это знали. И понимали, что имя и кличка – совсем разные вещи. Но, странное дело, и тогда, и много позже, и много раньше эти два пласта осведомленности лежали в нашем сознании на разных полках и даже, пожалуй, в разных комнатах. Да, безусловно, наличие клички у человека формально роднит его с преступным элементом. С другой стороны, куда девать тот факт, что они есть едва ли не у каждого второго жителя нашей деревни (да и всех соседних населенных пунктов)? Это притом что далеко не каждый из них сидел, а многие так вообще висели на доске почета. И эти «вторые имена» прилипали к ним настолько прочно, что некоторых людей мы знали именно по ним, а нередко бывало и так, что взрослые даже сами уточняли в разговоре: «Это который Вася Болотин? Бобок, что ли?» Ну несерьезно же заявлять, мол, все дело в том, что кличка и прозвище – это вовсе не одно и то же. Такое объяснение, как говорится, для бедных.

Почему людям давали именно те или иные клички и/или прозвища, часто оставалось тайной, возможно, с этим была связана какая-то давнишняя и не дошедшая до нас история, а может, они отражали какую-то особенность поведения человека. Скажем, одного моего дядю звали Котом за его всесезонную любвеобильность. Другого родственника долгие десятилетия называли Мичуриным, потому что он очень хорошо разбирался в тонкостях садоводства. Ребятам много старше меня еще в детстве дали прозвища Джага, Багра и Сала в честь популярных тогда иностранных футболистов. Еще одного соседа долгое время тоже звали в честь футбольного гения – Пеле, но с чисто русским деминутивом – Пелеша. И хоть сегодня это убеленный сединами мужчина предпенсионного возраста, про него местные знают, что он не просто Валерка, а еще и Пелеша.

Парня, жившего недалеко от нас, в детстве звали Зямой, непонятно, за что. Но он довольно быстро перестал на это откликаться, и об этом «имени» забыли. Его сверстника какое-то время звали Тюхой, потому что фамилия у него была Матюшин. Но и это как-то быстро сошло на нет. Точно так же перерос свое прозвище и мой одноклассник. В детстве его звали Йогой, потому что он не выговаривал имя Серега. Но, как и у американских индейцев, у которых людям в разном возрасте даются разные имена, у него тоже вскоре появилась более взрослая кличка – Скиппи, потому что он был долговязым, а по телевизору тогда показывали австралийский сериал про смышленого длинноногого кенгуру.

Другого одноклассника звали Фрем. Почему, история умалчивает, а у него самого уже не спросить, он умер. Но парень любил по­драться, и делал это весьма умело. А Фрем – слово, которое почему-то делало его тогда похожим на всяких разных голливудских мастеров боевых искусств. Кстати, у брата его была кличка Мужик. Все дело в том, что после армии тот вернулся пусть и такого же небольшого роста, как раньше (хотя мог бы и вырасти на целую голову, как некоторые), но чуть ли не вдвое шире в плечах, как настоящий взрослый… мужик!

А вот еще одному парню, с которым я учился, не повезло. Однажды, еще в начальной школе, он признался, что верит в Бога. И к нему тут же прилепилась кличка Монах. В те времена все мы были октябрятами, которые хоть и должны относиться друг к другу уважительно, но с религией их ничего не могло связывать, так же как позже пионеров и еще позже комсомольцев.

Гомонила, Толкач, Мотыга, Шефчик, Гуля, Гаврош, Копуша, Чиграш… За каждым словом чья-то судьба, каждого из них называли так или за глаза, или в непосредственном общении. Что интересно, некоторые даже гордились своим прозвищем, считая его чем-то вроде звания, добытого в бою. Так, брат моего одноклассника все годы, пока он учился в школе, да и много лет позже, был известен в округе как Горына. Почему? Оказывается, еще в детстве он был очень драчливым мальчуганом, и однажды, когда его поколотил парень сильнее и старше, убежал домой, вернулся с пустым чайником (общевойсковой, эмалированный, с изогнутым носиком!) и разбил им обидчику голову. «Ну и лютый, прям Змей-Горыныч!» – подивился народ и нарек его Горыной.

Любопытно, что у него было несколько братьев, одному из которых дали прозвище Кроила (причем никто не мог объяснить, почему), а вот остальных вплоть до старших классов звали хоть и по имени, но с прозвищным оттенком: Колюшка, Валерушка, Сашок…

Все они, повторяю, знали о своих прозвищах. Но почему-то за одними оно закреплялось, а к другим не приставало. Похоже, если слово метко и убийственно точно высвечивало и подчеркивало какую-то главную особенность человека, оно могло остаться с ним надолго независимо от того, хотел он того или нет. Но, если это было просто обидной кличкой, пришитой или прибитой к нему насильно, и на нее человек упорно не желал реагировать, тогда все это было не более чем досадным и мимолетным эпизодом в его жизни.

Так, одному директору злые ученики решили навесить кличку Болтень (у нас так называли нежизнеспособное яйцо-болтун, из которого уже не выведутся птенцы). А все потому, что у него с супругой (тоже учительницей этой же школы) несколько лет не было детей. Но потом родилась сразу двойня, и про Болтня как-то сразу все забыли. Зато позже его стали звать Хозяином. Что, учитывая его должность, вряд ли можно было считать кличкой, а характеризовало скорее с положительной стороны.

…Я знаю, что учителям вообще часто дают прозвища. И некоторые из них передаются из поколения в поколение – Перец, Косточка, Молоток, Гиря… Странно, однако, что при всем обилии окружавших меня кличек представителей самых разных возрастных и социальных групп, почти всех моих педагогов из тех, у кого учился я сам и с кем мне потом довелось работать в нескольких школах, все-таки звали по имени-отчеству. В худшем случае по фамилии. И совсем в крайнем по имени. «Вера сегодня совсем озверела!» – этого было достаточно для описания всей полноты происходящего, без каких-то дополнительных эпитетов. Возможно, это тоже показатель какого-то довольно свое­образного уважения, пусть и извращенного. Но ведь не Мымра же и не Сопля. А Вера!

Вы спросите, а были ли у меня самого клички? Не скрою, попытки нацепить то или иное обидное прозвище люди делали, и когда я был учеником, и когда служил в армии, и когда учился в вузе, и когда потом пришел работать школу. Но как-то не прижилось… вроде бы. По крайней мере, я об этом не знаю, а другие мне об этом не сообщают.
Значит ли это, что вопрос с «кликухами погаными» для меня закрыт?

Если бы все было так просто!.. Ведь Глеб Жеглов, когда совестил криминальных элементов, тоже прекрасно знал, что традиции давать друг другу и присваивать вторые имена были не только у разного рода преступников, но и у вполне себе чистокровных партийцев. Просто в одном случае у нас кличка, а в другом – партийный псевдоним, и попрошу не путать! Сонька Золотая Ручка (Блювштейн) – это плохо, а вот Землячка (Залкинд) – это хорошо. Камо (Тер-Петросян) – это хорошо, а Япончик (Иваньков) – плохо. Гуталин (Джугашвили) – плохо, а Сталин (Джугашвили) – хорошо. И так далее.

На определенном этапе жизни возникла ситуация, когда мне было предложено придумать для себя «новое имя». С журналистами это часто случается, согласитесь. Выбор был довольно большой, ведь никто и ничто, кроме морально-нравственных ориентиров, не могут ограничить человека в праве подписывать свои материалы другой фамилией. Но так сложилось, что ближе всего на тот момент мне был псевдоним, родившийся в процессе моей работы в школе и преподавания основ латино-греческой терминологии в вузе, – Доктор Фраус. Именно так были подписаны мои первые материалы, которые появились на страницах «Учительской газеты» и ряда других педагогических изданий. Потом, правда, потребность в этом отпала, однако двусмысленный псевдоним до сих пор сохранился в виртуальном пространстве, и именно под этим ником-юзернеймом я присутствую в самых разных социальных сетях.

Почему именно Доктор Фраус? Да все просто… Doctor – это «учитель», а Fraus – «коварство», «обман», «ложь». Странно? Нет. Просто на тот момент у меня был кризис жанра: как молодой педагог я стал всерьез задумываться, тем ли я занимаюсь, все ли делаю так, как нужно, и если да, то кому это нужно – мне, детям или какому-то дяде там, наверху? Выходило, что учу я их чему-то не тому и вынужден постоянно поступаться собственными принципами. Например, ставить не то, что ученик заслуживает, а то, что надо, давать на уроках не то, что детей интересует, а то, что нужно по плану, программе и учебнику, говорить не то, что думаешь, а то, что соответствует твоему высокому статусу учителя… И кто же я после этого, если не Doctor Fraus?

…Сейчас все эти душевные терзания позади. Я давно понял, что собой представляю. Поэтому подписываюсь своим собственным именем. Но адрес почты (drfraus@yandex.ru) так и не сменил…

Вадим МЕЛЕШКО, фото автора