У подножия гения,. или Тяжкий жребий Софьи Толстой

Настоящим героем премии «Золотая маска», врученной несколько дней назад, стал спектакль Миндаугаса Карбаускиса «Русский роман», не только победивший в главной номинации, но и принесший заслуженные награды драматургу Марюсу Ивашкявичюсу и лучшей актрисе года Евгении Симоновой.

Спектакль Театра им. Маяковского очень точно проводит параллели между бытием классика мировой литературы Льва Толстого и существованием его литературных героев. История яснополянского старца отождествляется непосредственно с Анной Карениной (актриса Мириам Сехон). Но хотя тема поезда, под колесами или в вагоне которого гибнет жизнь, и связывает этот странный тандем в, казалось бы, убедительное целое, мотив все-таки выпадает из общего повествования, уводя в сторону от его магистральной линии.Работа сценографа Сергея Бархина в спектакле предельно лаконична и почти условна: колоннами обозначен дворянский дом, венские стулья на дощатом полу создают собирательный образ комнаты. Тут же рядом изразцовая печь, чуть поодаль стог сена. Декорации в постановке играют второстепенную роль по сравнению с прихотливо меняющимся сюжетом и великолепными актерскими образами.Ряд блестяще разыгранных тематических блоков представляет семейную жизнь Толстых сквозь литературную призму. Вот отвергнутый жених Левин (Алексей Дякин), как сам Лев Николаевич, мучается от любви и мнимого унижения перед невестой («как раздетый стоял перед нею»). Вот он же ведет бессмысленную беседу с простоватой Агафьей Михайловной (Майя Полянская) о сущности тепла, тоже вторя в этом своему создателю. Вот Кити (Вера Панфилова) гневно бросает доктору, предлагающему раздеться для осмотра: «Стыдно!» О, сколько раз за 48 лет, прожитых с гением, приходилось вспоминать несчастной Софье Андреевне (Евгения Симонова) это слово! Стыдно было за мужа, с трудом сдерживающего похоть, за его «животный» выбор – крестьянку Аксинью, настоящего дьявола в красном платке. Стыдно подслушивать, шарить дрожащими руками по толстовским секретерам в поисках дневников. И вдруг разом преодолеть этот стыд и смиренно остановиться за спинами равнодушной толпы, внимающей последним словам умирающего на отдаленном полустанке Толстого. Ничем себя не уронит истинная любовь. А то, что жена яснополянского старца любила преданно и глубоко, для Марюса Ивашкявичюса и его соотечественника-режиссера очевидно.Как очевидно это и выдающейся артистке Евгении Симоновой, ни разу в течение трех с половиной часов не сорвавшейся в истерику, ведя труднейшую роль. Ее героиня в своих душевных муках почти достигает титанического масштаба гениального супруга. И все-таки только почти. Ибо она любила лишь одного, а он – все человечество.Впрочем, ведал он и земные искушения. Аксинья проживает крестьянскую тяжелую жизнь, представая сначала тоненькой соблазнительной девушкой в призывно красном платке (Мириам Сехон), а затем – мужеподобной, почти бесполой грубой бабой, в которой только Софья Андреевна, сроднившаяся за много лет с чувством ревности, может видеть соперницу. Теперь голос ее огрубел и не кажется ни женским, ни мужским: Татьяна Орлова представляет некую инфернальную сущность, лишенную пола. Не живой человек, а дьявол искушает Толстого и мучает его жену.А Чертков, сыгранный опять же Орловой, не воплощение ли той же мистической двойственной природы? Словно сам сатана, получает он от писателя контракт, отдающий все великое наследие в чужие руки. Для Ивашкявичюса фигура секретаря традиционно одиозная, Карбаускис спокойнее и привычно ироничнее в трактовке. Для него все, что происходит в толстовском доме, не от лукавого, а от людей.Они лишь игрушки в руках Бога и Судьбы. Героиня Евгении Симоновой, конечно, жертва. Да, она ошибается, многого не понимает, мешает великому мужу, но она едва ли не единственная в толстовском доме, кто заслуживает сочувствия. Потому что страдала больше всех своих детей вместе взятых. Не случайны ее слова, в сердцах брошенные дочери Александре (Юлия Соломатина): «Чтоб ты замуж вышла и родила! Чтоб у тебя соски горели!» У кого-то земля под ногами горит, а у матери тринадцати детей – соски. И это адская боль.Было бы непростительным упрощением сказать, что «Русский роман» – спектакль про то, как жена ревновала мужа, дети завидовали отцу, а публика жаждала хлеба и зрелищ, и было ей все равно, что несчастная Софья Андреевна не может пробиться сквозь безучастные чужие спины и проститься с умирающим супругом. В центральной эмоциональной сцене постановки очевидна трагедийная суть работы Миндаугаса Карбаускиса: измученная женщина, будто упреждая мужа, хочет оставить дом, но точно цепями прикована она к этому месту. Упав на землю, страдалица не может подняться и тщетно зовет своего Леона. Вот кто-то кричит: «Идет, идет!» – и птицей взлетает Толстая, вглядываясь в пустоту. Обманулась…Вторит эпизоду, обретая новый смысл, и пролог, открывающий спектакль: где-то на вокзале Софья Андреевна ведет разговор с уже умершим мужем, и кажется, что это в безучастной толпе мечется единственная человеческая душа, которой по-настоящему есть дело до великого старца. Исстрадавшаяся женщина так и не сумела понять, что ее Леон – всего лишь бестелесный голос, а его самого, из плоти и крови, никогда и не было рядом с ней. Гений существует для вечности, а вовсе не для тех, кому выпал страшный жребий полюбить богоизбранного. И постановка – лауреат «Золотой маски» об абсолютной невозможности жить рядом с титаном, когда ты сам всего лишь человек.