В кризис главное – планировать будущее и развивать образование

Виктор САДОВНИЧИЙ, президент Российского союза ректоров, вице-президент РАН, академик РАН, ректор МГУ имени М.В.Ломоносова:

– Экономическая ситуация, в которой мы нынче находимся, до конца нами не осознана, это надолго, и, конечно, нужно принимать решения по стратегии нашего поведения. 20 марта 2009 года в Интеллектуальном центре МГУ состоится съезд Союза ректоров России, понятно, в какой обстановке он пройдет. Мы рассчитываем, что состоится серьезный разговор ректорского корпуса о ситуации, о нашем поведении, о выборе пути развития системы высшего образования.

Как нам выйти из сложной ситуации? Я полностью согласен, что мы должны выдвинуть некоторые лозунги, придерживаться их и реализовывать. Выйти из этой сложной кризисной ситуации мы можем за счет нескольких рывков. В момент кризиса рывки можно делать, и, кстати, те модели, которых любой экономист придерживается, должны быть предложены, в том числе и в образовании, преимущество будет иметь та модель, которая окажется более качественной. По-моему, Рузвельт сказал, что во время кризиса легче всего усадить школьников и студентов за парты с тем, чтобы дать им хорошие знания, и это основное вложение в капитал! А вот после кризиса этот капитал даст хорошую отдачу! Обама – президент США – совсем недавно выдвинул научную программу и сказал: моя задача – слушать ученых, даже если они говорят неудобно. Более того, отметил американский президент, надо слушать прежде всего тех, кто говорит неудобные вещи, потому что именно эти советы ученых и будут той опорой линии поведения в США, которую он выдвинул. Вот в этом смысле я очень согласен с тем, что нам, ректорам, нужно высказаться, и, может быть, даже на съезде в марте.

Я далек от мысли поддерживать то образование, которое дискредитирует нашу систему, нам нужно от него отмежеваться. Ведь для того чтобы учить, есть другие варианты: есть возможность учить в наших университетах, есть возможность создавать и поддерживать даже какие-то другие учебные заведения, есть возможность переквалификации. Но, конечно, если мы будем скрываться за тем, чтобы продавать дипломы, как продавали их раньше, то системе образования будет нанесен вред. Во время кризиса этот вред будет и в квадрате, и в кубе. Нам нужно единым фронтом навалиться на то, чтобы всячески поднять качество образования.

На чем должно быть основано повышение качества образования? Сейчас немодно и стыдно говорить, что надо покупать оборудование (дескать, какое может быть оборудование во время кризиса?!). Но я призываю ректоров высказаться за то, что хорошее образование и наше поведение во время пусть трудных времен должны быть такими: мы занимаемся наукой, причем передовой наукой, покупаем приборы, новейшее оборудование, несмотря ни на что. Иначе мы потеряем горизонт исследований, через три-пять лет не будем знать, что делается в той или иной отрасли.

Я приведу несколько примеров. Прежде всего скажу о супервычислителях. Казалось бы, это просто машинка, но супервычислитель на самом деле – это стратегия развития любого государства, потому что большинство задач, которые нужны для стратегии государства, решаются именно на таких мощных машинах. Каждое государство разработало национальную программу поддержки супервычислителей. Слушался этот вопрос на заседании Совета безопасности у нас, был сделан определенный рывок за счет вузовских инновационных проектов в рамках нацпроекта «Образование», наша страна по супервычислителям была на 400-м месте, сейчас Россия вышла на 33-е место, примерно 17 университетов за счет инновационных проектов купили вычислители, что в целом увеличило масштабы мощности России. МГУ планирует приобрести супервычислитель, наличие которого позволит России занять первое место в Европе. Казалось бы, все это нужно поддерживать. Но Минфин РФ методично сокращает финансирование оборудования всем вузам, хотя, казалось бы, это не те деньги, на которых надо экономить. Думаю, просто нужно выбрать те направления, которые нужны для приоритетов. Позорный для нас факт: есть электронный микроскоп «Титан», тот, кто занимается нанотехнологиями, знает о нем или слышал. Но в России нет ни одного такого микроскопа. Он стоит 12 миллионов долларов, это дорого, но один такой прибор, пусть коллективного пользования, сразу бы сделал рывок в том, о чем мы так много говорим, – в нанотехнологиях. В нанотехнологиях необходимы приборы, с которыми нужно работать. Весь мир помешался на биотехнологиях в когнитивных науках (изучение мозга, биоинженерия), современный комплекс в этом направлении тоже стоит 5-7 миллионов долларов. Кто из нас может похвастаться, что мы обладаем таким комплексом? Таким образом, потеря такого оснащения для наших университетов (а только университеты могут работать с таким оборудованием, так как в РАН, скажем, меньше молодых ученых, чем в университетах) недопустима, и мы должны, как бы неожиданно и парадоксально это ни звучало в кризисное время, высказываться о том, что и в это время надо настаивать на покупке современного оборудования. Это то, что не приводит к инфляции, понятно, что это некоторые траты, но, думаю, это копейки по сравнению с тем, что в целом сейчас вкладывает государство.

В МГУ по просьбе Совета Федерации и Государственной Думы прошло совещание экономистов, мы собрали 60 академиков-экономистов, приехали председатели бюджетных комитетов СФ и ГД, зампред СФ Светлана Орлова, обсуждался вопрос кризиса. Ученые-экономисты говорили о том, что такое 400 млрд долларов, которые были вложены государством в поддержку банков и некоторых предприятий, а кое-где и для спасения олигархов. Это полуторагодовая добыча нефти в современном исчислении. Значит, немалая доля была вложена сейчас для того, чтобы выровнять ситуацию. Хорошо, банковская ситуация сейчас стала проще, но, думаю, впереди еще много проблем. На этом фоне поддержка образования была бы вполне логична.

Какой еще рывок мы можем сделать, кроме качества образования и оснащения науки? Я считаю, что это поиск талантливых. Если говорить про игру на поле ЕГЭ, то я был и остаюсь категорическим противником этого введения. Считаю, что счет сейчас 1:1 (ЕГЭ: олимпиады). Мне удалось добиться того, что победители олимпиад смогут поступать в вузы без сдачи ЕГЭ, в России 120 олимпиад, и это определенный выход для того, чтобы обойти, другого слова не могу найти, случайности при ЕГЭ. Но это ничья при плохой игре, потому что мы школу будем переучивать на то, чтобы школьник готовился к ЕГЭ. Мы уже знаем, что сегодня с четвертого-пятого класса семья начинает готовить ребенка к ЕГЭ. Готовить к ЕГЭ – готовить к новой таблице умножения и переучивать школу, а потом будем догонять другие страны. Вообще у меня есть мысли, как выйти из ситуации. Понимаю, есть закон (я боролся против него до последнего, потом меня поздравили с проигрышем), но я думаю, что можно оставить общую аттестацию школы в какой-то любой форме (можно даже убрать слово ЕГЭ). Кстати, это было, разве мы не писали единые контрольные работы по русскому языку, по математике? Но, наверное, это можно сделать по-другому. Есть Рособрнадзор, есть органы управления образованием Москвы, они всегда могут это сделать, чтобы провести школьную аттестацию. Мы учитывали эту аттестацию при приеме в вузы. Разве мы, скажем, отказывались учитывать золотые и серебряные медали? Нет! Но лишить вузы увидеть хотя бы одно испытание – это нонсенс. Мы боролись за это, в результате мне разрешили провести восемь собственных испытаний в МГУ. Но по каким специальностям? По тем, где был конкурс два медалиста на место. Спрошу: на каких факультетах такой конкурс? На государственном управлении, на экономике, на мировой политике. Разве в МГУ на мехмате, физфаке, химфаке будет два медалиста на место? К нам ведь идут увлеченные ребята, которые не за медаль боролись. Таким образом, лишение вуза проведения дополнительного испытания – это нонсенс. Нужно сделать школьную аттестацию заметной, выпуклой, признаваемой, но все-таки вуз должен иметь право на свои испытания.

Мы стыдливо умалчиваем о новой угрозе. Угроза – двухуровневое образование. Почему? Потому что хотим мы или не хотим, но на один год понижаем продолжительность образования в высших учебных заведениях. Четыре меньше пяти – так нас учили. Как бы ни говорили, что будет магистратура, понятно, в каких масштабах она будет, и сейчас, во время кризиса, делается очень правильный паллиатив, я поддерживаю Андрея Фурсенко, что не нужно ограничивать прием в магистратуру. Но ведь мы-то объявили другое: 20 процентов – магистры, а 80 – бакалавры. Я недавно встречался с президентом союза ректоров вузов Голландии и спросил его, как у них идут дела с Болонским процессом. Ведь нидерландская, шведская, финская системы высшего образования очень сильные. Он ответил так: нас победили чиновники, и мы с этого года перешли на Болонскую систему, но не понизили уровень и срок обучения до четырех лет, а полностью сохранили продолжительность обучения, то есть бакалавр – ступень, которая выдает диплом, а потом все бакалавры продолжают учиться еще год как магистры. То есть как пять лет учились, так и учатся. Ну почему бы нам этого не сделать? Мы ведь тоже учили пять лет, неужели надо сэкономить на одном годе? Я считаю, что нас поджидает серьезная опасность по понижению уровня высшего образования.

Если у нас будет бакалавр – магистр, то у нас будет и степень доктора философии. Некоторые из вузов уже вводят эту степень. А что это означает? Это означает, что доктора наук не будет (просто надстройка, которая не нужна), поскольку уже есть степень доктора философии, которую мы будем давать после магистратуры. Это будет самый большой удар по нашей системе образования – уход от доктора наук. Почему я об этом говорю? Потому что звонят мои ученики из Казахстана, математики, и говорят: «У нас уже нет доктора наук, есть доктор философии, и не знаем, стоит ли нам защищать у вас кандидатские диссертации, ведь мы можем стать докторами философии и будем окончательно учеными». Как академик, могу сказать, что Российской академии наук тогда не будет, потому что академия из докторов философии станет не академией, а чем-то всеобщим. Вопрос: а зачем нам это делать?

Игорь Федоров полгода боролся, чтобы по 12 оборонным направлениям оставили пятилетнее обучение. Я борюсь вслед за ним, удалось сохранить пять направлений по фундаментальным специальностям: математика, химия, физика, биология, информатика, но, извините, если мы не сохраним подготовку «пятилетних» специалистов по этим направлениям, не будет у нас ни математиков, ни физиков, ни химиков, ни биологов, ни информатиков.