«Ветер, бездомный, как ты…»

Осенью прошлого года мне посчастливилось провести три дня в «Русском Берлине», в округе Шарлоттенбург-Вильмерсдорф. Это именно тот район, куда после революции приехали – кто проездом, кто надолго – наши выдающиеся представители Серебряного века. Тогда, с 1920 по 1923 год, Берлин называли литературной столицей русской эмиграции.

Меня прежде всего интересовали места, связанные с пребыванием здесь в 1922 году Марины Цветаевой. Моя публикация на эту тему была на сайте «Учительской газеты» (ug.ru/guest/545).
В Берлине находились тогда сотни русских писателей и поэтов. Возникло около сорока издательств, печатающих книги на русском языке. Появились журналы «Беседа», «Эпопея», «Сполохи», «Жар-птица». А в тридцатые годы в Берлине поэты создавали коллективные сборники «Новоселье», «Роща», «Невод». Это была попытка пусть и не основать свою поэтическую школу, но объединиться. Объединялись те, кто постоянно жил в Берлине: Николай Белоцветов, Раиса Блох и Михаил Горлин, Нина Анна Бродская, Юрий Джанумов, Владимир Корвин-Пиотровский, София Прегель и другие.
Николай Белоцветов – самый поэтически одаренный из группы берлинских поэтов. В Берлине он жил с 1921 по 1933 год.
Он был ровесником Марины Цветаевой, родился в 1892 году в Санкт-Петербурге в богатой семье. Детство Николая прошло в имении в Царском Селе и на даче под Лугой – он часто в эмиграции вспоминал о своих «золотых» детских годах.

Рыдай, душа! То было лучшим годом
Весны твоей, когда тебе был подан
Напиток жизни, ты же от него
Не отпила, и смолкло Божество…

Но, посмотри, к прошедшему взывая,
Я грудь свою, как клетку, раскрываю,
И резвой стаей белых голубей
Несутся думы к родине своей.

Юный Николай Белоцветов всерьез увлекался живописью и музыкой – его семья часто выезжала за границу в Италию, Францию, Германию, мировая культура была для него открыта. Николай Белоцветов свободно владел семью языками. Учась в немецкой школе Санкт-Петербурга, испытывал особую любовь к немецкой музыке и немецкой философской концепции. Увлекался и идеей Владимира Соловьева о женском божественном начале Софии – Душе мира.
Затем он ознакомился с антропософией Рудольфа Штейнера – именно тогда открыл для себя культурную и литературную значимость поэтов Андрея Белого (бывшего страстным поклонником штейнеровского учения) и Александра Блока. С 1912 года Белоцветов – член Российского антропософского общества.
После 1909 года Николай Белоцветов окончил философский факультет Санкт-Петербургского университета, в 1916‑м – Михайловское артиллерийское училище и участвовал в Первой мировой войне.
В 1917‑м, пережив газовую атаку под Динабургом (Даугавпилсом), возвратился в Петроград. В 1917‑1920 годах принимал активное участие в деятельности антропософских кружков Москвы и Петрограда, подвергаясь опасности быть арестованным и живя на нелегальном положении. Работал над романом «Михаил» (не завершен), из которого были опубликованы лишь фрагменты.
Однажды по пути в Москву он был ограблен. Грабители отобрали у Николая личные вещи и документы. Опасаясь появляться в Москве без документов, он меняет свой путь. Через некоторое время по прибытии в Петроград он увидел обнародованные расстрельные списки и обнаружил в одном из них свою фамилию, поняв, что расстрелян был именно грабитель, воспользовавшийся его документами.
В 1920 году Николай Белоцветов женился на антропософке, пианистке, дочери польского аристократа Марии Эмильевне Лейтнеккер-Дембской. К этому времени его семья оказывается в Риге. И Николай Николаевич с женой перебирается к родителям, перейдя границу с Финляндией. В Риге молодожены надолго не задерживаются и в 1921 году переезжают в Берлин.
В этот период Николай Белоцветов успешно завязывает перспективные контакты с литературной элитой русской Риги, регулярно наведываясь из Берлина в Ригу в родительское гнездо. Первые его лирические произведения появляются на русском и немецком языках, которыми он владеет одинаково безупречно. Его дебютный сборник стихов «Дикий мед» будет опубликован в Берлине в 1930 году. Второй, и последний, прижизненный поэтический сборник «Шелест», в который, по мнению Юрия Иваска, «вошли лучшие его вещи», увидел свет в Риге в 1936 году.
Можно предположить, что в 1922 году в летнем Берлине с большой долей вероятности Николай Белоцветов мог попасть на выступление Марины Цветаевой. Она могла его не заметить, не выделить, он же, будучи поэтом, не мог «пройти мимо» ее стихов.
Живя в Берлине, Николай Николаевич Белоцветов читает антропософские лекции и ездит с ними в Париж. Могла ли его лекция заинтересовать Марину Цветаеву, которая тогда уже жила во Франции? Неизвестно, хотя на лекции Рудольфа Штейнера в Праге в 1923 году она была.
В 1933 году после прихода к власти Нацио­нал-социалистической рабочей партии Германии у Николая Белоцветова возникают сложности – его вызывают в органы правопорядка и требуют подписания бумаги, которая могла бы скомпрометировать его близких друзей; он категорически отказывается идти на такой шаг, после чего следуют неприкрытые угрозы скорого ареста и отправки в места «исправления трудом». Белоцветов вместе со своей помолвленной невестой Анной Штокмар (с первой женой он развелся в 1932 году) тайно покидает Германию и направляется в Ригу, в родительское имение Варино. В Риге он завязывает тесные отношения с поэтической группой «На струге слов»: Игорь Чиннов, Тамара Межак и другие. Становится председателем Антропософского общества Латвии.
Его отец, Николай Алексеевич Белоцветов, был в то время, пожалуй, самым видным и деятельным человеком в русской общественной жизни Латвии. Он зарабатывал деньги страхованием и много тратил на просветительскую издательскую деятельность. В его издательстве «Саламандра» с 1924 по 1929 год выходила национально-демократическая газета «Слово», ставшая второй по значимости русской газетой Латвии. С ноября 1925 года издавались литературно-художественный журнал «Перезвоны» и журнал для юношества «Юный читатель», литературные сборники, сочинения русских классиков. Брат Николая Алексеевича, Сергей Алексеевич Белоцветов, принимал участие в создании газеты «Слово» и был ответственным редактором журнала «Перезвоны».
Этот журнал был очень популярен в среде русской литературной эмиграции. Его редакция имела представителей в Эстонии, Литве, Финляндии, Польше, Чехословакии, Югославии, Болгарии, Франции, Германии, Турции, Египте, Китае и США. Сложно назвать поэта или писателя, жившего вне России, кто бы там ни публиковался. И Марина Цветаева, таким образом, еще раз пересекается с Белоцветовыми.
В 1939 году, после заключения пакта Молотова – Риббентропа, предчувствуя смену политической ситуации в стране, Николай Белоцветов с женой-немкой и маленькой дочерью предпринимают попытки поучаствовать в программе репатриации прибалтийско-немецкого населения Латвии в гитлеровскую Германию, стартовавшей в конце 1939 года. В итоге Белоцветову с семьей удается уехать из Риги в середине марта 1941 года. Он сжигает свой литературный архив, поскольку боится оставить компрометирующие сведения.
Через несколько недель после отъезда семьи Белоцветовых в Варино наведываются сотрудники НКВД (в Риге осталась младшая сестра Белоцветова Людмила со своим мужем). После обыска в поместье супругов арестовывают и вскоре приговаривают к расстрелу. В отношении мужа приговор был приведен в исполнение, а сестру после длительных пыток и подписания «признания» неожиданно выпускают из заключения. Людмила прибывает в Германию в июле 1941 года, когда Рига уже оккупирована нацистскими войсками.
В Германии Белоцветовым приходится туго – не на что жить. Дабы сводить концы с концами, они открывают полулегальную мастерскую по починке плащей. Николай Белоцветов начинает испытывать проблемы со здоровьем – обострилась старая травма позвоночника.
В 1947 году Белоцветов перешел в католичество. Страдал от тяжелой болезни и бедственного материального положения, уже ничего не писал.
Умер в мае 1950 года.
После его смерти Анна Белоцветова, вторая жена поэта, издала сборник избранных стихотворений «Жатва», который составил по ее просьбе Игорь Чиннов.

Кто спустил эту злую свору?
Кто щекою припал к ружью?
Как лисица в глухую нору,
Зарываюсь я в плоть свою.

Хищный скребет под сводом черным,
Шорох оползня, хриплый вой.
О, как остро запахло дерном,
Горьковатой лесной травой!..
Все слышнее дыханье гончих,
Все грознее призывный рог.
Вот сейчас подбежит загонщик
И взведет на бегу курок,

И на волю, дрожа, оскалясь,
Беспощадных врагов кляня…
Шевельнется, согнется палец,
Грохнет глухо. И нет меня.

В 1943 году в Риге вышла «Антология русской поэзии» (составитель И.Полтавский), в которой были представлены лучшие стихи русских поэтов начала XX века. Все имена хорошо известны любому читателю: Александр Блок, Иван Бунин, Анна Ахматова, Николай Гумилев, Сергей Есенин, Константин Бальмонт, Максимилиан Волошин, Марина Цветаева… И среди них – Николай Белоцветов. Русская критика в эмиграции считала его наиболее талантливым из живших в Прибалтике в 1930‑40‑е годы русских поэтов.
Разбросала судьба и воля человеческая людей по свету. Пришла пора вернуться к истокам. Мы знаем, как много это значило для Марины Цветаевой. Она почитала свои владимирские корни. И родина Николая Алексеевича Белоцветова и его братьев – тоже владимирская земля. Николаю было 13 лет, когда скончался его отец, священник в Покровском уезде, Владимирской губернии. Протоиерей Алексей Васильевич Белоцветов был выдающимся проповедником. Когда Н.А.Белоцветов с семьей приехал в Ригу, он узнал, что книга поучений его отца была в свое время принята в Рижской духовной семинарии в качестве дополнительной литературы.
Алексей Васильевич Белоцветов был настоятелем Благовещенского собора в Киржаче. Изучая материалы по этому собору за первую половину 1870‑х годов, читаю, что помогали Белоцветову в соборе два священника – Дмитрий Аменицкий и Алексей Цветаев! И этот Алексей Александрович Цветаев после смерти протоиерея Белоцветова в 1876 году сменил его на должности учителя Закона Божьего и церковнославянского языка в женском училище Киржача, которое находилось в ограде Благовещенской церкви.
Цветаевский священнический род широко разошелся по владимирской земле. Алексей Александрович Цветаев не является прямым предком Марины Ивановны Цветаевой, но родственником не может не быть.
Два поэта, две семьи – и XX век…

О поэте не подумал
Век – и мне не до него.
Бог с ним, с громом. Бог с ним, с шумом
Времени не моего!

Если веку не до предков –
Не до правнуков мне: стад.
Век мой – яд мой, век мой – вред мой,
Век мой – враг мой, век мой – ад.

Марина Цветаева

Ветер гуляет по миру,
Кружится ветер вокруг,
Ветер безродный и сирый,
Горестный ветер разлук…

Ветер, вздымающий волны,
Ветер, взвивающий прах,
Ветер томления полный,
С вестью о дальних мирах…

Ветер, внимающий жадно
Песням мирской суеты,
Ветер, как ты, безотрадный,
Ветер, бездомный, как ты…

Николай Белоцветов