Что происходит с провинциальными вузами? Читаешь некоторые публикации, и кажется, что их оптимизация и реорганизация – это результат злонамеренных действий чиновников от образования. Но так ли это на самом деле? Видим ли мы страдания без вины виноватых?
Полтора десятка лет я работал в разных провинциальных вузах и ныне, оглядываясь назад, могу сказать только одно – это было абсолютно потерянное для жизни время. Лучшие годы жизни были потрачены впустую. Ни дня, ни часа я не ощущал себя на своем месте, и не потому, что сама профессия преподавателя внушала мне отвращение, и даже не потому, что всякий раз наталкивался на безразличие студентов, из-за которого время от времени приходилось самому себе задавать вопрос: нужно ли хоть кому-нибудь из них то, что я преподаю? Дело было в другом. Поработав во многих вузах, я ни в одном из них не почувствовал себя членом того, что в школе обычно называется педагогическим коллективом, не почувствовал себя тем, кто вместе со своими коллегами делает одно большое и важное дело.Больше всего в бытность мою преподавателем меня поражало безразличное отношение коллег к тому, чем они занимались. Так было во второй половине 90-х, так было все нулевые. Куда бы ты ни приходил, в каком бы вузе ни работал, везде ощущал себя неким подобием приходящей сиделки. Состоишь ли ты в штате или числишься внешним совместителем – не имело значения. Везде ты выступал в роли приходящего сотрудника, кустаря-одиночки, который работает сам по себе и занят обработкой отдельной, выделенной ему делянки. Практически везде полное пренебрежение к вопросам профессионального плана: что мы здесь делаем? Как мы преподаем? Правильно ли идем, в том ли направлении? За полтора десятка лет на разных кафедрах и в разных вузах, где мне удалось поработать, эти вопросы вот так, в рабочем порядке, как нечто само собой разумеющееся никогда не поднимались. Впрочем, не звучали они и на уровне неофициального общения. Весь разговор о работе не шел далее обсуждения зарплат, поведения и прилежания студентов и правил заполнения той или иной отчетности. Самое главное – то, чем мы занимались, – всегда оставалось за бортом. Говорить о том, как ты ведешь занятия, что делаешь, в чем состоят трудности, считалось почти неприличным. Заговори об этом невольно, и реакция примерно такая же, как будто ты начал публично обнажаться, спроси кого-нибудь, как работает он, и тебя заподозрят в склонности к вуайеризму. Сколько работал, натыкался везде на одно и то же – всякий вопрос о методике преподавания встречался настороженным молчанием, будто ты вторгаешься в интимную сферу. Помню, как трудно было начинать преподавательскую деятельность и каким безразличием и наплевательским отношением сопровождалось это начало. Ни совета, ни помощи – движение на ощупь, изобретение велосипеда за отсутствием знания о том, что все уже придумано до нас. Естественные у начинающего преподавателя вопросы о том, как вести занятия и как работать со студентами, вызывали раздражение и недоумение. Как читать лекции? Ну берешь записи и читаешь. Как организовать работу студентов на семинарах? Распредели между ними вопросы, и пусть готовятся, или, еще лучше, давай доклады, пусть читают. Скучно? Малоэффективно? Ну так ничего, солдат спит – служба идет. И оправдание такой нехитрой церковно-приходской методики было железное: «Разве нам так много платят, чтобы мы еще и жилы рвали на этой работе?» Некоторых, не особо молчаливых, все-таки прорывало, и они делились секретами мастерства с молодым и еще зеленым преподавателем: «Даешь им какое-нибудь задание, они сидят там, ковыряются, а я пока своими делами занимаюсь, так пара и пройдет». Здесь главное слово «какое-нибудь», потому что вопрос о том, способствует ли оно освоению предмета, – вещь совершенно излишняя, вся суть методики в том, чтобы время летело.Но ведь и руководству все равно. Главное, что преподаватель в аудитории и студенты по вузу не болтаются. Последние на церковно-приходскую методику не жалуются, они к ней еще со школы привыкли. Ну и опять же у них ведь тоже «служба идет». Жалобы начинаются тогда, когда, напротив, им приходится шевелиться, приходится работать на занятии, думать, искать что-то в литературе, включаться в дискуссию. Здесь будто спросонья начинается раздражение: «Да что, ему больше всех надо что ли?» Впрочем, нынче с приказным, идущим сверху, требованием проводить занятия в интерактивной форме вроде началось шевеление. От каждого преподавателя вдруг потребовалось быть методистом. Требование странное уже потому, что большая часть вузовских преподавателей о том, что кроме знания предмета нужно еще и заботиться о том, чтобы это знание было преподнесено каким-то особым образом, даже и не подозревали. После стольких лет методического сна требование перестроить систему работы сложно и непривычно. Здесь бы нужна переподготовка. Поэтому на деле все оборачивается либо простым проставлением интерактивных форм в отчетности, либо переходом от занудного бубнения к не менее занудным играм и невпопад используемым презентациям, за пределами которых в конечном итоге вновь остаются основополагающие принципы фундаментальности и научности обучения.Но ведь и с наукой такая же ситуация. За все годы работы в рамках определенного научного направления, написания диссертации – ни одного заинтересованного взгляда, полный научный вакуум, будто те предметы, которые читаются, никакого интереса не представляют для самих преподавателей. Путь кустаря-одиночки и здесь. Писание диссертации ни для кого, издание статей только для отчета по науке, без всякого научного обсуждения и за собственный счет. «Это же вам надо» – только все 15 лет и слышал. Казалось бы, последнее требование вернуть науку в вузы должно было улучшить ситуацию, однако оно на практике ее только усугубило. К решению вопроса подошли просто – всех обязали регистрироваться в «eLIBRARY» и печататься в неимоверных количествах в ВАКовских журналах. В итоге пострадали те, кто занимается наукой, и выиграли те, кто занимается имитацией научной деятельности. На первое место вышло умение протолкнуть один и тот же текст под разными наименованиями и с легкими косметическими изменениями в нескольких ВАКовских журналах сразу. Какие тут серьезные исследования, когда нужно количество и только количество? Но ведь в этом количестве наука ни разу не ночевала. Поэтому когда сравниваешь скромный список выстраданных, выношенных статей коллег, за репутацию которых можешь поручиться, с валом текстов, вброшенных «активистами научной работы» в соответствии с приказом руководства, понимаешь, что «стародумам», то есть тем, кто подходит к науке с точки зрения основательности и качества, в нынешнем вузе не место.Ныне принято говорить о кадровом голоде, о недостатке молодых, тревожиться за то, что будет с высшей школой дальше. Но вся нынешняя тревога сложилась не вдруг, она отражение того, что копилось десятилетиями, когда люди уходили один за другим из-за безразличия, отсутствия не только материальной, но и моральной поддержки, из-за нежелания того, чтобы в затхлой атмосфере провинциального вуза повеяло настоящей наукой и преподаванием. Теперь эту нехватку тушат «пирогами и блинами и сушеными грибами», как и в 90-е, рассчитывая на варягов, на легионеров. А нынешние требования рейтинга лишь закрепляют эту тенденцию. Все эти годы к кадрам в вузе относились с полным безразличием. Вынуждали уходить из вуза того, кто мог бы составить костяк нынешнего преподавательского состава, только из-за того, что он, погруженный в заботы молодого семейства, не смог набрать должного количества публикаций. Отказывали тем, кто просил о материальной помощи, уже поступив в аспирантуру одного из ведущих вузов страны, и был готов отработать любые вложения вуза в него по окончании. С легким сердцем отпускали из вуза докторов наук, профессоров, молодых перспективных кандидатов наук, которые уезжали просто потому, что видели: вуз не может предложить им ничего, кроме затхлой атмосферы ежедневного рутинного бубнения за лекторской кафедрой и занятий наукой за собственный счет в виде хобби. Но и сейчас, в эпоху, когда все усыхает и сокращается, с той же настойчивостью под нож пускаются наиболее перспективные, те, кто пытается делать дело, а не жить мирно и тихо в затхлом болоте хороших отношений. В балласт попадают те, кто способен составить будущее вуза. Но если будущее становится балластом, то какая может быть у вуза перспектива?Гибель многих провинциальных вузов – это закономерный итог двадцатилетнего гниения и разложения, которое в нынешних условиях, когда все должно было бы быть наоборот, идет ускоренными темпами. Почему? Да потому что по-другому там работать не умеют, не могут и не хотят. Присмотритесь повнимательнее к нынешнему суечению провинциальных вузов в преддверии мониторинга, и вы увидите в большинстве случаев всю ту же имитацию деятельности вместо плодотворной работы. Михаил СПИРИДОНОВ, преподаватель, Новокузнецк
Комментарии