Вещи – это целый мир! Мир традиций, привычек, этикета

«Мистер, смотри сюда! Обертываешь вокруг пояса, потом пропускаешь между ног, заводишь сзади…» Сухощавый, серовато-смуглый (а другие мне и не встречались) индиец вблизи Варанаси объяснял на хинди (кроме «мистер» мне ничего не было понятно), но в то же время наглядно на мне показывал, как правильно запахивать гамчу.

Запомнилось не сразу, пришлось потренироваться, чтобы при необходимости быстро облачаться в это классическое индийское одеяние. Оно представляет собой прямо­угольный отрез тонкой хлопковой ткани, который в Индии (чтоб было понятно для европейцев) называют индийским полотенцем, а по-местному на хинди гамчой. Размер полотенца (ширина – около метра, длина – около двух метров) позволяет использовать его и для омовения, и как головной убор, и как шарф, и как парео, и как пояс, и как простыню, и как набедренную юбку. Если наматывание ткани на голову (уже не говорю об опоясывании) далось мне легко, то над обертыванием стана пришлось помучиться. Дело в том, то индийцы часто, весьма хитро заводя и закручивая концы, используют гамчу не только как юбку-штаны, но и вместо длинных трусов. Попробую объяснить, как это делается. Два конца впереди, левый край (он сантиметров на двадцать длиннее правого), чуть отступив, заводишь направо и прикрываешь правым концом, который затыкаешь за пояс на левом боку. Свисающий между ног левый конец заводишь назад и затыкаешь за пояс на пояснице. Примерно так. Изначально гамча, дхоти (ткань обматывалась вокруг бедер) и чадар (отрез накидывался на плечи), были традиционной одеждой брахманов, поскольку все они изготавливались без использования шитья. Когда игла протыкает ткань, она оскверняется, и это осквернение передается телу. «Зимой у них люди ходят: фата на бедрах, а другая по плечам, третья на голове», – на индийскую моду использовать кусок ткани в качестве универсального одеяния обратил внимание еще русский купец Афанасий Никитин, совершивший свое знаменитое «хождение» за три моря.Вещи вокруг нас – это мир, что нас окружает, одновременно это и мы, люди, которые этот мир (в том числе и наш внутренний) создали. Вещи, которые мы используем и которыми мы владеем, это наши традиции, привычки, этикет. Разнообразие и своеобразие мира проявляются как в самих вещах, так и в их функциях, способах и методах использования. Путешественник осваивает другие миры. Часто совсем чужие и даже чуждые. Поневоле приходится принимать и перенимать чужие и чуждые традиции, привычки, этикет. Как и вещи, с которыми они связаны. Как же тогда быть со своим уставом, с которым не стоит соваться в чужие монастыри, своими привычными вещами? Здесь может и должна идти речь о самом необходимом, достаточном, а самое главное – об универсальности вещей, умении приспособить их для своих походных (жизненных!) нужд, разнообразных непредвиденных случаев и случайностей. «Следует стремиться увидеть в каждой вещи то, чего еще никто не видел и над чем еще никто не думал». Каждому путешественнику полезно взять на вооружение это назидание ироничного и проницательного немецкого физика Георга Лихтенберга. Под «вещью» он, понятно, разумел прежде всего физическое явление. Однако эту сентенцию вполне можно отнести и к обиходным материальным предметам. Духовным, правда, тоже.…На все случаи, а тем более случайности, понятно, вещей не напасешься. Приходится чем-то жертвовать, собираясь в дорогу и компактно укладывая багаж. Одновременно подбирать вещи так, чтобы они были универсальны, кроме основной выполняли еще две, три функции. Скажем, чехол для велосипеда я использую и как подстилку на привале, и как легкий спальный мешок, полулитровая кружка у меня нередко заменяет котелок, а носок в любую минуту может превратиться в термос. Тот же велосипед, когда я ставлю палатку, служит дополнительной опорой для нее. Уже не говорю про нож, который всегда при мне. Один в чехле на поясе, другой приторочен к велосипедной раме. Я довольно легко и нередко с удовольствием отказываюсь от многого, к чему привык. Сократ, сказавший когда-то: «Сколько же есть вещей, без которых можно жить!», понял бы и одобрил скудость моего дорожного скарба. Однако есть предметы, которые насущно необходимы, а поэтому особенно дороги мне в дорожной жизни на всех континентах. Речь о такой вещи, как нож. Он для меня вполне «разнорабочий» инструмент. Это одно из самых древних орудий человека для меня и скребок, и топор, и отвертка, и шило, и ножницы. В различных жизненных ситуациях (организация быта, занятия, связанные с пребыванием на природе) такой подход к вещам, что нас окружают, весьма уместен, а часто и насущен. Ведь любая вещь может быть использована в совершенно ином, отличном от первоначального предназначения качестве.Взгляды людей, обитающих на разных широтах, разительно разнятся. В том числе и на многие вещи. В предгорьях Гималаев я долго наблюдал, как дородная, однако весьма подвижная жительница Непала с обезьянкой на голове (так тут ведут себя домашние животные) из жестких округлых листьев какого-то вечнозеленого растения мастерила небольшие тарелочки. Бамбуковыми шпильками женщина ловко протыкала листья, соединяя их наклонно по кругу. Когда он замыкался, получалась неглубокая мелкая посудина. Обычно в таких одноразовых тарелочках торговцы продают рис, горох, картофель. В одной индийской деревушке меня угостили рисом, щедро насыпав его горкой на банановый лист. Я ничуть не удивился этому. Посуда из растений распространена во многих южных странах. Тем более в вольных скитаниях по диким местам, где чуть ли не каждая травяная полянка, плоский валун, сухая мшистая болотинка легко превращались в скатерти-самобранки, мне было не привыкать к подобной сервировке стола. Я быстро уплел порцию. Даже ложка не понадобилась. Сначала, как принято на Востоке, отправлял рис в рот рукой (и к этому привык), потом стал подхватывать его лепешкой-чапати, в конце концов оторвал кусочек листка и приспособил его вместо ложки. Окончив трапезу, подумал, а нельзя ли и у нас вместо традиционной посуды (на пикнике, например, на даче или в походе) использовать листья растений. Скажем, того же лопуха. Его широкие листья могут заменить целое блюдо. Тут же вспомнились и мои чубатые казацкие предки, которые много времени проводили в походах. В походных условиях, во время рейдов в тылу врага не было времени вырезать или выжигать ковши, тарелки и прочую кухонную утварь. Использовали то, что было под рукой. Например, импровизированный туесок-ведро, в котором удобно хранить и переносить воду, изготавливали из короткого бревна. Его вымачивали в воде, после чего выбивали или выдавливали сердцевину так, чтобы остался цельный цилиндр, состоящий из первичной и вторичной коры. Дно закрывали деревянной пробкой. Вместо мисок в ход шли листья, куски коры, плоские камни. Нередко рыбу, куски мяса выкладывали на срезанный тростник. Если под рукой не было ножа, казаки не терялись и использовали заточенные кости, рога и зубы-клыки диких животных, обточенные раковины моллюсков. Те же раковины (скажем, озерных перловниц), вставленные в расщепленную на конце палочку, могли заменить ложку, а из веточки с заостренными двумя, а то и тремя концами выходила отличная вилка.…Из Индии я привез две гамчи. Одну нашел на пустынном песчаном берегу Бенгальского залива вблизи Пури (древнего центра паломничества на востоке Индии – три дня, прожитых там, освобождают от круга перерождений). Другую, узнав о проделанном мной пути, мне презентовал торговец Амрит из Ченная (бывшего Мадраса), откуда я переправился на Шри-Ланку. С тех пор в путешествиях эти индийские полотенца стали моими привычными обиходными предметами. В жарких пустынных и пыльных регионах без них было не обойтись. В домашнем цивильном быту гамча тоже пригодилась, оказавшись весьма вездесущей вещью. Во всяком случае, я часто демонстрирую гостям ее универсальное предназначение. Ведь вторая, третья (и даже десятая!) нужность многих вещей в любую минуту может стать первой необходимостью.