Валерий Гаркалин: Когда мне надо отдохнуть, я глажу белье

На вопрос, что значит быть актером, однозначно ответить трудно. Но о Валерии Гаркалине можно точно сказать, что он актер стопроцентный. Театральная публика давно знает его по прекрасным работам в спектаклях Театра сатиры “Укрощение строптивой”, “Ревизор”, “Трехгрошовая опера”. В 1989 году Валерий Гаркалин в одночасье получил всероссийскую известность после выхода на экраны фильма Сергея Бодрова “Катала”. В 1995 году он, уже будучи солидным актером, вновь искупался в лучах славы, сыграв в фильме Владимира Меньшова “Ширли-Мырли”. Сегодня Гаркалина очень трудно застать дома: спектакли, съемки занимают у него большую часть времени.

– Валерий Борисович, у вас очень интересная творческая судьба. Расскажите, как она складывалась?
– Я не потомственный лицедей. Мои родители простые люди, которые к искусству никакого отношения не имели. Мама работала “чекисткой” – в кассе пробивала чеки. К огромному моему горю, ее уже несколько лет нет в живых. Папа заведовал мастерскими в гаражах, теперь на пенсии. Он сейчас живет вместе с моей младшей сестрой под Москвой, в Долгопрудном. У меня было спокойное детство, я был очень тихим, даже застенчивым ребенком. Более того, избегал быть центром внимания, не любил появляться на людях. Но в детстве я очень любил кино и часто ходил на дневные сеансы в ближайший кинотеатр. Может, это и сыграло свою роль. После школы сделал попытку поступить в театральное, подал документы во все московские училища, но потерпел фиаско. Пришлось пойти на завод. Работал слесарем. Затем служил два года в армии, а закончив службу, поступил на экспериментальный курс Сергея Образцова в Театр кукол. У нас был очень дружный курс, после окончания учебы мы не захотели расставаться и вместе уехали из Москвы в Кемерово. Там организовали эстрадный ансамбль “Люди и куклы” и шесть лет ездили с ним по стране. Я считаю эти годы лучшими в своей жизни. Но, к сожалению, любой театральный организм не вечен. К тому же частые поездки не способствовали укреплению семьи, которая к тому времени у меня уже была, так как я женился еще на четвертом курсе, в 1978 году. Представляете, 3 июня у нас была свадьба, а 5-го числа я улетел в Кемерово. Катенька приезжала ко мне на день-два в города, где проходили гастроли, я тоже прилетал на день, а то и на полдня. Конечно, было нелегко, но наша семья все же не распалась. Когда у нас родилась дочь, я понял, что, если не буду видеть, как она растет, развивается, то потеряю главное в своей жизни. И выбрал то, что считал для себя самым дорогим: семью. Родители моей жены, люди обеспеченные, сняли для нас под Москвой дачу, и я жил там с Никой. Именно в это время я почувствовал себя настоящим отцом: я купал дочку, стирал ее платьица, кормил, рассказывал сказки. Словом, был для нее и папой, и мамой. Три года я не работал, это время посвятил дочке.
– Валерий Борисович, не тогда ли у вас появилось хобби – гладить постельное белье?
– Всех журналистов почему-то интересует именно этот факт. Уж не подразумеваете ли вы под этим некое психическое расстройство? А если серьезно, то меня это занятие очень успокаивает. Это такой метод релаксации. В это время я что-то фантазирую, анализирую, думаю, представляю. Так что это занятие для меня весьма продуктивное.
– Какие домашние дела вы еще взвалили на свои хрупкие мужские плечи?
– Хрупкие? Хм… А что такое жить вдвоем? По-моему, это постоянно помогать друг другу. Мы с Катенькой вместе уже столько лет, что я часто шучу: столько вместе не живут. Все наши друзья, а их у нас очень много, побывали в загсе уже по нескольку раз. Я очень благодарен Кате за то, что она создала в нашем доме атмосферу любви и покоя, хотя ей тоже трудно. Она работает в Театре Образцова научным методистом – педагогом.
– Говорят, у вас было какое-то необыкновенное знакомство.
– Как я уже говорил, я был тогда студентом выпускного курса. Мы поставили дипломный спектакль “Алые паруса” по Александру Грину… Шел прогон, на котором присутствовали сотрудники театра, среди которых была и Катенька. Помню, я произносил монолог Артура Грея и смотрел в зал. Увидев симпатичную девушку, стал смотреть ей в глаза. Через некоторое время вдруг увидел, что по ее лицу текут слезы. И я тогда подумал, если девушка способна поверить в сказку Грина, то какая же у нее должна быть необыкновенная душа. Потом я понял, что стал ее принцем, пришедшим к ней на алых парусах. Вскоре мы поженились.
– Как она переносит вашу популярность?
– Катя очень умный уравновешенный человек, она прекрасно понимает, что это одна из составляющих моей профессии. Мы не должны лукавить, что изначально стремимся к популярности, известности, иначе зачем артисту выходить на сцену, сниматься в кино?
– Вы человек влюбчивый? В партнерш на сцене влюбляетесь?
– Я привык работать и в театре, и в кино с партнерами, к которым испытываю теплые человеческие чувства. В противном случае не произойдет творческого тандема, и зритель это обязательно заметит.
– Я читал, что у вас с вашей партнершей Татьяной Васильевой, с которой вы заняты в антрепризных спектаклях, был роман.
– Боже мой, что вы только не читали! Иногда про себя узнаешь в какой-нибудь газете просто дикие вещи. Если мы с актрисой часто работаем на сцене, это не значит, что у нас должны быть и в жизни какие-то близкие отношения. Конечно, с Таней Васильевой у нас мог быть роман. Это естественно: я – мужчина, она – женщина. Но роман не случился, мы вовремя остановились, мудро решив остаться добрыми друзьями. Вместе с ней мы работаем уже пять лет. Практически каждый год выпускаем по спектаклю, где разыгрываем различные взаимоотношения. О том, что эти спектакли пользуются популярностью, лучше всего говорят переполненные залы.
– Как же все-таки получилось, что вас с Татьяной Васильевой засняли в одной из интимных сцен во время спектакля и снимки опубликовали в одной из газет?
– Это известная история. Я бы ее не стал комментировать, но уж коль вы спрашиваете, то отвечу. Вы имеете в виду те фото, сделанные во время спектакля “Все, все… Все?”. Дело в том, что сцену, которую запечатлел фотограф, мы играем в полной темноте. Все происходит при свете маленького фонарика, так что из зала видно какое-то мелькание. Фотограф же сделал снимок с помощью яркой вспышки. Мы с Таней потом были просто в шоке. Впоследствии журналисты этой газеты дважды извинились перед нами, были уволены фотограф и корреспондентка, написавшая этот материал. И в знак примирения я дал этой газете интервью. В конце концов стоит отнестись к этому философски. Если нас хотят видеть в таком виде, то, пожалуйста, но это пусть останется на их совести.
– Ваше постоянное место работы – Театр сатиры?
– Нет, последние два года я работал здесь по контракту. Это вызвано тем, что я очень занят в антрепризных спектаклях. Так получилось, что в настоящее время в Театре сатиры я уже не работаю. Но вообще-то мне кажется, что не имеет значения, где лежит твоя трудовая книжка.
Но именно с Театром сатиры у меня связана одна памятная для меня встреча. Когда-то я провалился на вступительных экзаменах в Щукинское театральное училище. Одна “педагогиня” этого института сказала мне такую фразу: “Молодой человек, у меня к вам личная просьба. Если увидите какой-нибудь творческий институт по пути вашего следования, то обходите его на километр. Вам и помышлять нельзя о профессии актера”. Потом я стоял возле здания училища и плакал, да что плакал – рыдал. Прошло много лет, я уже играл в Театре сатиры. Шел спектакль с таким пижонским названием “Папа, папа, бедный папа, ты не вылезешь из шкафа”. Это такой американский трагифарс, который мне очень нравился. Я играл не очень здорового мальчика, этакого дебила. В конце спектакля мой персонаж душит героиню в кровати. И вот в момент, когда я ее душил, неожиданно в первом ряду партера увидел глаза той самой “педагогини” из Щукинского училища, которые были наполнены слезами. Я еще сильнее сжал шею своей партнерши Маши Ильиной. Потом она мне сказала: “Ты так был убедителен, как никогда до этого”.
– Почему в свое время вы отказались от предложения Галины Волчек играть в “Современнике”?
– У меня были предложения из многих театров, просто я о них никогда не говорил. В то время я не понимал, как можно перейти из одного театра в другой, не имея на это веских причин. В Театре сатиры меня хорошо приняли, здесь я сыграл свои лучшие роли. Ко мне прекрасно относилось и руководство театра, были доброжелательны коллеги.
– Валерий Борисович, вы стали очень популярным после выхода фильма Владимира Меньшова “Ширли-Мырли”, где сыграли три главные роли. С приходом популярности в вашей жизни что-то изменилось?
– Смотря что вы вкладываете в слово “популярность”. В метро меня узнавали и до этого, особенно после выхода фильма “Катала”. Когда выхожу на сцену, иногда слышу аплодисменты. Порой зрители цитируют ту же картину “Ширли-Мырли”, иногда слышу вслед: “Капусточка, конечно, дело хорошее…”. То есть картина пользуется успехом. Но лично в моей жизни ничего не изменилось. Популярность могла принести мне большие деньги за границей, а у нас…
– И все-таки именно за роль в картине “Ширли-Мырли” вы получили какой-то необыкновенный приз, не так ли?
– Это была очень смешная история. В передаче Сережи Шолохова “Тихий дом” меня признали лучшим актером года. Сережа мне позвонил и сообщил о результатах опроса. Я поблагодарил и хотел уже положить трубку, как он загадочно спросил: “А что ж ты не поинтересуешься, какой тебе полагается приз? Между прочим, тебе должны подарить запонки”. Я подумал: “Бог мой, у меня и рубашек таких нет, чтобы носить их с запонками, так что из-за них все бросать и ехать в Санкт-Петербург не имеет смысла”. И тут услышал: “А запонки-то, между прочим, бриллиантовые”. Разумеется, у меня тут же нашлось время для поездки в Санкт-Петербург. Кстати, эти запонки сделаны в единственном экземпляре и являются точной копией утраченных запонок Николая II, они восстановлены по рисункам. Двуглавый орел выложен настоящими бриллиантами.
– Это правда, что вот уже много лет вы ведете трезвый образ жизни?
– Я не пью с 13 августа 1991 года. Я тогда твердо решил завязать с этим делом, слишком много неприятностей оно приносит.
– Как вы проводите свободное время?
– Его вообще-то у меня немного. Но Катя как-то умеет вырывать меня из этой карусели, заставляет отдыхать…
– Почему вас не видно в рекламе?
– Я от нее отказываюсь: мало платят. Как говорила Фаина Раневская: “Деньги я проем, а стыд останется”. Так вот за этот стыд надо все-таки прилично платить. Нам известно, сколько получают за рекламу Майкл Джексон, Мадонна. А нашим серьезным артистам платят за участие в рекламе копейки…
– Что у вас произошло, когда вы были на гастролях в Украине?
– Это было в Киеве. Перед антрактом кто-то позвонил в театр и сообщил, что здесь заложена бомба. На спектакле присутствовала жена президента Украины. Кинологи во время антракта проверили здание, но бомбы не нашли. С опозданием, но мы продолжили спектакль. Осталась до его финала и жена президента. Зрители о телефонном звонке так и не узнали…
– Скажите, а как бы вы сами себя охарактеризовали? Какой он человек, Валерий Гаркалин?
– Я отношусь к себе, любимому, достаточно нежно, потому что без этого нельзя. Любовь к самому себе помогает в трудных жизненных ситуациях. С другой стороны, над этим чувством я немножко подсмеиваюсь. То есть всегда присутствует некая доля самоиронии.

Леонид ГУРЕВИЧ