В Вологде у Белова

Со знаменитым писателем, лауреатом Государственной премии СССР Василием БЕЛОВЫМ мне довелось встретиться в Вологде вскоре после его возвращения с острова Валаам. Поэтому наш разговор начался с путешествия по Ладоге.

– На Валааме, в Спасо-Преображенском монастыре, уже третий раз гостил у архимандрита Панкратия, – рассказывал писатель. – Какое великолепие – сам монастырь, которому уже несколько веков, природа вокруг! Потрясающе! Даже подумывал о том, чтобы поселиться там навсегда.

Почему там побывал? Потому что я – верующий человек. Верующий и грешный. И к вере шел очень долго, трудно.

– В чем же, Василий Иванович, ваш грех?

– Был коммунистом, секретарем райкома комсомола, обычным человеком…

– В вашей жизни бывало всякое. И орден от патриарха Алексия, и высокая государственная награда из рук Президента России В.В. Путина. И печально памятный октябрь 1993-го. Вы же тогда едва не поплатились жизнью?

– Моего приятеля убили. Я бежал с другим товарищем, мы прятались за барьерами при входе в метро.

– А как оказались в том опасном месте?

– Я же политикой занимался, был депутатом Верховного Совета СССР. И об этом писал. Против Горбачева, Ельцина выступал публично. А потом – баррикады и прочее. Как же мог пропустить такое событие? Хотелось знать, чем закончится. Помню, стреляли с крыш, и не только, палили вовсю.

– Вологодская земля дала России Константина Батюшкова, Александра Яшина, Николая Рубцова, Сергея Викулова. Здесь жил и работал Виктор Астафьев.

– И Гиляровского вспомните. Много у нас людей известных. Я получил благословение на писательское дело от Александра Яшина.

– Вы воспели родную землю, рассказали о своих земляках, их проблемах, радостях и бедах сквозь призму непростого личного опыта. С чего он начинался?

– Помню, как ходил голодный, холодный. Муку соломенную толок. Соломенные лепешки ел. А чтобы истолочь сухую солому, резанную в муку, – надо было тысячу раз пестом стукнуть. Потом в эту пыль добавляли картошки, и получалась лепешка.

Мой покойный отец все время на заработки ездил. А мы «копились». Нас мать родила шестерых, а вырастила пятерых в таких условиях. Приходилось во время войны солому толочь. Отца на войне убили. Нас осталось пятеро. Все росли, всем нужна была еда, одежда.

– В рассказе «Бобришный угор» вы пишете: «Я помню, как судьба вынудила мою мать уехать из деревни в город и как сразу страшен, тягостен стал для меня образ навсегда остывшей родимой печи… и в мое сердце стучит пепел: на наших глазах, быстро, один за другим потухают очаги нашей деревенской родины».

Безрадостная картина складывается на селе и сегодня. Из 155 тысяч сел и деревень в России 8 процентов совершенно пусты, а в 22 процентах живут по десять и менее жителей. Как верно заметил поэт Виктор Смирнов в одном из своих стихотворений: «Деревня стала меньше, чем кладбище»…

– Ну, вот видите, какая статистика угрожающая. А что дальше в этих условиях будет – неизвестно. Ведь скоро служить, не то, что воевать, будет некому. Ребят еле-еле набирают в армию, элитные части. Не хватает настоящих, хороших солдат. И офицеры должны быть здоровыми, богатырями.

– Николай Рубцов писал: «…на картошке с хлебом я вырос такой большой». Хотя он и не был богатырем.

А что стало с вашей родной деревней Тимонихой, куда не вернулся с войны ни один(!) ушедший из нее на фронт солдат. Тимониха тоже исчезла с лица земли, как исчезла Каравайка из вашей повести «За тремя волоками»?

– Практически исчезла. У нас деревни были маленькие – дворов по двадцать-тридцать. Но зато стояли часто, обычно вдоль речек, около озер. Пройдешь километра полтора – деревня, еще немного – опять деревня. Самая большая была деревня Борисовская – сто двадцать домов. Так и от Борисовской ничего не осталось. А в нашей деревне перед войной было двадцать три дома. Жили люди, и зимой, и летом, работали в колхозе. Колхоз – это тоже грабеж, понимаете?

– В том смысле, что у крестьян отбирали лошадей, коров?

– Это мы уже говорим о раскулачивании. А я говорю о простых колхозниках.

– Имеете в виду послевоенное время?

– Да. Я был счетоводом в колхозе, потому что окончил 7 классов. Хотел дальше учиться, но надо было работать – за копейки. Помню, полкопейки на трудодень давали. Чтобы трудодень заработать, надо вкалывать по-настоящему. А когда отчетное время придет, председатель отчитывается и называет, сколько кому копеек на трудодень выдано.

– Ваш отец Иван Федорович погиб в Духовщинском районе в сентябре 1943-го. Вы были на Смоленщине. Отыскали его могилу?

– Нет, не отыскал. Знаю, что лежит в одном из трех мест, а где точно – не ведаю. По моим данным первая могила была на берегу реки Царевич. Во время боев река сделалась бурой от крови – немецкой и русской. Это мне рассказал один старик. Так вот, была на пригорке братская могила. Потом ее раскопали. Был тогда приказ Ворошилова о том, чтобы привести в порядок все могилы. В общем, где лежит отец, не знаю.

Сам я служил в армии в Красном Селе. Там же в 1920-х годах служил срочную и мой отец. Я прослужил почти пять лет. Мечтал об университете, а у самого еще и девяти классов не было. Представьте, как себя чувствовал. В школе разрешалось учиться только офицерам и сверхсрочникам, а мне, ефрейтору, учиться было не положено.

– В каких войсках вы служили?

– Это были войска Лаврентия Павловича Берии. Стоял, помню, на посту, под грибком, в суточном наряде. На столбе висел репродуктор. Стоишь и слушаешь. Вдруг сообщают: Берия – враг народа. Представьте, как я чувствовал себя, ведь это был мой начальник. Очень все было интересно, и сложно, и трагично. Помню, как подумывал даже о самоубийстве. Тяжелая служба была. Но, слава Богу, меня Господь отвел от этой мерзкой мысли. Выстоял. И дослужил до конца.

Служба такая была, что поспать некогда. Я обслуживал двенадцать приемников. Надо было все время бегать, настраивать их и читать одновременно ленту телеграфную. Однажды важную депешу запорол. Получил разнос от капитана Васильева. Тогда поклялся: отслужу, приеду домой, потом вернусь и… Но все ему простил, никуда не поехал. Разные были офицеры. В том числе и такие, которых очень уважал. Вот старший лейтенант Игошев (он ремонтировал приемники) был очень добрым. А другие… Поэтому тяжкой была служба. Но у нас не было никакой… Как это называется?

– «Дедовщины»?

– Да, «дедовщины».

А знаете, кто у меня был командиром отделения? Ефрейтор Коптев. Слыхали такую фамилию? Он дослужился от командира отделения до ответственной должности в российском космосе. Помню, как он зарядку делал. Я по его способу и сейчас зарядку делаю.

– Что за особенный способ?

– Комплекс из шестнадцати упражнений. Они мне и сегодня помогают.

Во время срочной службы я стал специалистом 1-го класса. За классность мы получали денежную надбавку. Поэтому была заинтересованность. Некоторые покупали фотоаппараты, кто-то баян. Я-то деньги матери посылал. Такая вот была служба.

– Не замечаете ли, что все тяжелее становится жить среди людей? Очень много грубости, хамства, равнодушия, лжи, злобы. Не кажется ли вам, что сегодня совсем «отмерло» такое понятие, как совесть?

– Вы ошибаетесь.

Поверьте: людей совестливых в России очень много. И много верующих. А кто верит в Бога, для того совесть – главное понятие. Задумайтесь: со-весть – весть. От кого? От Бога. Если вы верите в Бога, обязаны терпеть.

– Кажется, наступает (или, быть может, уже наступил?) момент, который был в жизни наших далеких предков – северных славянских племен, когда они, как пишет в «Истории России с древнейших времен» С.М. Соловьев, «сами у себя… владели дурно, не могли установить внутреннего порядка: не было между ними правды…»

– У меня особое отношение к Соловьеву в связи с тем, что он кое-что наврал об Александре Невском.

По Соловьеву Невский якобы, совершил предательство, пойдя на союз с сыном татарского хана Батыя – Сартаком. И наша общественность историческая начала врать. Но ведь Невский пошел на союз для того, чтобы сохранить Русь.

Разве народ почитал бы святым князя-предателя? Князь был жесток, но болел о государстве. А государство было раздроблено. Александр Невский не предавал Россию, он спасал ее, правда, иногда жестоким образом. Такое время было. Я о нем написал пьесу «Князь Александр Невский», она была поставлена в Питере.

– Должен ли писатель по-прежнему «глаголом жечь сердца людей»?

– Безусловно! Назначение писателя в том и состоит. Другое дело, что у одних писателей крепкий талант, у других – слабее, а у третьих и вовсе нет, но считают себя писателями.

– А ведь люди и этих последних читают. Их опусы издают, порой огромными тиражами…

– Людям немного надо. Многие не задумываются о ценностях истинных и мнимых. Людей надо воспитывать – хорошими книгами, песнями, молитвами. Тем, может быть, и спасемся.

* * *

В заключение он завел патефон, поставил сначала пластинку с «Чайкой» (любит слушать эту песню в исполнении Надежды Плевицкой), затем вторую – «Быстрей летите кони»…

Николай ЧЕПУРНЫХ, член Союза писателей России, Вологда – Смоленск

На снимке: Василий БЕЛОВ у патефона с любимой пластинкой

Фото автора