На чтение: ≈ 9 мин.К 70-летию освобождения Ленинграда от фашистской блокады в Петербурге подготовили много мероприятий и акций. В том числе и историческая экспозиция под открытым небом «Сохраните память о былом». Её частью стал проект «Улица жизни», когда вдоль Итальянской улицы от Манежной площади до Садовой улицы установили атрибуты военного времени – зенитное орудие, противопожарную технику, блокадный городской транспорт, афиши с анонсами культурных событий, проходивших в то время в Ленинграде, и стенды с агитационными плакатами и объявлениями жителей блокадного города. При этом Итальянская улица и Манежная площадь были выбраны не случайно. Именно здесь находились театры и другие учреждения культуры, которые не прекращали своей работы во время войны: Санкт-Петербургский театр музыкальной комедии, Государственный академический драматический театр им. В.Ф. Комиссаржевской, Дом радио, кинотеатры «Аврора» и «Родина».
К слову, у экспозиции было определенное число противников, взывающих к тому, что не стоит воссоздавать страшную и тяжелую атмосферу осажденного города. В этом есть, наверное, свой резон. Возможно, его увидели и организаторы экспозиции, поэтому и постарались избежать излишнего драматизма. Получилась вполне дружелюбная демонстрация техники и прочего блокадного антуража. Более того, некую веселость и без того дружелюбной атмосфере придавала и народная готовность фотографироваться на фоне всего, чего только можно. Даже на фоне оставленных на мешках с песком кусочков хлеба. Единственные, кто не торопился запечатлевать себя на фоне надолбов, полуторок и защитных оконных щитов, были бывшие жители блокадного Ленинграда, которые, кстати сказать, присутствовали в мизерном количестве. Потому что вспоминать об этих днях, а тем более увековечивать себя на фоне свидетельств тех дней, тяжело. Ведь хоть «Обстрел покоя больше не нарушит, сирены по ночам не голосят… Но след блокадный в душах – как тот неразорвавшийся снаряд» (Юрий Воронов).
Несколько лет назад мне довелось побывать на встрече бывших учителей, переживших блокаду, и надо заметить, что многие из них не хотели вспоминать те дни. А когда вспоминали, то слушать их впечатления детства было непросто. Вот, например, что рассказывала Галина Комиссарова, бывший директор школы № 421. «В 1942 году я получила паспорт. Мне было пятнадцать лет, и я только-только окончила первый курс педучилища. Нас посылали копать картошку недалеко от города Пушкина в село Кузьмолово, а когда наступали немцы, а они находились в Пушкине, мы до Ленинграда шли пешком. После объявления блокады я создала бригаду ребят: из тех, кто остался жив, кто мог ходить. Мы носили песок на чердак, а весной чистили нечистоты. Однажды откуда-то шли, и вдруг выбивается окно на первом этаже, и из него вылезает наш парень, Петя Устинов, и кричит: «Ребята, дайте поесть!» И умирает. У нас на руках. Это было очень страшно.
Еще помню, как к нам на Васильевский остров эвакуировали людей из Кировского района. У одной девушки, Зины, так распухли ноги, что она не могла их втолкнуть в валенки. Тогда она засунула ноги в голенища и так и ходила за хлебом и за водой. В одних голенищах. Но все-таки выжила. Из той нашей бригады остались я и Галина Олина. А из восьми ребят из педучилища, которых мы проводили на фронт, вернулось двое. Остальные погибли».
А это воспоминания Майи Рудаковой, бывшего учителя географии школы № 250. «Мой отец был летчиком, служил на границе с Польшей, и мы, можно сказать, встретили войну лицом к лицу. Когда разбомбили аэродром под Белостоком, я до сих пор помню лицо немецкого летчика, который на бреющем полете гонялся за мной и сестрой, пытаясь нас расстрелять. Мне тогда было шесть лет. Нас, по сути, мамы спасли, потому что эскадрилья улетела еще ночью, и мы до конца войны не знали, где наши отцы. Мамы посадили всех на грузовик, и, таким образом, мы вернулись домой, в Ленинград. Здесь еще не было светомаскировки на окнах, в магазинах все было, и у нас, уже понюхавших войну, это вызывало ликование. Только немного успокоились, как 8 сентября 1941 года разгромили Бадаевские склады, что означало голод. Началась блокада. Я была не всю блокаду, нас вывезли осенью 1942 года через Ладогу. Но я помню, что наши мамы, когда сгорели Бадаевские склады, ходили туда собирать обгоревшие мешки из-под сахара и землю. Ее отмачивали и этой сладкой водой поили нас, что нас и спасло. На Среднюю рогатку ходили, вытаскивали из-под снега замерзшие капустные листья. Съели всю траву. Помню, как столярный клей разводили. Еще помню, когда нам дали немного овсянки, и мама сварила кисель, и я ночью вставала и тыкала в него пальцем, не веря, что это кисель. Наши родители работали круглосуточно, и нас отводили в круглосуточный детский сад, который существовал на Невском проспекте, 39, то есть в здании сегодняшнего Дворца творчества юных. Там нас кормили и поили, но, к сожалению, сад был нерегулярный.
Одна из самых страшных сцен войны, это когда мы плыли через Ладогу. В соседнюю баржу попали снаряды. Я до сих пор не могу видеть сцен, когда показывают подобное. Почему-то мне очень ярко запомнилось тонущее детское одеяльце. Года три потом меня лечили от нервного расстройства, я кричала во сне.
Окончив Ленинградский пединститут имени Герцена, работала учителем в Читинской области. Нас, ленинградцев, там чтили, почти как полубогов. Город, который выстоял в ужасе блокады, для всех без исключения являлся примером величайшей силы человеческого духа».
Я специально привела на «Улицу Жизни» своего сына. Мы не забирались в блокадные троллейбус и трамвай и не позировали оттуда, не фотографировались с солдатами и матросами. Просто ходили и читали блокадные объявления: «Меняю на продукты…», смотрели блокадную кинохронику, слушали блокадное радио. Правда, делать все это приходилось в толпе, и, когда сын попросил меня уйти отсюда, я не удивилась. Уже по дороге домой мы завернули с ним во Дворец творчества юных (Аничков дворец), где проходила акция «Свеча памяти», посвященная всем работникам дворца, погибшим во время осады Ленинграда. Здесь были свечи, дети и слова. Отрывки из детских сочинений о блокаде. Может быть, потому, что мы были отделены от яркого, гудящего пространства Невского проспекта, может, потому, что огонь свечей настраивал на рефлексию, но именно после увиденного и услышанного здесь сын сказал: «Я не хотел бы, чтобы все это повторилось». Если так же сказали дети, внуки, племянники тех, кто побывал на «Улице Жизни», то тогда она действительно стоила своего названия.
Фото автора
Выбор читателей
Комментарии