Виктор ЕРОФЕЕВ: Учитель должен быть привилегированным членом общества

6-8 июня книжный фестиваль на Красной площади состоялся, вопреки петициям о его отмене, и стал первым массовым культурным событием в России за несколько месяцев всеобщей самоизоляции. Одним из участников фестиваля стал писатель Виктор Ерофеев, прочитавший в день рождения Пушкина свой рассказ «Индус и Пушкин». С классиками у Виктора Владимировича отношения особые, даже целый «заговор». Именно так называется новый проект писателя – «Заговор классиков» – подкаст, где Виктор Ерофеев рассказывает об уникальном явлении культуры – русском литературном ренессансе… Но беседа наша не ограничилась одной лишь литературой: с Виктором Владимировичем мы поговорили и о балансе между образованием и воспитанием, и о допустимости секс-просвета в школе, и об отсутствии в обществе какой-либо объединяющей системы ценностей…

– Виктор Владимирович, все течет, все меняется. В том числе, конечно, и школьное образование, в котором реформы (только за последние 20 лет) происходили чуть ли не каждые два года. Казалось бы, такое развитие – положительный момент. Однако зачастую приходится слышать резкую критику в адрес этих самых реформ. А вы как считаете, нужно ли сейчас школе снова меняться, и если да, то как?

– В первую очередь надо поднять статус учителя. И в материальном плане, и в морально-общественном. И здесь, конечно, я считаю, надо обратиться к зарубежному опыту, где преподаватель – значительная фигура в обществе. В той же Франции, например, Германии или Англии. Как только этот статус поднимется, учитель будет чувствовать себя сильным и значительным человеком, и иначе будет строиться сама система образования, и плоды просвещения будут намного слаще. Дети-то у нас прекрасные! Но если, например, в семье у ребенка грубость и жесткость, то привыкать к какой-то элементарной вежливости и каким-то иным правилам общения он должен хотя бы в школе. Каких-то серьезных препятствий к тому, чтобы этим занималась школа, я не вижу. Однако, к сожалению, это не всегда происходит. Вот и получается, что дети у нас прекрасные, просто плохо воспитаны. И эта «воспитанность» не должна быть атрибутом и характеристикой «оранжерейных» детей – нет, это должно стать нормой для детей, ведь «воспитанность» – это в первую очередь приобщение к общечеловеческим цивилизационным кодам, которые помогут им жить в мире будущего.

– Что для этого нужно сделать?

– Тут сложно сказать однозначно. Ну, может, создать общественный совет или какой-то комитет, который бы занимался этим всерьез. Безусловно, на эти настоящие, некосметические реформы образования необходимо выделить большое количество денег. Потому что, среди прочего, например, надо сделать так, чтобы в школу было приятно ходить, чтобы она выглядела хорошо, чтобы это было эстетическое зрелище – и снаружи, и внутри…

Наверняка я не смогу сейчас назвать все, что необходимо сделать, но я ведь и не занимаюсь профессионально школьным образованием! Тем не менее я понимаю, что если создать совещательный орган, где профессионалы смогут обсуждать эти вопросы, я подчеркиваю снова, всерьез, то, возможно, дело и сдвинется с мертвой точки. Главное, что нам необходимо усвоить, – без школы у нас нет будущего. Мы что – хотим все будущее отдать прошлому?

– Кстати, о воспитании. Не так давно во ФГОС были внесены изменения, которые расширили-таки воспитательную функцию школы. Тем не менее зачастую получается, что на бумажках одно, а в реальности совсем другое. Педагог как был ретранслятором знаний, так и остался… А на ваш взгляд, кто есть учитель?

– Здесь опять же правильно было бы обратиться к западному опыту, где учитель – это прежде всего личность, которая рассказывает ребятам о том, что такое жизнь и как в ней найти себя. И если он будет счастливым, довольным жизнью, то дети к нему потянутся. И он в свою очередь найдет, что сказать. Следуя этой логике, изучение любого предмета – и математики, и музыки, и рисования, и черчения – это должно быть прежде всего изучение самого себя, увеличение знаний о человеке. Когда обучение станет самопознанием, тогда будет возникать тема личности, тема выбора, тема ответственности и тема свободы… Нужно учить людей уже в старших классах анализировать вещи, и делать это с радостью. Анализ того, что происходит вокруг, анализ школьной программы и даже, может быть, анализ учителей – ничего в этом плохого нет – это дает возможность человеку правильно повзрослеть. Но если учитель будет скучным или несчастным, депрессивным человеком, то никаких плодов это не принесет.

У меня сохранилось о школе очень двусмысленное представление: я учился в московской школе №122 около Пушкинской площади, и у меня были учителя, которые сквозь эту свою несчастную жизнь что-то пытались донести до нас. И это была скорее борьба за выживание, нежели достойная подражания жизнь. И эта «традиция», я считаю, не должна сохраняться. Учитель должен быть привилегированным представителем нашего общества. Больницы и школы – это основа цивилизации. Представления об этом ни у власти, ни у народа пока нет – от слова «совсем»: это показала история с коронавирусом. Но я не могу сказать, что во мне нет веры в то, что у нас есть еще возможности для развития. Растет «непоротое» поколение, которое гораздо свободнее всех нас – это видно. Безусловно, грядут большие перемены – соцсети и компьютеры очень сильно влияют на наших ребят; просто важно настроить это влияние таким образом, чтобы они все-таки вписывались в какую-то общечеловеческую культуру, которая дала бы им возможность сделать великие открытия и добиться новых цивилизационных вершин. И это напрямую зависит от статуса учителя. Я готов поддержать любую инициативу, направленную на то, чтобы учитель у нас получил побольше простого самоуважения, чувства благодарности, ощущения того, что без него всем было бы хуже.

– Мы в «Учительской газете» стараемся эти чувства умножить.

– Дай бог, дай бог.

– Вот вы говорите, надо ориентироваться на западную модель образования. И тут же в контексте этого разговора возникают такие проблемы, как секс-просвещение в школе, нужно это или нет… И прочее, и прочее. Кстати, нужно или нет?

– Учитель, если он умный и тактичный человек, сам поймет, что можно, а что нельзя. Дайте ему свободу! Может быть, это звучит страшно – «секс-просвещение в школе», – но думаю, что ребятам лучше узнать в школе, что происходит между мужчинами и женщинами, чем откуда-либо еще. Если найти деликатные способы, то можно сказать обо всем. Я могу привести такой пример. Какое-то время назад в Москве вышла книга, которая называется «Сюнга. Откровенное искусство Японии». Сюнга – это средневековая эротическая гравюра, и, надо сказать, очень откровенная. Так вот, один большой московский книжный магазин, не буду сейчас уточнять, какой, попросил меня сделать презентацию этой книги, так как я написал предисловие к ней. Пришел я на презентацию и вижу, что они пригласили много изысканного народа: друзей магазина, друзей компании. А потом пригляделся – чуть ли не ползала восточных мужчин с усиками. И тут я подумал: «Они сейчас как увидят гравюры, просто порвут на куски этот альбом и меня заодно». Но я нашел подходящие слова. Я сказал о том, что есть такое понятие, как «божественная избыточность». Можно было бы сделать все листики у деревьев одинаковыми, но они разные. Можно было бы сделать одинаковыми травинки, подверстать под какую-то схему, но они сделались разными. Точно так же есть и разные культуры, и одни запрещают что-то, другие разрешают. И тут уже наша воля – выбирать березу или осину, выбирать сосну или хвою, или вообще кипарис. Так же и с японской средневековой гравюрой «сюнга»: кому-то может показаться, что такая культура никуда не годится, но она выбрана народом, и к этому надо отнестись с уважением. И вы знаете, раскупили все альбомы! Потом директор магазина висел у меня на шее и говорил: «Как здорово!» Вот что значит найти правильный подход!

– То есть и в школе при «деликатных» разговорах важнее всего подобрать слова?

– Да. Можно рассказать о том, как люди и все другие живые существа находят себя в любви. Придумайте слово, и все встанет на место. А если пугать такими словами, как «секс-просвещение», то многие родители сразу напрягаются. У нас есть такие представители первого поколения интеллигенции, они очень напуганы, очень закомплексованы. Таких много, кстати, в Государственной Думе. Они вышли из семей, где отец бьет мать, и прочее. Им кажется, что вот-де из-за такого секс-просвета Бог обидится на нас. Никто ни на кого не обидится, если ты выйдешь из темницы этой закомплексованности и построишь себя как личность. А все эти комплексы говорят или о собственной неуверенности, или об использовании неуверенности других во славу самому себе. Вот и все.

Поэтому, да, в школе необходимы и секс-воспитание, и умение говорить о таких жестоких вещах, как наркотики или алкоголизм, нужно говорить о религии. Только надо знать, как об этом говорить, а не просто насаждать что-либо, как когда-то насаждали коммунизм. Тут надо не бояться, а искать решение. Нужно ответить себе на вопрос: какую личность мы хотим воспитать? Самое главное русское слово – «счастье», значит, мы хотим воспитать счастливую личность. Значит, нужно добиться того, чтобы человек был счастливым и в сексе, и в политической свободе, и в семье, во всем прочем. Если этого не будет, то и страна будет угрюма.

– В одном эссе на «Снобе» вы к тому же писали, что вся страна у нас еще и очень революционна: все выражают несогласие с реальностью. Сейчас довольно большой процент населения не принимает ковидную реальность. Значит ли это, что эта революционность в обществе будет нарастать?

– Ну, вы знаете, я думаю, что кого-то эта «корона» как-то перетряхнет, потому что в обществе многие испытывают психоз. Есть последователи Фомы Неверующего, которые ни во что не верят. Есть скептики, есть те, кто говорит, что это Божья кара… Как это выразится в дальнейшем, сказать трудно. Про себя я могу сказать, что в конце позапрошлого года я начал писать «Хорошего Сталина», в последнее время писал продолжение. Поначалу эта книга у меня называлась «Эпидемия глупости»: я описывал что-то очень похожее на то, что сейчас происходит с «короной», потому что одни признавали эту «эпидемию глупости», другие – нет. И я был поражен, когда началась эта история с коронавирусом, потому что в книге об этом было уже многое написано; и я стал уже «с натуры» что-то добавлять. К чему я это говорю? Именно отсутствие общих ценностей, которое витает в воздухе несформулированным уже довольно долго, в какой-то момент находит воплощение, и рука сама тянется это описать.

– Виктор Владимирович, получается, вы даже немного предсказали будущее?

– Ощущение того, что должно что-то произойти, уже носилось в воздухе, и оно меня посетило, только и всего. Да и потом в пограничных ситуациях, как нас учит экзистенциальная литература, ярче всего проявляется человек. Поэтому писатели так любят писать о каких-то экстремальных состояниях, а читатели, соответственно, читать об этом. Литература вообще всегда работает с опасным материалом. Писатель, как хирург, он все время ощущает присутствие смерти. Сейчас у меня готовится выставка «Письма к мертвым», например. Однажды я нашел старый почтовый ящик на Севере, на Кольском полуострове. И мне показалось, что этот ящик – символ писем к тем, кто ушел, так как мы давно уже не пишем никаких бумажных писем. И я написал 12 таких текстов. Актеры их озвучили…

– Тоже звучит жутко созвучно эпохе…

– Да, выходит, что созвучно. К моему глубокому сожалению. Потому что не могу сказать, что я очень обрадовался и тогда, когда понял, что предсказал в какой-то степени происходящее сейчас в своей «Эпидемии глупости»… Лучше бы я ничего не предугадывал, совсем не хочется быть Кассандрой.

Иван КОРОТКОВ