Упущенное, но живое искусство

Сегодня предлагаю сместить угол зрения и пытливо распознать во тьме сияющее искусство, что сокрыто произведениями – бестселлерами, жертвами которых стали свершения великих творцов. Отмечу, что «жертву» в конкретном контексте нужно рассматривать как победу простых для понимания пьес над более сложным материалом, работающим лишь в будущем, при «эволюции» публики. Это первые мысли, что пришли в голову, когда я, будучи студенткой, раскрыла для себя творчество Бориса Александровича Чайковского.

Что натолкнуло меня, определяя тему для выпускного экзамена, среди десятка интереснейших композиторов XX века выбрать именно его? Композитора, разыскать информацию о котором можно только при кропотливом вскрытии архивов? Любопытство. Интерес к тому факту, что самое ценное всегда покрыто пылью. То есть оно, конечно, хранится, но остается нетронутым.

Сейчас позволю себе традиционное отступление к биографии композитора. Даты жизни и смерти не так скучны, как кажется. Это цифры, что определили мировоззрение человека, его судьбу. Это обозначение временного континуума, подарившего нам гениев. Это история.

Б.А.Чайковский (прошу не путать с П.И.Чайковским) представил своими трудами тяжелый XX век, когда лейтмотивом всякого искусства были войны личностных и государственных масштабов. Теперь уточню не менее важную деталь, которая тоже, как кажется, могла сработать в становлении индивидуальности этого композитора, – критическое мышление, заложенное особенностью профессий матери – врача и отца – специалиста в экономической географии. Мы привыкли считать, что явное музыкальное дарование выживает при соответствующей среде – родители музыканты/художники/ артисты, но здесь этот шаблон разрывается. Оказывается, водой и землей для зерна таланта Бориса Чайковского стали другие стихии – серьезное и ответственное отношение семьи к его музыкальной предрасположенности, любовь к делу. Конечно же, совсем юный Борис проявлял исключительно самостоятельный интерес к музыке, однако отправной точкой для занятий композицией стало знакомство с Николаем Леонидовичем Славиным, приглашенным педагогом. Вообразите себе удивление матери, когда учитель предложил маленькому ученику нотную тетрадь. Непросто поверить, что настолько высокая планка может быть сразу же пробита колоссальным усердием.

В 9 лет Борису посчастливилось поступить в Гнесинскую музыкальную школу, где он получил образование у лучших: Е.О.Месснер, В.Я.Шебалин (композиция); А.Н.Головина, Е.Ф.Гне­сина (фортепиано). Наверняка бросается в глаза то, что по ведущим предметам представлено сразу два педагога, а не один, как принято. Дело в том, что прекрасная особенность Гнесинской школы в наличии тандема творческого наставника и специалиста по работе над техникой, базисом.
Уже в школьные годы Борису удалось проявить себя как пианисту и композитору. В 1938 году, 30 ноября, в Большом театре Союза СССР ему выпала возможность исполнить программу, включающую собственные произведения. К слову сказать, в зале присутствовал И.В.Сталин. После успешного выступления в Гнесинской школе опубликовали его фортепианные пьесы. Успех был очевиден. Школа осталась позади, и наступило время одноименного музыкального училища, где на третьем году обучения Борису поступило предложение Виссариона Яковлевича Шебалина обучаться в Консерватории имени П.И.Чайковского. Казалось, что путь будет блистателен, легок, но время продиктовало свои собственные условия.

1941 год, счастливое преддверие после абсолютной отдачи на экзаменах… Объявление о войне. Занятия прерваны. Для творческой личности это можно назвать ударом. Образование не формальность, а поток знаний, без которого невозможно становление ученика, как жизнь для морской фауны без кислорода (как ни странно).

Компенсацией потери времени стало возобновление работы консерватории, обучение у Льва Оборина по фортепиано и Виссариона Шебалина, Дмитрия Шостаковича по композиции.
1946 год, послевоенное время, – победа на конкурсе студентов композиторского отделения, посвященном 80‑летию Московской консерватории (написал «Шествие для оркестра»). Произведение исполнилось в серии концертов БЗК, программе, состоящей целиком из классической музыки.

Представьте себе, как важен был этот прорыв в XX веке. Почему же? Ответ элементарный – нельзя. Вспомните Кармен Родиона Щедрина и Майи Плисецкой – Е.А.Фурцева до последнего отрицала возможность балета, где нет общепринятых «белобалетных» фуэте, духа традиционности. Удивительно, что и сам Борис Александрович Чайковский переживал перед каждой премьерой за несостоятельность своих работ в сравнении с великими.

Спустя некоторое время, обучаясь два года в классе Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, пишет Первую симфонию, позже забытую на долгое время.

Переломным моментом не только в творчестве, но и в жизни Бориса Чайковского стала дипломная работа. Выпускник консерватории сочиняет оперу по повести Эммануила Казакевича «Звезда» и сразу же вместе с Дмитрием Шостаковичем, под чьим чутким руководством он работал, обвинен в формализме. Неизгладимо было то, что впоследствии его оставили на дополнительный год обучения. Утешало лишь последующее обучение в классе Николая Яковлевича Мясковского.

Отдаляясь от прошедших событий, будет правильным перейти к исходу непростого пути и выписать тот малый известный нам список имен тех личностей в музыкальном мире, которые заинтересовались его трудами. С произведениями Бориса Чайковского увлеченно работали знаменитые дирижеры А.Гаук, Н.Рахлин, С.Самосуд, Р.Баршай. Его произведения вдохновили ведущих учеников, студентов консерватории В.Пикайзена, Е.Альтмана, М.Ростроповича.

По прошествии времени верными проводниками его творчества стали: Г.Вишневская, К.Кондрашин, Г.Писаренко, И.Мирошникова, В.Са­мо­летов, Н.Шовская, И.Божова, В.Фе­досеев, квартеты имени Бородина и имени Прокофьева.

Вспоминаются слова Георгия Свиридова о Борисе Чайковском. В первые минуты интервью он объяснил, что согласился на этот шаг лишь по причине большого уважения к его творчеству.

Рассказал о том, что Борису Александровичу как композитору, несмотря на постоянное совершенствование музыкальной интонации, оркестровки, удалось сохранить свое искреннее и яркое своеобразие. Б.Чайковский работал в серьезных музыкальных жанрах, обладал редкой музыкальной мудростью. Еще в ранние консерваторские годы он успешно творил и не сломился под тяжестью, монументальностью гения своих учителей. Ему удалось унаследовать исконно русские традиции, как отмечает Свиридов: «Он говорил на русском языке, просто создавал другие слова…» Симфонии, концерты, квартеты, музыка к кинофильмам и т. д. – список, показывающий, как широк диапазон работ Чайковского. Свиридов уделил внимание симфонической поэме к произведению Ф.Достоевского «Подросток», заметил, что удалось передать ранимую, но сильную душу молодого человека, причем мастерски владея оркестровым письмом, где не было лишних грома и шума, а только проникновенные скрипки. Это еще одно подтверждение подлинного мастерства, понимания, осознанности в творчестве. Несмотря на сложность музыкального языка, ему удалось привнести в XX век чистоту души. Немаловажная деталь, коллаж в музыке (аллюзия на цитаты) появился у Бориса Чайковского во Второй симфонии раньше, чем у Дмитрия Шостаковича в 15‑й и у Альфреда Шнитке в Первой. Случай, когда ученик нашел что-то в опережение учителей.

Тепло отзывался о Борисе Чайковском Мстислав Ростропович. Во всех своих интервью он описывал его дар как что-то настоящее, непоколебимое. Показалась очаровательной его фраза: «Скромность. Скромность – это то, что его отличало. Бывает, композиторы не помогают в продвижении своего творчества, а он и вовсе мешал…» Ростроповича не могла не удивлять такая сдержанность в артистической жизни. Да, Чайковский испытывал трепет к своим предшественникам и учителям, но поразительно то, что оставалось им незамеченным. Как-то после очередного концерта Ростропович и Шостакович добирались домой, и Мстислава поразила толстая папка партитур в руках Дмитрия Дмитриевича. Конечно же, тот поинтересовался, зачем же брать с собой всю эту тяжеленную кипу нот. Ответ Шостаковича был удивительным: «Я хочу поближе рассмотреть эти невероятные красоты…»

Борис Чайковский самозабвенно работал и отличался деликатностью по отношению к оркестрантам. Многие отмечали, что его профессиональное доверие было сильным и, к счастью, оправданным. Он мог проводить многие часы в студии звукозаписи, не проронив ни слова.

Было бы правильным выписать список самых ярких произведений Чайковского и тем самым соблюсти формат, но тогда можно упустить самые прекрасные, забытые сочинения, о судьбе которых упоминается в самом начале текста.

Музыку своих современников нужно искать, прощупывать. Этим чутьем обладал Мстислав Ростропович, благодаря которому мы хотя бы немного знаем о Борисе Александровиче Чайковском. Выходит, дело не в популярности. Дело в том, чтобы хотя бы один человек смог разглядеть то прекрасное (в категориях современности эти рамки стерлись), что должно дышать.
Если хотя бы один человек услышит, увидит – все было не зря.