В пантеон без стука

Наверное, над ним смеялись. Когда пацан в кепке («в одних и тех же брюках и ботинках, один и тот же выдыхая дым…») бродил перед сном по весеннему скверу и декламировал эти строки:

Не черемухе в сквере и не роще берез, – только музыке верил, да и то не всерьез…

Останавливался, поворачивал на другую тропинку и продолжал ритмически:
Проводник хлопал дверью, грохотал паровоз.

Только в музыку верил, да и то не до слез.

(«Не черемухе в сквере…»)

Наверное, слегка подкалывали, когда он вдохновенно и дерзко читал свои стихи на поэтическом вечере или просто друзьям на кухне. Вот за эти слова, в частности:
Как портаки на западных пластинках, я изучил все корни на тропинках.

Сквер будет назван именем моим.

(«Когда в подъездах закрывают двери…»)

Мол, нельзя так в пантеон – без стука, без того, чтобы не отстоять в очереди, не похоронить предшественников, не вскарабкаться по лестнице существ. О чем ты вообще можешь мечтать, ты, парень с Вторчермета?

Вторчермет – это пролетарская окраина, район Екатеринбурга, где долгие годы жил поэт Борис Рыжий (1974-2001). (Интервью Олега Дозморова о нем читайте в этом же номере «УГ». – Прим. ред.)

Родился он в Челябинске в 1974 году в семье профессора геофизики и врача-эпидемиолога. В 1980 году семья переехала в Свердловск. Жизнь в интеллигентной семье, серьезное увлечение геологией (окончил Уральскую горную академию, много времени проводил в экспедициях, опубликовал 18 научных работ) и привычка дышать воздухом рабочих окраин, по-особому ощущать эту грубую пацанскую свободу – именно это сочетание (плюс, безусловно, поэтический дар, который никакой алхимией судьбы не объяснишь) породило такое уникальное явление, как поэт Борис Рыжий.

Итак, «въедем в восьмидесятые годы, слева – фабрики, справа – заводы»: завод резиновых технических изделий, парк камвольного комбината, кинотеатр «Южный», родные теплые хрущевки и сталинки – открываешь томик Бориса Рыжего только для того, чтобы иногда туда возвращаться. И не так уж важно, в каком именно городе была твоя окраина. Восьмидесятые зажгли в будущем поэте множество страстей – геология, бокс, поэзия, и все это весьма гармонично сочеталось, как и должно сочетаться в гении. Любовь, наконец, и она родилась там же, в восьмидесятых. В 1991 году Борис Рыжий женился на школьной подруге, а в 1993 году у них родился сын.

Именно восьмидесятые породили и стремление к «самому лучшему» в человеке и горячее желание запечатлеть не событие, но момент и жизнь в этом моменте:

В номере гостиничном, скрипучем, грешный лоб ладонью подперев, прочитай стихи о самом лучшем, всех на свете бардов перепев.

(«В номере гостиничном, скрипучем…»)

А девяностые были отданы поэзии. Борис Рыжий много писал и уже стал публиковаться. Первая публикация его стихов состоялась в 1992 году в екатеринбургском выпуске «Российской газеты», а первой журнальной публикацией стала подборка в «Уральском следопыте» в 1993 году. Затем были солидные толстые журналы «Урал», «Звезда», «Арион», постоянные публикации в «Знамени» (Бориса Рыжего заметила завотделом поэзии журнала Ольга Ермолаева и отдала должное его таланту). Однако при жизни автора вышел только один его сборник – «И все такое…» (СПб.: Пушкинский фонд, 2000). Следующий сборник – «На холодном ветру» (СПб.: Пушкинский фонд, 2001) – издан уже после его смерти. 7 мая 2001 года поэт покончил с собой. После будет еще много журнальных публикаций, выйдет несколько сборников его стихов, поставят спектакли по его творчеству, о нем снимут документальные фильмы, а стихи переведут на множество языков. Но все это будет потом. А поначалу не верили, как водится.

Сначала смеялись над ним, потом над людьми, которые захотели, чтобы скверу по улице Титова на Вторчермете, в котором Борис Рыжий проводил многие часы в детстве и юности и который упоминается во многих его произведениях, было присвоено имя поэта. Кто-то смеялся, кто-то отмахивался, кто-то высказывал скептическую позицию. Однако нашлись люди, которые создали инициативную группу, обсудили проект и стали собирать подписи. И вот уже активисты культурного фонда одной из партий передали собранные подписи с ходатайством, обоснованием и прочими необходимыми документами в канцелярию главы администрации города Екатеринбурга. И очень хочется верить, что положительного результата не придется долго ждать.

«Пока мы не всерьез болтаем о добре, честности, мы в ладу со всеми; попробуйте всерьез проводить ваши идеи в жизнь, посмотрите, какой хохот поднимется кругом. Я всюду слышу этот хохот. До сих пор продолжают смеяться над Ним, строя в то же время алтари» – так сказал великий русский художник Иван Крамской.

Может быть, кто-то думает, что это не так важно. Но что может быть важнее? Ведь двор, ближайший парк или сквер, дорога к детскому саду и школе – это единое сакральное пространство для ребенка, будущего гражданина, именно здесь он осваивает первые шаги, заводит первых друзей, учится выстраивать социальную коммуникацию: впервые влюбляется, напивается, встревает в драку, да, вот так, по-пацански, учится настаивать на своем, побеждать и отступать, любить и прощать – это маленькая модель жизни, и именно отсюда человек выходит в мир. Точнее, выходя за пределы своего сквера, он просто расширяет его границы, экстраполирует свое сакральное пространство на весь этот большой мир. Выходит человек. Выходит целое поколение.

И на каждом на вагоне, волей вольною пьяна, «Приму» ехала курила вся свердловская шпана.

(«Я на крыше паровоза ехал в город Уфалей»)

Да… в общем-то, это будет память не только о поэте, а о целом поколении – не самом счастливом поколении, надо сказать.