Война и блокада: надо помнить, чтобы не повторить

К 70-летию освобождения Ленинграда от фашистской блокады в Петербурге подготовили много мероприятий и акций. В том числе и историческая экспозиция под открытым небом «Сохраните память о былом». Её частью стал проект «Улица жизни», когда вдоль Итальянской улицы от Манежной площади до Садовой улицы установили атрибуты военного времени – зенитное орудие, противопожарную технику, блокадный городской транспорт, афиши с анонсами культурных событий, проходивших в то время в Ленинграде, и стенды с агитационными плакатами и объявлениями жителей блокадного города. При этом Итальянская улица и Манежная площадь были выбраны не случайно. Именно здесь находились театры и другие учреждения культуры, которые не прекращали своей работы во время войны: Санкт-Петербургский театр музыкальной комедии, Государственный академический драматический театр им. В.Ф. Комиссаржевской, Дом радио, кинотеатры «Аврора» и «Родина».

К слову, у экспозиции было определенное число противников, взывающих к тому, что не стоит воссоздавать страшную и тяжелую атмосферу осажденного города. В этом есть, наверное, свой резон. Возможно, его увидели и организаторы экспозиции, поэтому и постарались избежать излишнего драматизма. Получилась вполне дружелюбная демонстрация техники и прочего блокадного антуража. Более того, некую веселость и без того дружелюбной атмосфере придавала и народная готовность фотографироваться на фоне всего, чего только можно. Даже на фоне оставленных на мешках с песком кусочков хлеба. Единственные, кто не торопился запечатлевать себя на фоне надолбов, полуторок и защитных оконных щитов, были бывшие жители блокадного Ленинграда, которые, кстати сказать, присутствовали в мизерном количестве. Потому что вспоминать об этих днях, а тем более увековечивать себя на фоне свидетельств тех дней, тяжело. Ведь хоть «Обстрел покоя больше не нарушит, сирены по ночам не голосят… Но след блокадный в душах – как тот неразорвавшийся снаряд» (Юрий Воронов).

Несколько лет назад мне довелось побывать на встрече бывших учителей, переживших блокаду, и надо заметить, что многие из них не хотели вспоминать те дни. А когда вспоминали, то слушать их впечатления детства было непросто. Вот, например, что рассказывала Галина Комиссарова, бывший директор школы № 421. «В 1942 году я получила паспорт. Мне было пятнадцать лет, и я только-только окончила первый курс педучилища. Нас посылали копать картошку недалеко от города Пушкина в село Кузьмолово, а когда наступали немцы, а они находились в Пушкине, мы до Ленинграда шли пешком. После объявления блокады я создала бригаду ребят: из тех, кто остался жив, кто мог ходить. Мы носили песок на чердак, а весной чистили нечистоты. Однажды откуда-то шли, и вдруг выбивается окно на первом этаже, и из него вылезает наш парень, Петя Устинов, и кричит: «Ребята, дайте поесть!» И умирает. У нас на руках. Это было очень страшно.

Еще помню, как к нам на Васильевский остров эвакуировали людей из Кировского района. У одной девушки, Зины, так распухли ноги, что она не могла их втолкнуть в валенки. Тогда она засунула ноги в голенища и так и ходила за хлебом и за водой. В одних голенищах. Но все-таки выжила. Из той нашей бригады остались я и Галина Олина.  А из восьми ребят из педучилища, которых мы проводили на фронт, вернулось двое. Остальные погибли».

А это воспоминания Майи Рудаковой, бывшего учителя географии школы № 250. «Мой отец был летчиком, служил на границе с Польшей, и мы, можно сказать, встретили войну лицом к лицу. Когда разбомбили аэродром под Белостоком, я до сих пор помню лицо немецкого летчика, который на бреющем полете гонялся за мной и сестрой, пытаясь нас расстрелять. Мне тогда было шесть лет. Нас, по сути, мамы спасли, потому что эскадрилья улетела еще ночью, и мы до конца войны не знали, где наши отцы. Мамы посадили всех на грузовик, и, таким образом, мы вернулись домой, в Ленинград. Здесь еще не было светомаскировки на окнах, в магазинах все было, и у нас, уже понюхавших войну, это вызывало ликование. Только немного успокоились, как 8 сентября 1941 года разгромили Бадаевские склады, что означало голод. Началась блокада. Я была не всю блокаду, нас вывезли осенью 1942 года через Ладогу. Но я помню, что наши мамы, когда сгорели Бадаевские склады, ходили туда собирать обгоревшие мешки из-под сахара и землю. Ее отмачивали и этой сладкой водой поили нас, что нас и спасло. На Среднюю рогатку ходили, вытаскивали из-под снега замерзшие капустные листья. Съели всю траву. Помню, как столярный клей разводили. Еще помню, когда нам дали немного овсянки, и мама сварила кисель, и я ночью вставала и тыкала в него пальцем, не веря, что это кисель. Наши родители работали круглосуточно, и нас отводили в круглосуточный детский сад, который существовал на Невском проспекте, 39, то есть в здании сегодняшнего Дворца творчества юных. Там нас кормили и поили, но, к сожалению, сад был нерегулярный.

Одна из самых страшных сцен войны, это когда мы плыли через Ладогу. В соседнюю баржу попали снаряды. Я до сих пор не могу видеть сцен, когда показывают подобное. Почему-то мне очень ярко запомнилось тонущее детское одеяльце. Года три потом меня лечили от нервного расстройства, я кричала во сне.

Окончив Ленинградский пединститут имени Герцена, работала учителем в Читинской области. Нас, ленинградцев, там чтили, почти как полубогов. Город, который выстоял в ужасе блокады, для всех без исключения являлся примером величайшей силы человеческого духа».

Я специально привела на «Улицу Жизни» своего сына. Мы не забирались в блокадные троллейбус и трамвай и не позировали оттуда, не фотографировались с солдатами и матросами. Просто ходили и читали блокадные объявления: «Меняю на продукты…», смотрели блокадную кинохронику, слушали блокадное радио. Правда, делать все это приходилось в толпе, и, когда сын попросил меня уйти отсюда, я не удивилась. Уже по дороге домой мы завернули с ним во Дворец творчества юных (Аничков дворец), где проходила акция «Свеча памяти», посвященная всем работникам дворца, погибшим во время осады Ленинграда. Здесь были свечи, дети и слова. Отрывки из детских сочинений о блокаде. Может быть, потому, что мы были отделены от яркого, гудящего пространства Невского проспекта, может, потому, что огонь свечей настраивал на рефлексию, но именно после увиденного и услышанного здесь сын сказал: «Я не хотел бы, чтобы все это повторилось». Если так же сказали дети, внуки, племянники тех, кто побывал на «Улице Жизни», то тогда она действительно стоила своего названия.

Фото автора