«Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины». Часто в жизни происходит смещение ориентиров

Продолжение. Начало в №45-47.

Симонов прикоснется к этой теме лишь через много лет после войны в «Живых и мертвых» (кстати, я считаю, что сцена встречи Серпилина со Сталиным – одно из лучших изображений Сталина в нашей литературе). Но с самого начала войны судьба страны в его поэзии предстанет как судьба трагическая.В «Песне о родине» страна предстает «от Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей», «необъятной». Уже давно исследователи обратили внимание на то, что именно так – панорамно, декоративно, монументально – изображается родина в советской поэзии довоенных лет.В начале симоновской «Родины» вот ее масштаб: «Касаясь трех великих океанов, / Она лежит, раскинув города». Но есть в стихотворении и другое измерение, и именно оно главное и определяющее. Родина – это «речонка со скрипучим перевозом», «далекая дорога за лесом», «клочок земли», «та горсть земли, которая годится, / Чтоб видеть в ней приметы всей земли». У Лебедева-Кумача «много в ней лесов, полей и рек», не просто лесов – много лесов. У Симонова – «три березы». То же измерение и в стихотворении «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…» «Тракт», «проселки», «изба под Борисовом», «пажити», «кринки» – все это зримые приметы именно конкретной Смоленщины, ее дорог. И это не та метафорическая дорога, о которой в «Песне…» сказано: «молодым везде у нас дорога», это дороги Смоленщины. Такое измерение в «Песне о родине» невозможно: «Наши нивы глазом не обшаришь, / Не упомнишь наших городов». Этому «не упомнишь» противостоит «Ты помнишь, Алеша…».Я спрашиваю ребят: «Предположим, нам надо экранизировать и «Песню о родине», и эти два стихотворения Симонова. Где должна быть установлена кинокамера?» После всех споров приходим к выводу, что в первом случае только в космосе – откуда же можно увидеть страну «от Москвы до самых до окраин»?! И в этой картине не будет ни одного крупного плана. А при экранизации стихотворения Симонова камера должна стать вот здесь, рядом с тем, о чем сейчас пойдет речь. И преобладать будут крупные планы: вот «речонка со скрипучим перевозом», вот «три березы», вот «усталые женщины» и более крупным планом «кринки» у них в руках, вот «седая старуха в салопчике плисовом», вот «весь в белом, как на смерть одетый, старик».С образом этим – «клочок земли», – возможно, вы уже встречались. Прежде в хрестоматии для четвертого класса была написанная в 1939 году, за два года до войны, «Мещерская сторона» Константина Паустовского. И вот какими словами она заканчивается: «и если мне придется защищать свою страну, то где-то в глубине сердца я буду знать, что я защищаю и тот клочок земли, научивший меня видеть и понимать прекрасное». У Симонова впервые «клочок земли» появился в первом варианте стихотворения «Родина», опубликованном еще в 1940 году. Военного измерения там еще не было. Паустовский был первым, кто почувствовал, что такой взгляд обострится тогда, когда придется защищать свою родину. Так оно и получилось. «Клочок земли», «пядь земли» (так назовет потом свою повесть Г.Бакланов), «безымянная высота» (о ней сложат песню) – это не сужение понятия «родина», а расширение и обогащение его. Ведь за каждый «клочок земли» сперва платили самой дорогой ценой, когда защищали его, отступая, а потом тоже самой дорогой ценой, когда его отвоевывали.Отметим, что в знаменитом приказе наркома обороны И.В.Сталина №227 от 28 июля 1942 года будет сказано и о клочке земли: «Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию. Каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности». Напомню, что все это было сказано, когда летом 1942 года немцы рвались к Дону и потом к Волге.«Песня о родине» бездомна. Но о каком доме может идти речь, когда даже «не упомнишь наших городов»… У Симонова есть и «дом городской», и «изба под Борисовом». Тема дома будет звучать и в других произведениях поэта военных лет: «Если дорог тебе твой дом…», «Я помню в Вязьме старый дом…».Изучая поэзию Маяковского, вы видите, что его стихи открыты «векам, истории и мирозданью». А потому поэт стремится вырвать людей «из квартирного мирка», чтобы «жить не в жертву дома дырам». Герой Маяковского уходит из квартирного мирка. О себе он скажет в последнем своем произведении: «Краснодеревщики не слали мебель на дом», «Тащи в хату пианино, граммофон с часами». Но это «в хату», «мебель на дом» воспринимается как чужое, враждебное.Эту же антитезу земли, мира, вселенной, дому, избе, хате, квартире мы видим и у современников Маяковского. Герой светловской «Гренады» «хату покинул, ушел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать» (Гренада эта самая расположена в Испании). Другой светловский герой скажет: «Я рад, что в огне мирового пожара мой маленький домик сгорит». «Другие юноши поют другие песни… Уж не село, а вся земля им мать» – это увидел Сергей Есенин. Пародией на такого рода умонастроения станет псевдоним одного из героев «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова – Иван Бездомный.Переосмысление дома произойдет в литературе в годы Великой Отечественной войны. Дом встанет в один ряд с такими понятиями, как «родина», «отчизна», «страна».«Если дорог тебе твой дом» – так начинается знаменитое стихотворение Симонова, которое в дни войны называлось «Убей его!». «Я часто вспоминаю, папа, – пишет с фронта лейтенант Николай Попов, герой рассказа Паустовского «Снег», – не только свою страну, но и этот маленький и самый милый для меня уголок. Я знаю, что я защищаю не только свою страну, но и этот маленький и самый милый для меня уголок».И несла сокровенные чувства песня:Не спит солдат, припомнив домИ сад зеленый над прудом,Где соловьи всю ночь поют,А в доме том солдата ждут.И гибель дома оборачивается трагедией. Напомню рассказ Шолохова «Судьба человека», стихотворение Исаковского «Враги сожгли родную хату…» Да и сам дом этот уже не антитеза миру, «открытому настежь бешенству ветров», а часть этого мира, одна из его основ и опор. Об этом поэма Твардовского «Дом у дороги».Но дело тут не только в литературе самой по себе. Дело в том, что в самой жизни происходило смещение ориентиров, которое началось приблизительно в середине тридцатых годов, но которое особенно сильно проявилось в годы войны.Продолжение следует