Великолепный вечер, отличный чай

В Театре сатиры состоялась постановка по давно забытому всеми «Лешему» и хиту всех времен и народов «Дяде Ване». «Лешего» Чехов написал в 1889 году и поначалу, несмотря на то что критики считали пьесу неудачей, был ею доволен. Но после первой постановки в частном театре М.Абрамовой понял, что пьеса слаба, печатать раздумал, а позже был в ужасе от нее. Тем не менее через семь лет переделал, назвав «Дядей Ваней». И главное отличие заключалось в том, что разноплановые герои первого варианта – добрые – злые, умные – глупые, великодушные – завистливые – в «Дяде Ване» стали нудными, на одно лицо.

То, что Чехов вернулся к «Лешему», говорит о том, что тема – зараженность людей «повальной болезнью» нелюбви друг к другу – не оставила Антона Павловича, думаю, это стало определяющим и при выборе материала для первой премьеры в Театре сатиры новым худруком Сергеем Газаровым. Следует признать, что «Дядя Жорж» в Сатире – это, за небольшими исключениями, чеховский «Леший», увиденный свежим взором постановщика из XXI века. Сразу уточним, что дядя Жорж, он же Егор Войницкий в «Лешем», превратившийся в Ивана Войницкого в «Дяде Ване», – главный герой сценической версии Газарова. Дядей Жоржем его зовет племянница Соня. А в доктора Астрова по прозвищу Леший превратился помещик Хрущов из первой пьесы. И это, пожалуй, единственный в русской литературе того периода герой, смысл жизни которого в охранении природы.

С первых минут мы оказываемся в стихии чеховского текста, особая гордость создателей спектакля, что в нем «не пропущена ни одна чеховская запятая, подробность или имеющая значение деталь». «Дядя Жорж» идет в сценографии Александра Боровского, сцена поделена светлыми занавесями на две части: на ближней будет развиваться действие, а на дальней расположен оркестр театра (музыкальный руководитель Андрей Рубцов), в спектакле, кроме того что много обедают, во время чего разбиваются людские судьбы, еще и много поют, танцуют, мечтают и отчаиваются под музыку Алексея Айги. В самом начале мы как бы украдкой видим героев сквозь колышущиеся от ветра занавеси – они накрывают стол к семейному торжеству в имении Серебряковых. Перед нами «сцены из деревенской жизни», вот только комедией ли окажутся они?..

«Очень многое случилось за сто с лишним лет, – говорит Газаров, – изменился мир вокруг, куда более быстрыми и резкими стали реакции на происходящее. Но, по сути, люди ни на йоту не приблизились к пониманию главного в себе. Наоборот, еще более отдалились, блистательно научившись оправдывать любой блеф, эгоизм и сиюминутную выгоду». Спектакль многонаселенный, всех персонажей видим через призму взгляда «самого жестокого писателя, беспощадного в описании жизни», как верно говорят о Чехове. Здесь клинический эгоист профессор Серебряков (народный артист Юрий Васильев) с семейством – с мучающейся от безделья красавицей женой (Александра Мареева), дочерью Соней от первого брака (Ангелина Стречина) и обожающей его старухой Войницкой (народная артистка Нина Корниенко), матерью покойной жены. Здесь соседи Серебряковых, брат и сестра Желтухины, Леонид (Артемий Соколов-Савостьянов) и Юля (Надежда Филиппова), всеобщий «крестненький» Иван Орловский (заслуженный артист Сергей Серов) с сыном-кутилой Федором (Игорь Лагутин) и Вафля (Кирилл Анисимов) с жалостливыми рассказами о своей жизни.

Чуть позднее явится доктор Астров (Сергей Шнырев). Единственный, кто трудится по-настоящему: лечит больных, копает торф, сажает леса, в то время как другие разглагольствуют. Астров пьет, и Чехов отдает ему часть реплик пошляка Федора Орловского. Свой восторженный монолог о лесах может прервать в самом разгаре, чтобы выпить водки, да так и не закончить его. Второй его монолог звучит сухо, как научный доклад, то есть порывы доктора благородны, как в «Лешем», но нет «огонька впереди», какой был у Хрущова. Дядя Жорж (Федор Лавров), единственный ровня Астрову среди этой витийствующей публики, – лощеный франт (костюмы Марии Боровской), агрессивный циник, осознавший наконец, что его жизнь безвозвратно погублена служением демагогу и домашнему деспоту. Лавров играет Войницкого на грани тихой истерики, впроброс произнося свои хрестоматийные монологи про Шопенгауэра и Достоевского, является к ненавистному профессору в ночи в образе Костлявой с косой. Он витийствует больше других, но и его также никто не слышит.

Атмосферу бессмысленной говорильни Газаров разрушает песнями и плясками цыган – ансамбль под руководством режиссера по пластике Сергея Землянского становится участником спектакля. Спонтанно возникшие на этом фоне индивидуальные танцы героев – страстное танго Войницкого, пляска Федора, вальс примирения Сони и Елены Андреевны, влюбленных в Астрова (а потом и бегство Елены к цыганам), – лучше всяких слов раскрывают характеры. А напряжение, давно витающее в воздухе серебряковской гостиной, разрядит выстрел, который таки прозвучит в «Дяде Жорже». «Будешь меня помнить», – пригрозит Войницкий Серебрякову, окончательно выведенный из себя предложением того продать имение, в котором Жорж 25 лет горбатился, как крот, чтобы выплатить все долги, и добросовестно высылал деньги «мэтру». Застрелится Войницкий за кулисами, и только страшное кровавое пятно появится на кремовой занавеси…

Отношения персонажей создатели спектакля обостряют и с помощью света (Дамир Исмагилов). В какой-то момент за поминальным столом увидим темные силуэты, словно вырезанные из картона, и это знак того, что знакомцы Жоржа шокированы его поступком, но, прислушавшись, поймем, что они по-прежнему осуждают его. «Великолепный вечер, отличный чай – все прекрасно», – скажет, вставая, Серебряков, и лишь Астров пообещает кому-то: «Пусть горят леса – я посею новые! Пусть меня не любят – я полюблю другую!..» Финал открыт, надежда на счастье витает в воздухе… Остается уповать, что Антон Павлович, категорически запрещавший печатать «Лешего», одобрил бы этот вариант.