Все изменяется, ничто не исчезает. Завершился первый этап реализации Концепции модернизации российского образования. Каковы его итоги?

Об этом с министром образования РФ Владимиром ФИЛИППОВЫМ беседует первый заместитель главного редактора «УГ» Ирина ДИМОВА

– Владимир Михайлович, для многих сегодня очевидно, что перспективы развития отечественного образования напрямую связаны с программой модернизации, которая рассчитана на 10 ближайших лет. Три года назад решением правительства она была запущена. Начался содержательный, технологический этап. Кроме того, предстояло выполнить важнейшую задачу – донести до «низов» то, что решили делать «верхи», аргументированно доказать полезность и неизбежность реформы, убедить сомневающихся, снять у части общества, прямо скажем, довольно многочисленной, неприятие, а иногда и жесткое отторжение «навязанных» инноваций… Одним словом, совершить революцию в общественном сознании…

– Да, нам в самом деле предстояло совершить революцию в общественном сознании без революции в образовании. Убедить и объяснить, почему нужны перемены, сделать понятной и мотивированной идею модернизации. Как все начиналось? О новых подходах к реформированию образования заявили эксперты Центра стратегических исследований. Они вошли в основные направления социально-экономической политики Правительства РФ и приняты в 2000 году. Чем это было вызвано? В сфере образования к концу 90-х годов сложилась противоречивая ситуация. С одной стороны, радикальные и в чем-то прогрессивные преобразования, которые стимулировались Законом «Об образовании», другими инициативами в обществе, с другой – нарастающие нежелательные тенденции, которые заявляли о себе все больше и больше.

То, что, например, было и остается благом для школы – вариативность, – породило фрагментарность образовательного пространства и бесконтрольность действий некоторых учреждений. Введение рынка платных услуг стало причиной снижения качества образования, мы начали серьезно отставать от цивилизованных мировых тенденций в информатизации, компьютеризации, недостаточно адекватно реагировать на изменившуюся социально-экономическую ситуацию.

Нельзя сказать, что общество не было готово к переменам. Родители, дети, учителя испытали на себе назревшие проблемы – от детского сада до вуза. Но слово «реформа» настораживало. Поэтому и не было поначалу абсолютной поддержки нового пути в образовательной политике ни со стороны педагогического сообщества, ни со стороны широкой общественности. Пожалуй, переломный момент в некотором роде – доклад на Госсовете в августе 2001 года, в котором сделана небезуспешная попытка обобщить и выразить точку зрения различных субъектов образования: родителей, учеников, учителей, профсоюзов, органов власти, работодателей и т.д.

Появилась Концепция модернизации российского образования до 2010 года, и она стала своего рода общественным договором, закрепила приоритеты государства в этой сфере.

– Таким образом, к концу 2001 года была сформулирована новая государственная политика на длительную перспективу, но в то же время и объявлено о том, что разработка и осуществление модернизации нуждаются в широком общенациональном общественном обсуждении. Поскольку в России 39,6 млн. человек напрямую связаны с образованием и реформа затронет каждую российскую семью, предполагалось регулярно разъяснять населению суть изменений, цели, направления и результаты общественного мнения и общественной дискуссии – пристально изучать, учитывать при планировании и проведении модернизации образования. Решена ли эта задача?

– Давайте признаемся, что общественное мнение – это абстрактное понятие, не случайно социологов все время попрекают за необъективность. Существуют тысячи подходов, как учить и чему учить, и десятки тысяч – как реформировать. У нас в образовании часто бывает ситуация, если переиначить известный анекдот, «один педагогический деятель и целых два мнения». Чтобы обеспечить адекватность программы модернизации образования ожиданиям педагогической общественности, необходимы серьезные механизмы учета пожеланий, критических замечаний, предложений. С прошлого года мы начали их формировать. Во-первых, серьезнее работать со средствами массовой информации. Поскольку журналисты являются проводниками мнений, то важно было объяснить вам смысл преобразований, выслушать вашу критику. С помощью СМИ мы начали разъяснительную кампанию. Причем задача не просто транслировать информацию, а через письма, отклики, поступающие на те или иные публикации, собрать объективную картину мнений. Этому, кстати, очень способствует приложение «Модернизация: шаг в будущее», которое выпускает «Учительская газета». Ваши читатели – реальные эксперты.

Во-вторых, мы используем для «обратной связи» все возможные средства связи. Телефон. Постоянно работает Детская общественная приемная при Министерстве образования, которая отвечает теперь не только на вопросы, связанные с правами ребенка, но и по основным направлениям модернизации образования. Интернет. Все образовательные порталы, созданные по программе «Развитие единой образовательной информационной среды», а также наше новое интернет-издание «Большая перемена» включают в себя форумы, на которых проходит обсуждение документов, принимаемых министерством. Кроме того, в Сети проходят масштабные он-лайн-акции, такие, как Всероссийский августовский интернет-педсовет. Все высказываемые на обсуждениях мнения мы постоянно обобщаем, получая определенный срез настроений по всем текущим проблемам. Ну и, наконец, никто не отменял традиционную почту. Поток бумажных сообщений с изобретением электронной связи, поверьте, не иссяк.

В-третьих, мы используем общественную экспертизу на всевозможных общественных мероприятиях. Это, конечно, Российский образовательный форум, разделы которого прямо посвящены ФПРО и модернизации образования. Прошедший в Нижнем Новгороде второй гражданский форум – замечательная переговорная площадка по вопросам модернизации образования, там сотрудники министерства получили своеобразные наказы от самых различных общественных объединений, причем не только педагогических. В-четвертых, мы, безусловно, используем традиционные социологические исследования, проводим мониторинг общественного мнения. Недавно обобщены его результаты. Мы проследили динамику отношения руководителей органов управления образованием, научно-педагогической общественности к мероприятиям модернизации начиная с 2001 года. В целом ее одобряют: руководители органов управления (министерств) образования администрации субъектов РФ – 100%, управленцы районного уровня – 98,7%, ректоры вузов – 88,9%, преподаватели – 83,3%, директора школ – 95,6%, учителя – 90,7%. При этом они по-прежнему отмечают, что все необходимые условия для ее реализации пока не созданы. Процент тех, кто до сих пор не принимает эту идею не велик: ректоры вузов – 8,3%, директора школ – 4,4%, учителя – 9,3%. Самые сомневающиеся – это преподаватели вузов. Их – 16,7%.

– Давайте обратимся к тем позициям, которые на первом этапе программы модернизации выделены как важнейшие. Среди них восстановление ответственности государства, изменение статуса муниципальных учреждений путем передачи их в ведение субъектов Федерации. Выполнена ли эта задача? Делегированы ли государственные полномочия в этой сфере на муниципальный уровень, осуществлены ли в полном объеме намеченные меры?

– Возвращение государства в школу, слава Богу, произошло и стало ключевым моментом первого этапа. Небезынтересна и здесь история вопроса. В середине января 2000 года на съезде работников образования В.В.Путин, вступивший две недели назад в должность и.о. Президента России, впервые услышал из выступлений призывы вернуть школу на государственный уровень. Потребовалось много сил, времени, даже при непосредственном участии руководителя такого уровня, чтобы довести эту идею до воплощения. В конце 2002 года после многочисленных консультаций с субъектами Федерации, с главами крупных городов проект внесен в законодательную власть. 7 июля 2003 года закон о восстановлении ответственности государства в образовании, принятый Госдумой и Советом Федерации, подписан президентом. Такой путь прошла его инициатива, которая решила важнейшую задачу – субъектам Федерации переданы полномочия по заработной плате и финансированию учебных расходов школы, за местными властями остались ремонт, пожарная безопасность, оплата коммунальных услуг, все, что связано с буднями и реальными хозяйственными делами образовательных учреждений. Облегчит ли это тем и другим жизнь? Конечно, да. Теперь у местной власти одной головной боли меньше. Усилия могут быть эффективнее использованы в оснащении школ всем необходимым для ее функционирования.

– Это уже происходит в реальной практике? И здесь нет никаких подводных камней?

– Закон вступает в силу с момента его опубликования. Но поскольку это связано с новым бюджетом, сейчас идет работа, которая позволит с 1 января 2004 года перевести финансирование заработной платы и учебных материалов на уровень субъектов Федерации. Как он будет входить в жизнь, покажет время. Прогнозы оптимистические.

– Модернизацию образования многие понимают сквозь призму единого государственного экзамена. И хотя немало слов сказано о том, что проводимые преобразования не сводятся к ЕГЭ, он по-прежнему в эпицентре дискуссий, споров. Есть регионы, которые смело пошли на эксперимент, другие наблюдали, присматривались, остались и противники. Считаете ли вы, что 2003 год действительно стал годом масштабного эксперимента и предстартовым для полного внедрения ЕГЭ? Возможно ли это, ведь не секрет, что его по-прежнему боятся многие учителя, родители, преподаватели?

– Острота и масштабы дискуссий по ЕГЭ меня больше радуют, чем огорчают. Если звезды зажигаются, – помните? – значит, это кому-то нужно. Если есть интерес к теме, значит, она актуальна, востребована. Почему волнуются родители, учителя, ректоры, кстати, в меньшей мере сами школьники, тоже понятно. В некоторой мере затронуты глубинные интересы отдельных профессиональных групп. Вузы лишаются возможности быть бесконтрольными при приеме в вузы; качество работы школы, квалификация учителей будут теперь выявляться через независимую экспертизу.

Родители боятся потому, что не знают пока преимуществ и механизмов ЕГЭ. Довольно часто учителя драматизируют ситуацию с ЕГЭ, запугивают их. На примере Москвы это особенно заметно. Реакция директоров школ, даже известных, элитных, которые в ЕГЭ увидели для себя нежелаемый контроль извне, была поначалу весьма однозначной. Против. Сейчас, когда Москва пошла на эксперимент и включила в него половину округов, а выпускники увидели в этом свои преимущества (сдать ЕГЭ, затем в июле в обычном порядке сдавать вступительные экзамены, а данные ЕГЭ направить в 10-15 вузов), посыпались заявления, просьбы от родителей из других округов с просьбой включиться в систему ЕГЭ. Достоверная и непредвзятая информация меняет отношение родителей и учеников к этой новой форме сдачи экзаменов. Наша задача – помочь им в этом. Итак, ЕГЭ – это интересы обучающихся, с одной стороны, и более эффективное функционирование системы образования в масштабах государства – с другой. Не случайно число регионов, желающих быть в эксперименте, растет. На днях вынужден был отказать двум регионам, поскольку торопливость и неподготовленность здесь ни к чему. 47 регионов и 700 тысяч выпускников в 2003 году и 65 регионов в 2004 году и более 900 тысяч школьников – убедительные показатели жизненности идеи. И нынешний год смело отношу к предстартовому для внедрения. В 2005-м войдут в эксперимент 90% субъектов Федерации – более 80 регионов. С 2006 года – вся страна.

– А можно ли с такой уверенностью строить планы на будущее, если в разработках по ЕГЭ пока еще отсутствует экономический аспект?

– Не совсем понимаю, что означает «экономический аспект», но убежден, что тем, кому действительно нужен единый государственный экзамен, – это в первую очередь наши «потребители» – ученики, родители, экономия домашнего бюджета здесь явная. Не нужно дополнительных средств, чтобы преодолевать огромные расстояния, поступая в те или иные вузы, не говоря уже о взятках и поборах и дорогостоящих услугах репетиторов. Конечно, если уровень знаний отвечает всем необходимым требованиям и школьник достойно прошел через ЕГЭ.

Второе. Даже при самом поверхностном расчете можно увидеть, что затрат при традиционной схеме, когда дублируются выпускные и вступительные экзамены, не меньше, а то и больше. И не это главное. ЕГЭ – это частичное решение проблемы доступности образования. Когда малоимущий, но способный студент получает и социальную, и академическую стипендии, то, что недавно мы ввели в наших вузах, 600 + 600 рублей – сумма уже по крайней мере нормальная.

– Но проведение ЕГЭ в масштабах страны – не дешевое мероприятие. Всегда ли эксперимент, как сейчас, будет идти по преимуществу за счет федеральных средств? Какова цена вопроса – кто, за что и сколько платит?

– Средства выделяются на паритетных основах. Кроме того, в первый год эксперимента большая часть в регион шла из федерального бюджета, на второй год она становится меньше, третий год – уровень федеральных вложений еще более сокращается. При этом увеличивается доля бюджета данного субъекта Федерации. Когда эксперимент войдет в стадию общенационального внедрения, то его финансирование должно, по моему мнению, идти не из ФПРО, а осуществляться по смете как для федерального министерства, например, для разработки КИМов, для процедур федерального уровня, так и по смете в бюджете субъекта РФ с 2006 года.

– Владимир Михайлович, не кажется ли вам, что «меры» по модернизации практически пока не затронули глубинные, ценностные основы образования. Я имею в виду прочно утвердившиеся стереотипы в подходах к образовательным стандартам, довлеющие предметные «лобби», сохранившие «эгоцентризм» отдельных школьных дисциплин. Кроме того, весьма живуча и сегодня система репродуктивного усвоения знаний. Зачастую все это ориентирует учителя на нормативную, нетворческую деятельность. Окружающий мир меняется с огромной скоростью, а способы получения и осмысления знаний остаются прежними. Очень мало, на мой взгляд, инициатив по формам, методам, технологиям обучения, развития способностей школьников. Герцен, например, с благодарностью вспоминал Московский университет особенно за «методу», которая «важнее всяких сумм знания», а это когда было?

– Затронуто несколько тем. И все важные. О стандартах. Иногда слышу, «до сих пор они не утверждены» и как, дескать, работать без них. А как сейчас, в таком случае, преподает учитель? И не слишком ли мы преувеличиваем значение слова «стандарт». В школе введены определенные нормы – временные требования к содержанию образования по каждому предмету. Задачи новых стандартов – разгрузка учебного материала исходя из целесообразности, адекватности современной науке, емкости изложения, целостности, устранения излишней сложности, объемов, его перераспределения в профильное обучение и т.д. Здесь мы и столкнулись со стереотипами, о которых вы говорите.

Начались непримиримые споры: кто самый главный в школе – математик, географ, физик, химик, литератор и т.д. Валом пошли письма, в том числе и президенту, о якобы разрушении естественно-научного образования, запротестовали биологи, химики, географы, технологи (преподаватели труда), астрономы. Особенно трудно преодолевается гнев математиков, которые по-прежнему считают свой предмет царицей наук. И это при том, что по большому счету ни чьи права здесь не ущемлены, – более сложное содержание по предметам перешло в профильные классы. Из 11-летнего общего среднего образования ничего полезного и важного не ушло.

– Наверное, чтобы принять и понять смысл и значение новых перемен, нужно в самом деле подняться над узкопредметной парадигмой к системной, целостной и постараться увидеть перспективу…

– Согласен с вами и по второй теме. Мы много говорим о том, чему учить, и меньше – как учить. А вопрос существенный, он связан с идеологией общества. Раньше нас учили по штампам, устоявшимся формам, когда слово учителя для ученика было практически единственным источником информации, непререкаемым авторитетом. Мир изменился. Процесс обучения неизбежно становится диалогичным, поисковым, проектным. Педагогические технологии нужно направлять на развитие мышления, детей учить анализировать, самостоятельно добывать знания, чтобы они умели делать выбор, вступать в полемику, не соглашаться с догмами, участвовать в дискуссии. Опираться в таком случае на традиционные формы обучения только через классно-урочную систему уже недостаточно. Да и сам урок должен видоизменяться. И главное – измениться самому учителю. Модернизация педагогического образования такую задачу ставит. Кроме того новые информационные технологии дадут толчок для поиска и развития инновационных, активных и интерактивных методов, форм обучения.

– И при этом не оставить без внимания личность растущего человека, внутренний мир школьника-подростка, его культуру, духовность, нравственность. Тревожные сигналы о состоянии здоровья детей заставили государство озадачиться этой проблемой и начать серьезно работать над ней. Но заботясь о теле, нельзя забывать о душе ребенка. Если о физической культуре после того, как об этом сказал президент, стали по крайней мере чаще говорить, то об искусстве в школе как о важнейшем средстве воспитания эмоциональной, духовной сферы по-прежнему вспоминают от случая к случаю и, как правило, в контексте дополнительного образования. Литературу пытаются снова превратить либо в идеологический предмет, либо преподавать как литературоведческую дисциплину, историю – политизировать. Религия и школа – особая тема, в которой немало спекуляций, поверхностных суждений, скоропалительных действий. Как разобраться учителю в мировоззренческих, ценностных ориентирах, что от него ожидает общество? Складывается впечатление, что модернизация оставила в тени самое главное, не ответила на вопрос, какого человека воспитывает школа…

– Это вечная борьба двух составляющих одного целого – образования. Что важнее, обучение или воспитание? Несомненно, воспитание – на первом месте, о чем сказано и в Законе «Об образовании». Но вынужден согласиться, важность воспитания осознана пока еще не в полной мере, хотя и замечу, что в концепции модернизации российского образования все-таки сформулирована современная для школы задача – формировать новые жизненные установки личности, поскольку обществу нужны «нравственные, предприимчивые люди, которые могут самостоятельно принимать решения в ситуации выбора, способные к сотрудничеству, межкультурному взаимодействию, умеющие не только жить в гражданском обществе и правовом государстве, но «создавать их».

Науки и искусства, которые познает ребенок в школе, в том числе изучая мировые религии, постигая красоту и гармонию звуков, цвета, слова, рисунка, мелодии, должны помочь ему стать благородным, нравственным человеком. А результаты успешности школы нужно оценивать не только по качеству знаний, уровню обученности детей, а по тому, как она решает воспитательные задачи. Мы решили, что теперь при аккредитации и лицензировании надо ввести показатели, которые отражают именно эту сторону школьной жизни. Кстати, роль внеучебной работы органов ученического самоуправления должна быть более весомой. За три прошедших года мы продвинулись в этих вопросах, накоплен позитивный опыт и его надо распространять.

– Теперь о хлебе насущном. На первом этапе модернизации планировалось усовершенствовать структуру и увеличить бюджетное финансирование. Был и такой прогноз. 2003 год станет точкой отсчета в отраслевой системе оплаты труда в школе, которую разработали в недрах Минтруда в рамках заданных Минфином параметров. Обещали поэтапный переход на нормативное финансирование образовательных учреждений. Намечалась экспериментальная отработка моделей и других организационно-экономических механизмов, чтобы обеспечить доступность и качество образования и более эффективно использовать средства, направляемые в образование. Это случилось?

– За два года увеличение на 25% из федерального бюджета и примерно на 10% из бюджетов территорий состоялось. Но сейчас механизм финансирования будет меняться: во-первых, в связи с переводом школ на уровень субъектов Федерации. МО и Минфин подготовили и направили письмо в регионы, в котором изложили методику расчета нормативов финансирования общеобразовательных учреждений. Почему, собственно, не норматив, а методику? Закончились времена, когда кто-то наверху вводил их без учета численности, типа особенностей школ, например на Кавказе, в Якутии, на Севере, а кому-то нужно было их выполнять.

Второе. Мы практически готовы к переходу на отраслевую систему оплаты труда и разработали несколько вариантов ее введения в практику, но поскольку это касается не только образования, вопрос будет решаться в комплексе с другими бюджетными сферами. Есть еще одна важная новость. Мы намерены отойти от жесткой зависимости заработной платы учителя от количества аудиторных и классных часов. Почему так рьяно отстаивают свой объем содержания многие учителя-предметники? Они боятся, что потеряют часы, лишатся нагрузки. Недавно на нашу просьбу объяснить, почему нельзя сократить объем содержания, например, по географии, мы получили ответ из регионов, прямо скажу, для нас почти трагический. 98,2% опрошенных учителей считают, что сокращение объема в стандартах и программах лишит их часов, уменьшит нагрузку. Их волнуют не содержательные проблемы, не интересы ученика, а зарплата, что понять тоже можно. Вот вам и предметное лобби. Поэтому мы планируем перейти к так называемой штатно-оплатной системе, по аналогии с вузами.

Готовим предложения, которые определяют новый функционал учителя. В него войдут определенное более щадящее количество часов-уроков, чтобы учитель также полноценно в течение дня работал: с отстающими, одаренными, вел внеклассные занятия, встречался с родителями, повышал свою квалификацию, готовился к урокам…

– Действительно, хорошая новость. При таком подходе учитель лучше справится с задачей по воспитанию культурного, нравственного человека, учитывая индивидуальные особенности детей, развивая их творческие способности, включая детей в конкретную проектную, исследовательскую, практическую деятельность. У него будет время для общения с учениками, он сможет открыть для себя смысл и ценность своего труда.

– И еще одна важная перспектива, связанная с экономикой образования. По инициативе Президента РФ в социальной сфере мы должны перейти от системы сметного финансирования к оплате по конечному результату, т.е. по объему и качеству оказанных услуг. В здравоохранении это происходит через страховые полисы. Нечто аналогичное, как сказал однажды президент, должно действовать в учреждениях образования. Если университет «икс» оказывает более качественные услуги, чем университет «игрек», то первый должен получить и большие деньги. Но определяют, кто лучше, не бюрократы, не администраторы, а население. Система ГИФО должна стимулировать эти процессы. Нужно, чтобы заработали новые экономические механизмы в образовании.

– Владимир Михайлович, мы не раз касались в колонке «Говорят, что…» проблем НПО, СПО, вузов. Модернизация в этой сфере заявлена достаточно революционно: структурная и институциональная перестройка профессионального образования, усиление его ориентации на федеральный и местные рынки труда. Из практики видно, что ощутимых перемен здесь пока еще нет. Работники образования все еще спорят, хорошо это или плохо, опасаются столь кардинальных шагов.

– Структурная перестройка связана прежде всего со спадом числа обучающихся в них учащихся, студентов. В 2004 году выпускников школы будет меньше, чем в 2003-м. Прогноз таков, что в течение 10-12 лет этот спад продолжится. Нужно определиться, сколько учеников должны реально пойти в учреждения НПО, СПО. Если все это не просчитать, через 7-8 лет 100% выпускников школ могут быть приняты на бюджетные места в высшие учебные заведения.

Но обществу нужны и квалифицированные рабочие, техники. Что касается шума вокруг передачи НПО с федерального на региональный уровень, могу сказать, что уже 44% учреждений безболезненно решили эту проблему. В частности, это сделали Москва, Московская, Новгородская, Свердловская, Нижегородская области, Краснодарский край. И там не закрыто ни одно ПТУ. Тот, кто опасается этого, боится контроля со стороны местных властей. Ведь при федеральном финансировании никто не вмешивается, не проверяет, а сами учреждения находятся далеко, порой на другом конце России. Но так не должно быть.

– Пожары в школах, вузах, интернатах, к великому сожалению, тоже своего рода итоги 2003 года, только трагические, стали реальной составляющей нашей образовательной жизни. И так случилось, что пришлись все эти скорбные события на первый этап реализации программы модернизации образования. Что это: дикое совпадение, закономерность, случайность, неизбежность?

– Пожары всегда некстати. Беда – она и есть беда. Весной этого года началась череда пожаров, особенно сильные в Якутии, Дагестане, Бурятии. Президент РФ поручил нашему министерству, МЧС принять чрезвычайные меры по подготовке школ по противопожарной безопасности. То, что было сделано в этом году, причем по всей стране, во всех школах, на порядок больше, чем раньше, но и это не могло решить за полгода накопившиеся здесь за 10-15 лет проблемы. Деньги на капитальный ремонт практически не выделялись со времен перестройки. Старая электропроводка часто становится причиной пожаров. Есть и человеческий фактор. Мы не знаем алгоритма действий при пожарах. В общежитии РУДН, кстати, не так давно отремонтированном, именно человеческий фактор усугубил ситуацию. Студенты из Китая, Вьетнама, Африки, приехавшие в Россию три недели назад, не зная русского, а некоторые и английского языка, напуганные к тому же рассказами об опасностях криминала в Москве, не открывали двери своих комнат, когда в здании уже во всю пылал огонь. Страшная трагедия…

– Владимир Михайлович, чтобы не заканчивать на грустной ноте, скажите, пожалуйста, несколько слов о том, как в целом вы оцениваете итоги «Модернизации-2003» и первого этапа ее реализации.

– Определенно положительно. Но без чувства самоуспокоенности и самодостаточности. Та или иная выполненная или достигнутая задача вовсе не есть завершенный результат, «конечное состояние» системы образования. Модернизация – это процесс развития и постоянного движения вперед, это – качественные изменения, которые должны поэтапно происходить в образовании и подвергаться анализу, корректировке в соответствии с полученными результатами. Для этого необходимо обеспечить активное участие в модернизации как профессионального сообщества, так и общества в целом.

Да и быстротечное время вносит свои поправки. Все изменяется, как когда-то заметил философ, но ничто не исчезает.