Ваш адвокат

Рубрику ведет Адольф Сергеевич РОЗЕНОЕР

При каком количестве учащихся класс возможно разделить на две подгруппы на уроках иностранного языка в сельской школе? В городской школе?

И.СТРЫГИНА

п. Артемовский,

Иркутская область

При проведении занятий по иностранному языку в 4-11-х классах допускается деление класса на две группы: в городских общеобразовательных учреждениях при наполняемости 25 человек, в сельских – не менее 20 человек. Это предусмотрено пунктом 26 Типового положения, утвержденного постановлением Правительства РФ N 1008 от 31 августа 1994 г.

* * *

Должна ли выплачиваться ежемесячная компенсация на книги и периодические издания, когда учитель находится на больничном листке?

Л.УЛАНОВА

с. Третьи Левые Ламки,

Тамбовская область

Педагогическим работникам школ с целью содействия их обеспечению книгами и периодикой полагается согласно п.8 ст. 55 Закона РФ “Об образовании” ежемесячная денежная компенсация в размере одного минимального размера оплаты труда.

Эта компенсация выплачивается по отдельной ведомости ежемесячно и в период отпуска, и в период временной нетрудоспособности, не подлежит налогообложению и не зависит от обьема педагогической (преподавательской) нагрузки.

С 1 апреля 1996 года минимальный размер оплаты труда установлен в сумме 75900 рублей в месяц (Федеральный закон N 40-ФЗ от 22 апреля 1996 г.).

* * *

За классное руководство, проверку тетрадей и заведование кабинетом учителям не платили вместе с заработком за уроки, а задерживали на несколько месяцев. В конце учебного года размер этих оплат уменьшили по сравнению с установленными при тарификации. Законно ли это?

Т.ШИБЕЦКАЯ

г. Азов,

Ростовская область

Размеры всех доплат за работу, не входящую в круг основных обязанностей работника (в том числе за классное руководство, проверку тетрадей, заведование оборудованными учебными кабинетами и т.д. и т.п.), каждая школа определяет самостоятельно, в пределах имеющихся у нее средств на оплату труда. Размеры доплат определяются в зависимости от дополнительного обьема работ.

Доплаты, установленные работнику при тарификации, относятся к условиям оплаты труда, об изменении или отмене которых работник должен быть предупрежден согласно ст. 85 Кодекса законов о труде не позднее чем за два месяца (письмо Министерства образования РФ N 67-М от 9 апреля 1993 года).

Указанные доплаты включаются в фонд заработной платы согласно действующей инструкции о составе фонда заработной платы и выплат социального характера.

* * *

С какого момента должны выплачивать зарплату в связи с присвоенной учителю квалификационной категорией? С того месяца, когда издан приказ о присвоении категории или с сентября нового учебного года (как делается у нас в районе)?

А.КОНЮХОВ

с. Беляевка,

Волгоградская область

Оплата труда увеличивается со дня вынесения аттестационной комиссией решения о соответствии учителя второй, первой или высшей квалификационной категории.

Если в этот день учитель находился в отпуске или на больничном листке, то оплата труда по более высокому разряду полагается с первого рабочего дня после окончания отпуска или временной нетрудоспособности (п.31 и п.32 приложения N 1 к приказу Минобразования и Госкомвуза России N 1646 от 14 декабря 1995 г.).

Командировка по письму

“…А живу я в тумбочке”. Служебной

На излете весны в редакцию пришло письмо из города Рыльска Курской области: “Почти 80 лет, на двоих с женой, мы отдали труду на благо нашей дорогой Отчизны. Жена награждена орденом Трудового Красного Знамени, теперь на пенсии. Я преподаватель первой категории. Скоро десять лет, как мы живем в общежитии ПТУ-24, где я учу истории будущих трактористов и закройщиц. До пенсии и мне самому осталось всего-то ничего. Боюсь: как только выйду на “заслуженный отдых”, так и окажусь со своей подругой жизни на улице. А ведь оба мы – инвалиды по здоровью. Если можно, пусть приедет корреспондент: посмотреть, как живут в “пэтэушной общаге” два больных старика, все силы отдавших своей любимой Родине и ее молодому поколению”.

Я прочитала это письмо и сердце мое сжалось, я потянулась к авторучке. “Уважаемые господа! – вывела я, обращаясь к администрации Рыльского района. – Просим вас рассмотреть письмо преподавателя В.Батурлина. Он и его жена – уважаемые в городе люди… Обоим много лет. И живут в общежитии! Факт просто вопиющий. Мы готовы написать об этом, но надеемся на возможное решение вопроса на месте”.

Запечатывая свое письмо в конверт, меньше всего я предполагала, что на него придет такой ответ. “Уважаемый главный редактор Петр Григорьевич! – писал глава администрации Рыльского района Ф.Вербин. – Разделяя мнение корреспондента о должном отношении к семье педагогов, действительно уважаемых в городе людей, хотелось бы тем не менее уточнить обстоятельства. В г.Рыльске в очереди на улучшение жилищных условий стоят 405 человек, в т.ч. 137 льготников. Среди них инвалиды и участники Великой Отечественной войны, семьи погибших, многодетные семьи и т.д., которые проживают в подвалах и полуподвалах, неблагоустроенных и аварийных квартирах и домах.

…Мы понимаем благородное стремление Царегородцевой помочь Батурлину, более того, тоже обеспокоены состоянием жилищной проблемы в городе, однако не согласны с ультимативным тоном письма и склонны рассматривать его как давление на органы местного самоуправления”.

“Вот тебе и раз! – подумала я, читая этот ответ. – Кому бы это пришло в голову считать давлением на администрацию письмо корреспондента, чьим пером двигало нормальное человеческое желание помочь двум беззащитным старикам!”

Я могла бы хоть как-то понять господина Вербина, будь мои “протеже” зрелыми людьми, полными сил и здоровья, способными постоять за себя (уж не говорю: будь они при должностях). Но тут-то ситуация иная… Мало того, ответ администрации был адресован не мне, автору обращения к властям города Рыльска, а к главному редактору, что вполне расценивается как жалоба на человека, посмевшего разговаривать с властями “в ультимативном тоне”. И неважно, что корреспондентом движет “благородное”, как признают сами власти, “стремление помочь”, неважно, что в письме употреблено выражение “просим” – Вербин все равно считает это давлением. И как бы между строк намекает, что неплохо бы приструнить нескромного корреспондента. “Интересно, кто это сказал, что журналисту лучше всего быть карманным, как носовой платочек?” – продолжала я свои размышления и срочно собралась в дорогу.

Рыльск оказался городом потрясающей красоты! Архитектурные ансамбли, соборы, храмы многовековой давности. Рыльску 1300 лет… Без преувеличения это – жемчужина России. К сожалению, мало кто об этом знает. Мало кто знает, что здесь родился выдающийся русский путешественник Григорий Шелихов. Что в селе Марьино – ошеломляюще великолепная усадьба князей Барятинских, которая и до сего дня поражает воображение своей ампирной роскошью.

Сегодня Рыльск, особенно в центре, ободран и удручающе нищ. Жутким, если не циничным, контрастом этой нищеты выглядят три “бобровых хутора”, на мой взгляд, просто нахально прилепившихся к древнему городу. Каждый хутор – десяток двух- и трехэтажных домов белого кирпича (иные с колоннами). Рыляне сами назвали эти поселения “бобровыми хуторами”. Бобры, они ведь и есть бобры – солидные, неторопливые хозяева…

– Не скажете, чей это дом? – спрашиваю я случайного прохожего.

– Так теперь не знаю. А был Вербина.

– Почему “был”?

– Так он сейчас в квартире живет…

– А в соседнем хуторе, такой огромный, с парадным подьездом, как у графа, – этот чей?

– Как у графа? Так это…как его…хозяин в универмаге работает, – бесхитростно отвечает прохожий.

Мимо “бобровых хуторов” я иду к общежитию 24-го училища, где живет маленькая семья Батурлиных.

– А хозяйки нет! – всплескивает руками Виктор Антонович. – В больницу увезли: приступы у нее, бронхиальная астма. И у меня тоже приступы – сердце. Да вы проходите! Вот посмотрите, как живем.

Я оглядываюсь. Справа от меня чуланчик – такой крошечный, что сразу вспоминаются слова известного юмориста: “А живу я в тумбочке”. В этом чуланчике-тумбочке (без окон) у Батурлиных – кухня. Кроме стола с электроплиткой туда больше ничего не входит, даже стул поставить некуда. Напротив меня – комната, где едят, и слева – другая, где спят и где Виктор Антонович готовится к урокам.

– Вроде бы и не тесно… Но у нас другие страдания: зимой температура в общежитии не поднимается выше десяти градусов, – извиняясь говорит Батурлин. – Моемся в тазу, простываем, вот Оленька и болеет часто.

Оленька – это Ольга Дмитриевна, жена Батурлина, судя по фотографиям, невысокая женщина с круглым добрым лицом.

– Слушайте, а давайте чайку попьем? – предлагает Батурлин.

– Давайте, – соглашаюсь я. – И поговорим за жизнь, вы о себе расскажете…

Батурлин наливает в чашку кипятку и тут оказывается, что чая в доме нет.

– Плохо без жены? – участливо спрашиваю я.

Старый учитель кивает.

– С Оленькой мы поженились по большой любви. – А было нам обоим тогда лет уже под сорок, кое-где седина поблескивала в волосах. У Оленьки двое детей от первого брака. Муж ее пил, скандалил. Я тоже был разведенный, давно разведенный. Искал себе женщину, но к сердцу ни одна не подходила. А Олю увидел и чувствую: радость меня охватила… Короче, влюбился я. А было это на Украине, ездил в гости к сестре.

…Вот уже столько лет мы вместе, а любовь не уходит. Я своей жене до сих пор стихи посвящаю. А Оля мне – свои…

– Виктор Антонович, дети всегда были с вами?

– Пока не обзавелись своими семьями, да. Какое-то время мы жили на Украине, а десять лет назад приехали в родные места. И как вьехали в это общежитие, так и живем здесь. Вечерами шум, гам: ребята-то молодые, веселые, им энергию девать некуда. А мы больные, старые люди…

Батурлин подошел к книжному шкафу, достал большой альбом.

– Здесь вся моя жизнь. Это комсомольская путевка на Енисей – мост строили. Эта фотография – я работал на железной дороге “Абакан-Тайшет”. Вот снимок из армии, вот благодарности от командования. Это – на лекциях в пединституте. Это – мои первые ученики…

Я страшно гордился тем, что стал учителем. Всякий раз, входя в школу, испытывал и трепет, и восторг, невероятные от того, что вокруг меня – дети, что любят меня, что я учу, воспитываю, формирую их души. А ответственность какая была в моей собственной душе! Чтобы я повысил на ребенка голос? Ни-ни! Чтобы сказал что-то обидное…

И вдруг меня в райком партии забирают. Не знаю, почему – в райкомах тогда много учителей, особенно историков, работало. Страдал я по школе сильно… Может, поэтому на Украине с Олей и оставался. Вернулся – снова бы в райком пришлось идти. Только не подумайте, что там, в райкоме, я не старался. Меня награждали за хорошую работу, но… Я же учитель.

– Ну что вы, я понимаю. Виктор Антонович, а это что за фолиант? – я увидела большую толстую тетрадь изрядно потрепанного вида.

– Это моя гордость. Мой человеческий долг. В войну-то я мальчишкой был. Здесь… Да вы посмотрите.

Я открыла. С первой же страницы на меня глянуло усталое изрезанное морщинами лицо деревенского старика. Справа от фотографии рукой Батурлина написаны фамилия, имя, отчество, и дальше: где воевал, чем награжден, в каких боях участвовал. На следующей станице – новое лицо, затем, еще и еще… Сто человек вместилось в фолиант. Сто воевавших за Родину земляков Батурлина. Виктор Антонович ездил по селам своего района и создавал летопись.

– Вы сказали: “Это мой долг”?

– А как еще могу я сказать этим людям “спасибо”, – ответил Батурлин.

Я внимательно посмотрела на учителя. Не каждый день встречаешь человека не по долгу службы, а по человеческому и гражданскому долгу создающего летопись участников войны.

– Ой, да он же такой… – услышала я в администрации Рыльского района. – Сколько можно писать и бегать по инстанциям? Мы аккуратно отвечаем на каждую его жалобу, вместо того чтобы…

– Наверное, это тоже ваша работа: отвечать на письма. А Батурлина я могу понять: выйдет на пенсию и, вполне возможно, станет бомжем. Как ему не волноваться?

– А вы знаете, что он бросил жену с двумя детьми?

– А вы уверены, что ваша информация верна? Он женился на женщине с детьми – вот это я знаю.

Мы сидим в кабинете заместителя главы Рыльской администрации Татьяны Рыковой. Она молода, энергична, красива. Рядом с ней – Лилия Сидорова, заведующая общим отделом, яркая блондинка с чувством собственного достоинства на лице.

– Я сама жила в этом общежитии и хорошо знаю его условия, – говорит Татьяна Егоровна. И за этой фразой я чувствую: вот, мол, я, ответственный работник, а тоже, как все простые смертные, в общежитии пожила.

– Значит, мерзли зимой?

– Мерзла, как и все. Вся моя жизнь, как у всех. Есть и проблемы: у меня мама – инвалид, на работе до ночи – личной жизни никакой. И квартира как у всех: двухкомнатная на троих (с нами еще брат).

– Давно вы в Рыльске, Татьяна Егоровна?

– Три года.

– А Батурлин десять. Но квартиру, как считает администрация, не заработал: 81-й на очереди.

– Видите ли, у меня была квартира, в другом районе. А в Рыльск работать пригласили. Вот поэтому и дали квартиру, – к тому же не бесплатно…

Главу администрации Федора Федоровича Вербина я, к сожалению, в Рыльске не застала. Он в отпуске и уехал на Черное море. Однако Татьяна Егоровна предложила мне не огорчаться, ведь письмо в редакцию за его подписью на самом деле составляла она.

– Я знакома с содержанием письма, – сказала первый заместитель главы администрации Елена Лобкова. – И разделяю мнение Татьяны Егоровны.

– Скажите, Елена Александровна, почему ответ на мое письмо адресован главному редактору?

– Видите ли, не в привычках администрации обращаться к рядовому лицу.

Пока Лобкова, как гостеприимная хозяйка, наливает мне чай, открывает коробку с конфетами, я думаю о том, что если московский журналист для рыльской администрации рядовое лицо, то кто же для них учитель Батурлин?

– Когда в последний раз в Рыльске получил квартиру учитель? – спрашиваю я.

– Боюсь, что этого не было лет… может быть, десять-пятнадцать. Нет, не могу сказать… Во всяком случае наша администрация, а мы в ней четвертый год, не давала.

– Извините мне мою бестактность, у вас, конечно, есть квартира?

– Конечно. Меня же в администрацию пригласили.

– И еще раз извините, действительно ли у Вербина, главы администрации, был дом, а он его продал и заимел квартиру?

– Ну не бесплатно же. Взял ссуду… Я сама у него была поручителем.

– У хозяев “бобрового хутора” тоже ссуды?

– Н-да, всех раздражает чужое богатство, – укоризненно глядя на меня, произнесла Елена Александровна.

Я замолчала. Как обьяснить человеку от власти, призванному защищать человека рядового, беспомощного и бесправного, что ни в одном селе, ни в одном городе я не встретила администрацию, которая дала бы беспроцентную ссуду учителю, даже уважаемому и заслуженному. Может быть, мне так не везло? А может, боятся, что не расплатится человек, тем более старый? Ну так Елена Александровна по образованию юрист и наверняка знает: можно дать ссуду, а купленную учителем квартиру использовать в качестве залога. Но Елена Александровна спрашивает меня:

– Вы думаете, мы можем дать жилье Батурлину в обход закона? Кого предлагаете обойти? Инвалидов войны? Многодетные семьи?

…В поезде на Москву я думаю об учителе Батурлине. Об их с женой трогательной любви, о его тетрадке с фотографиями земляков – участников войны, о том, что всю свою жизнь он только и делал, что работал. “На благо Родины, – как он сам пишет, – на благо молодого поколения”.

Светлана ЦАРЕГОРОДЦЕВА

Рыльск,

Курская область