Вспоминая деда…

​Мой дед Алексей Семенович Волков был призван в Военно-морской флот на Балтику, отслужил пять лет, был старшим матросом на минном заградителе «Марти», летом 1941 года готов был демобилизоваться, но война помешала этому. Вообще дед не любил рассказывать про войну…

Дед и дома-то бывал наездами: он зимой и летом работал комендантом пионерского лагеря «Салют», что от НИИАП. Раньше работал на заводе при этом закрытом НИИ, а потом стал комендантом лагеря. Так что он домой приезжал очень редко: приедет, а на следующий день ведет меня куда-нибудь в баню, потом в парк или к своему другу. Так вот в пионерском лагере это и произошло. 22 июня под конец первой смены в лагере всегда отмечали День памяти павших. Торжественная линейка, стихи, гирлянда к обелиску пионерам-героям, который стоял между четвертым и пятым корпусами. На трибуне ветераны войны из состава обслуживающего персонала: киномеханик-зенитчик, еще несколько человек и мой дед. Все с медалями, у кого-то вроде даже орден, а дед в своем пиджачке рабочем или в рубашке с коротким рукавом. «Деда, а ты почему свои ордена-медали не носишь?» – спрашиваю я и убегаю в отряд: там сейчас по телевизору очередная серия «Неизвестной войны» Романа Кармена начнется. Но где-то за неделю до Дня памяти выпросил я у вожатого почитать журнал «Техника – молодежи», а там в конце номера статья «Все врут календари…». В статье написано, что солидный английский справочник «Джейн», в котором собрана информация про все корабли всех флотов всех эпох, под фотографией, на которой изображен минный заградитель Балтийского флота «Марти», помещает подпись: «Елизавета» – бывш. «Штандарт», бывш. «Марти», бывш. «Ока». Дальше автор статьи сообщает, что составители справочника ошиблись, указав в названии прославленного корабля, первым на Балтийском флоте получившего звание гвардейского, имя «Елизавета». Так назывался корабль в фильме «Мичман Панин», а «сыграл» эту роль минзаг «Марти». Долгая и славная история у этого корабля, был он заложен в Америке как царская увеселительная яхта «Штандарт», после революции принимал участие в знаменитом «Ледовом походе», потом прошел глубокую модернизацию: богатую меблировку царских кают заменили на матросские кубрики, в трюмах оборудовали хранилища для морских мин, прорезали в корме лац-порты, через которые мины сбрасывали за борт. Новый минный заградитель получил имя какого-то революционера и вошел в состав Балтийского флота. С первых дней Великой Отечественной войны принимал участие в боях: ставил мины в Балтийском море, эвакуировал героический гарнизон полуострова Ханко, выжил во время перехода флота из Таллина в Кронштадт. В 1942 году получил звание гвардейского с георгиевской лентой на флаге и правом экипажу носить георгиевскую ленту на бескозырке. После войны был переименован в «Оку» (минзаги на флоте получали имена по названиям рек), потом был плавучей казармой, а после списания стал мишенью для испытания нового типа оружия – крылатых ракет. Так вот в какой-то момент после войны и исполнил заслуженный ветеран роль вспомогательного крейсера «Елизавета» в кинофильме, а наблюдательные англичане заметили название на носу корабля, сравнили с известными силуэтами советских боевых кораблей и поспешили внести изменения в академический справочник. «Да это же про дедов корабль пишут», – говорю себе я и бегом к деду. Как радовался он, когда в лагерной газете, вышедшей к Дню памяти павших, перепечатали эту статью из журнала.Как радовался я, когда в Музее блокады в Ленинграде в одной из витрин, в которой выставлены все ленточки с бескозырок матросов кораблей Балтфлота, среди многих черных ленточек я увидел георгиевскую гвардейскую ленточку с золотыми буквами «Марти». «Обязательно расскажу деду, порадую его», – думаю я. Я уже знаю, что из пушек он не стрелял: он был мотористом БЧ-5, обеспечивал кораблю ход. Он даже море редко видел, все у машин, котлов, трубо- и паропроводов. «Ты знаешь, каково это, когда корабль начинают бомбить: ты сидишь в машинном отделении и ничего не знаешь, а потом как в борт – бум-м-м – это ударная волна от бомбы, которая упала рядом с кораблем. И ты опять не знаешь: следующая мимо или попадет…» – редко делился он воспоминаниями. Теперь я понимаю, что и там, в машинном отделении, люди тоже воевали: потеря хода для корабля – смерть. Тем более для корабля, доверху загруженного минами.«Зачем ты столько хлеба режешь? Засохнет ведь!» – часто за столом сердился дед. Он никогда хлеб и даже хлебные корки не позволял выбрасывать – только птицам крошил в кормушку. «Мы ушли ставить мины в Балтийский залив. Задание выполнили, возвращаемся на базу в Кронштадт, радуемся – сейчас свежего хлебца пожуем, а то сухари надоели. Так мы на радостях во время приборки перед возвращением два мешка уже старых сухарей за борт выбросили. А чего их жалеть – нам новых сейчас дадут… Вернулись, а в Ленинграде карточки хлебные уже ввели… Мы потом эти мешки долго вспоминали». Всю блокаду дед провел в Ленинграде. Его корабль стоял на Неве напротив Медного всадника (я видел снимки, сделанные с немецкого высотного самолета-разведчика). «Как-то весной 1942 года нас послали в город со специальным заданием: очистить улицы и дома от умерших от голода. Ты представь себе: большой многоквартирный многоэтажный дом, пустой, все квартиры холодные, открытые. Входишь в одну, в другую – на кроватях под одеялами, тряпками, матрасами лежат мертвые. Целый дом – одни мертвецы», – как-то рассказал дед.В этом году ему исполнилось бы сто лет… Я шагаю по тем местам, где когда-то мы ходили вместе, и мне иногда кажется, что на моей георгиевской ленточке на груди под скупым мартовским солнцем иногда тусклым золотом проступают буквы «Марти».Олег ВОЛКОВ, учитель русского языка и литературы гимназии №2072