Урок нашего времени. Нужно ли поколению, которое пишет твиттер-сочинения, знать, почему Татьяна отказала Онегину?

Гоголь, Толстой и Чехов – в информационных лентах и на горячих ток-шоу. Нашему литературоцентричному обществу больно от нововведений в школьной программе. Предложенный РАО перечень авторов для изучения на уроках по литературе возмутил даже президента. На съезде родителей России он недоумевал по поводу исчезновения из списка для обязательного изучения Лескова, Алексея Толстого, «Медного всадника» Пушкина… О том, есть ли будущее у уроков литературы, можно ли поколение, рожденное с компьютерной мышью в руке, заинтересовать неспешным чтением русской классики и подходит ли современным школьникам классическая парадигма ценностей, наш разговор с учителем русского языка и литературы гимназии №1567 г. Москвы Львом СОБОЛЕВЫМ.

– Лев Иосифович, неужели в школе теперь не проходят обожаемых мною «Мертвых душ»?- Пока ничего страшного с программой не произошло. Во-первых, для нового стандарта 2011 года обязательного списка литературы еще не составлено. Тот, о котором сейчас так много говорят, касается 10-11-х классов, а «Мертвые души» читают в 9-м. Во-вторых, существует множество программ, из которых учитель может выбирать ту, которая ему больше нравится. И часть программы, касающаяся современной литературы, рекомендательная. Если класс чем-то заинтересовался и хочет обсудить, я прочту и буду обсуждать. Но после уроков. Вместо Толстого или Блока заниматься Пелевиным меня никто не заставит. Плохо другое. В программе – темы, проблемы, идейно-художественное своеобразие… Но наши дети читать не умеют! Нет привычки к тому, чтобы задумываться над словом. В восьмом классе мы читаем «Капитанскую дочку» – и многие не видят текста, не понимают его. В романе Пушкина Пугачева называют вором. Спрашиваю: «Он что, шоколадки ворует в супермаркете? Что значило слово «вор» в пушкинское время?» Потихоньку учимся читать: от маленького к большому. – Есть цифры: пять процентов учащихся выбирают литературу для ЕГЭ. А есть ли будущее у этих уроков? – Кто-то на литературе рассказывает, как нужно утешать человека в горе, как себя вести, когда тебя не любят, или как себя вести, когда ты любишь. Все это очень важно, но мне непонятно, почему эти уроки называются в расписании уроками литературы.При этом нужно признать, что, поступая иначе, сразу теряешь три четверти класса. Если бы я говорил со своими восьмиклассниками о том, что такое хорошо и что такое плохо, все равно в связи с чем – с «Капитанской дочкой» или со «Станционным смотрителем», весь класс был бы мой. Но я предпочитаю говорить о другом. Например, о том, что такое «инвалидная рота» и что значит «урядник», почему эпиграф взят из Фонвизина и что общего между Гриневым и Митрофанушкой. И в конце концов, почему Пушкин написал про взятие крепости Кюстрин, которая никогда не была взята. Со мной работают человек пять – семь. К 11-му классу их становится, предположим, 15. Нельзя сказать, что остальные ничего не делают. Остальным просто это не нужно. История литературы как предмет останется только в профильных классах или спецкурсах. А для большей части учеников нужнее разговор по поводу…- Какие страшные слова вы говорите. А я искренне уверена, что плохой учитель литературы или вообще его отсутствие – это самая большая неудача в школьной жизни… – Плохой учитель – это большая беда. А вот отсутствие литературы в школе отнюдь не бесспорно является таким уж несчастьем. У нас с вами нет статистики, поэтому все наши разговоры очень приблизительны. Сейчас бы провести социологическую репрезентативную выборку по разным социальным, образовательным, географическим и прочим стратам с такими вопросами: «В школе читали «Войну и мир»? После этого открывали хоть раз? Если открывали, в связи с чем?» Думаю, что ответы были бы примерно следующими: «В школе Толстого терпеть не мог, а потом посмотрел кино и захотелось перечитать… Оказывается, это совсем не скучно и не тоскливо». Но ведь возможен и другой вариант: «Включил фильм, через 15 минут плюнул и выключил… Классика – это то, к чему у меня отбили интерес начисто». Встречается такое? Да, безусловно.- А какая разница, чем мотивировать человека на чтение хороших книг? Фильмом или даже анекдотом? Главное, чтобы классика «дошла»? Или и это необязательно?- Я только утверждаю, что нет беды в отсутствии литературы в школе, потому что человек может быть к ней еще не готов. Он сам по себе, без всяких учителей, ее откроет. А может, и не открыть. В конце концов мало ли мы с вами знаем достойных людей, которые не знают, кто такой Плюшкин, или думают, что фамилия мужа Татьяны – Гремин? – Сказать честно, я таких знаю мало. Все же есть какая-то таинственная связь между любовью к русской классике и порядочностью. А может быть, мне просто не повезло… – Понимаете, мы до сих пор еще находимся в инерции литературоцентризма, и нам кажется, что человек, который не читал Толстого, неполноценный. Возможно, мы (определенный круг людей) для себя правы. Еще лет двадцать назад никто бы и не стал спорить с мнением, что если человек не знает, чем заканчивается «Евгений Онегин», он идиот. Но приходится признать, что мы с вами просто запаздываем по отношению к стране в целом. Мы с большим скрипом осознаем, что эпоха литературоцентризма кончилась, и то, чему мы посвятили всю свою жизнь, – это, в общем-то, наше личное дело. – И все же русская литература до недавнего времени была общим контекстом, через который разные поколения могли понимать друг друга… – Связи эти возможны и по горизонтали, и по вертикали. Нужно признать, что и тридцать лет назад, и сейчас существует некое братство, или общность, людей, которые понимают ваши литературные намеки, узнают цитаты. И пока еще нам удается сохранять эту связь поколений. Но становится таких людей больше или меньше, мы не знаем, такой статистики нет. Наверное, тех, кто друг друга узнавал по цитатам из «12 стульев» или «Золотого теленка», было больше, чем сейчас. Нынешние узнают друг друга по другим авторам. – А вы не могли бы все же происходящее оценить в каких-нибудь ценностных категориях? Пока вы только констатируете факты… Изучение литературы в школе растит душу человека или нет? – А вы уверены, что музыка, в том числе металлический рок, дает людям меньше?- Я думала, что вы приведете в пример Вагнера, который нравился Гитлеру…- Вагнер – очень близкое к классической литературе явление. Он из той же обоймы, из которой «торчит» «Фауст» Гете, «Война и мир» и «Лебединое озеро». Но ведь есть же и другая культура, которую мы позволяем себе не знать и не оценивать, а если и оценивать, то совершенно вкусово и дилетантски, невежественно. – Вы с некоторой иронией прошлись по высоколобым, которые не подадут руки тому, кто не читал «Войну и мир». Но, видимо, это у нас в крови: сверять часы по Толстому. Где еще, кроме России, можно услышать, как в раздевалке фитнес-клуба с пеной у рта обсуждают новую голливудскую экранизацию «Анны Карениной» – с точки зрения точности изложения деталей романа? – Так кто ж с вами спорит. Но вот только вопрос в том, кто и где занимается «выращиванием душ». Если делать это только на уроках, потому что начальство велело опять заниматься Гоголем и Чеховым, то ничего не получится. Это как с поиском национальной идеи: она не находится, она либо есть, либо ее нет. Любовь к чтению, к литературе закладывается гораздо раньше, чем человек становится учеником. Семья в этом вопросе важней, чем школа. Я не снимаю ответственности с учителей за то, что дети не читают, но в этом виноваты не только они – время виновато…- А я помню, как раз в месяц на заводе, где работала моя мама, открывался Клуб книголюбов. Она возвращалась вечером домой с сумкой книг. – Ну это сладкая сказка, что 30 лет назад все читали хорошую литературу. Читали бог знает что, Пикуль был очень популярен. И сейчас читают покетбуки, которые на станциях железнодорожных продаются… Петрушка у Гоголя тоже любил читать: особенно поражался, как из буковок складываются слова… – И все же вам удается научить своих учеников любить литературу?- Любовь – это очень сильно сказано. Давайте смягчим пафос: знать литературу. – Ну а сочинения современные школьники пишут? Чем они отличаются от докомпьютерных сочинений?- У меня тоски по длинным сочинениям нет, хотя желающих я должен научить их писать. Этот жанр нужен сейчас только при поступлении на филфак. А то, что они пишут в ЕГЭ, это 150 слов связного текста. – Твиттер-сочинение?- Может быть, в этом и есть свой резон, когда коротко, четко и сжато ребята учатся излагать свои мысли. – Лев Иосифович, скажите, а как вы относитесь к идее совместить уроки русского с литературой?- Как часто бывает, замечательная идея не имеет ни малейшей возможности для воплощения. Урок словесности – это идеальный урок. Мы возьмем и посмотрим, какая часть речи у Пушкина в прозе почти отсутствует, а какая используется чаще всего. Или чего добивается Толстой, используя свои бесконечные предложения? Стилистика – очень существенный момент для понимания писателя. Впрочем, чтобы заниматься словесностью, мне нужно 10 человек в классе, достаточное количество времени и отсутствие мелочного контроля.