Татьяна ДРУБИЧ: Наше время мне до неприятного понятно

Кино наградило Татьяну Друбич великой ролью мирового репертуара. Но снятый по роману Л.Н.Толстого фильм уже два года не может дойти до зрителя. Судя по ее настроению, Друбич не переживает, что фильм Сергея Соловьева «Анна Каренина» так долго не выходит на широкий экран. Ей надоело отвечать и на вопросы, когда же зритель увидит другую соловьевскую картину – «2-Асса-2», где герои заняты тем, что снимают «Анну Каренину».

– Что общего между «Анной Карениной» и продолжением «Ассы»? Как получилось, что эти фильмы составили дилогию?- «2-Асса-2» – это фильм про то, как снималась «Анна Каренина». А снималась она почти четырнадцать лет. И чтобы не сойти с ума от этого долгостроя, Сережа (Соловьев. – В.В.) решил сделать продолжение «Ассы». Это своего рода фильм о фильме, некая рамка для «Анны Карениной». Экранная драматургия и драматургия жизни в этой картине переплетаются и создают особую интригу. Жаль только, что Соловьев в титрах «Карениной» не поставил, как поначалу хотел, фамилию режиссера «Горевого» – чтоб получилось, будто толстовскую экранизацию снимал персонаж, которого в фильме «2-Асса-2» играет Сережа Маковецкий. Короче, «2-Асса-2» снята, можно сказать, в жанре жизни.- А жизнь такова, что в ней нет места ни «Анне Карениной», ни второй «Ассе»?- Получается так. Они не вписались, хотя в «Анне» две великие работы – Олега Янковского, который сыграл Каренина, и Саши Абдулова в роли Стивы Облонского. Уже только этим фильм заслуживает большого зрительского внимания и интереса.- У прокатчиков, как я понимаю, иное мнение.- Возможно, я в этом плохо разбираюсь. Мне кажется, что с интересами прокатчиков происходит то же, что и во всей нашей жизни: медицине, образовании, судах, на дорогах. Кино нет, а кинобизнес процветает. Но мне объяснили, что прокатчикам в принципе не нужны отечественные картины. Та же «Анна Каренина» сломает расписание выхода на российский экран голливудских фильмов. Я даже слышала: «Чтобы выпустить вашу картину на экран, нам для начала нужно сделать серьезные вложения в рекламу, разъясняющую, кто такая эта Анна Каренина. Та часть зрителей, которая это знает, очень мала и не может обеспечить возвращение средств, вложенных в прокат». Но во всех странах, где Соловьев показывает картину, зал битком набит. В общем, прокатчик со зрителем никак не встретится. Как два берега у одной реки.- А что с пятисерийной телеверсией?- Она предназначена для Первого канала. Согласно контракту должна пойти в эфир ровно через год после того, как полнометражная версия выйдет в коммерческий прокат.- Вам не жалко, что публика не видела картину?- За картину мне не обидно. Жалко публику.- Публику жалко за то, что ее обделили качественной экранизацией толстовского романа?- Да. Мне кажется, это классическое кино с хорошими актерскими работами, с хорошим изображением и с проверенной временем драматургией.- Вам вообще-то близок этот роман?- Теперь мне не отвертеться от него. Мелодраматический сюжет, что прекрасно для экрана, растворился, осталась чистая трагедия. Если угодно, рок. А еще свобода-несвобода женщины как естественное следствие всех социальных преобразований и экспериментов, придуманных мужчинами. Жертвы тут неизбежны. Кроме того, «Каренина» – первая в русской литературе анатомия семейной жизни. Это глубокая правда про отношения мужчины и женщины, ее невозможно исчерпать, к ней все время возвращаешься. Чудо в том, что Толстой угадал природу женщины.- У вас Анна любит обоих Алексеев – и Вронского, и Каренина. Каждого по-своему. Что вы вкладываете в такую трактовку?- Почему они оба Алексеи? Молодой Вронский, начинающий карьеру, – это будущий Каренин, достигший высокого положения. Моя Анна любит Каренина, а о Вронского она обожглась. Вронский тоже «попал», говоря современным языком. Для него эта история начиналась как обычный адюльтер. Он с азартом добивался Анны, и она сдалась. А он уже не знал, как с этим быть. Для них обоих разрушился мир. И для Каренина. Анна за всех расплатилась. Я считаю, что картина очень правильно развернута к современному зрителю. Кого сейчас удивишь изменами, разводами…- Почему главным героем Соловьев сделал Каренина?- Потому что в роли Каренина снялся Олег Иванович Янковский. Его человеческий и актерский масштаб уникален. Поэтому он тут главный. Олег был солнцем, вокруг которого все и вращалось. Я благодарна судьбе, что мне выпало играть с таким партнером. Олег Иванович умер, так и не увидев картину. Саша Абдулов, сыгравший Стиву Облонского, не дожил до премьеры. Это тоже настоящая трагедия.- Как вам «2-Асса-2»?- Мне нравится. Это очень серьезная картина. Легкая по форме, но бескомпромиссно жесткая по отношению к нынешней реальности. Она глубже диагностирует время, чем первая «Асса». Я вообще думаю, что первая «Асса» нужна была только для того, чтобы появилась вторая.- Где-то я прочитал, что вы не любили первую «Ассу». Почему?- Мне казалось, что там я не на своем месте. Я не понимала, что в этом фильме Соловьеву удалось что-то почувствовать про время. После провала в прокате замечательной, на мой взгляд, картины «Чужая Белая и Рябой» он решил сделать кассовое кино – и снял «Ассу». А во второй «Ассе» Соловьев не ставит задачу обеспечить прокат, просто свободно гуляет. Строго говоря, это вообще не кино. Это такое концептуальное искусство, которое надо бы показывать скорее в музейном пространстве, нежели в кинотеатре. Он затащил в картину весь свой ближний круг. Башмета, например. Юра живет как рок-музыкант – наотмашь, не жалея себя, не обслуживая только свой талант, а заботясь о своих оркестрантах. Снялся у Соловьева и Шнуров. Его трезвомыслящий герой – это уже не наивный Африка из первой «Ассы».- Вам Шнур нравится?- Очень люблю. Он человек из ряда вон. Умный, свободный, интеллигентный. Он выбрал абсолютно правильный способ общения с публикой, чего дураки не понимают. Мощняк.- Вы, как врач, сколько лет уже не практикуете?- Врачом нельзя перестать быть. А в клинике давно не работаю.- А когда работали эндокринологом в поликлинике, вас пациенты не раздражали?- Да нет. О моем «раздвоении» (врач и актриса) кто-то говорил с умилением, а сама я ничего хорошего в этом не видела. Мне было неловко, оттого что я сижу на двух стульях. В кино у меня была другая степень ответственности, ведь рядом всегда были первоклассные товарищи и профессионалы. Я была под надежной защитой или, точнее, прикрытием. В медицине подобное невозможно. Там ты крайний. Так что никакого удовольствия и гордости от того, что я и в поликлинике сижу, и в кино снимаюсь, у меня не было. Потом наступили 90-е годы, поликлинику, в которой я работала, кто-то выкупил, и я уже не стала делать никаких волевых усилий, чтобы там удержаться.- Вы пытались открыть свою клинику?- Открыла и закрыла. Бизнес в медицине для меня оказался неприемлемым, я ненавижу коммерческие отношения между врачом и пациентом. Это тупик. Но медицину я не бросила и вхожу в попечительский совет фонда «Вера», созданного Верой Миллионщиковой. Вместе со мной в нем работают мои единомышленники Ингеборга Дапкунайте и Таня Арно, которые поражают своей самоотдачей. Я понимаю, что в таких фондах легко имитировать добро, создавать себе имидж благотворителя. По мне, лучше бы никто не знал, какие люди входят в попечительский совет, но тогда не будет пожертвований – подобные фонды держатся на именах.- Вере Миллионщиковой требовалось прежде всего ваше имя?- Уверена, что не только. Я гордилась знакомством с Верой. Таких больше нет и не будет. Сначала я поддалась ее обаянию и благодаря Вере втянулась. Бывает, что я чувствую себя заложницей и хочу свернуть свою деятельность в фонде, но уже нельзя, это испытание надо пройти до конца. Вообще хосписами заниматься сверхтрудно. Ведь хоспис – это последнее пристанище, а не продолжение жизни, которую ты даришь, излечивая, скажем, от порока сердца. Поэтому люди не хотят об этом знать, слышать, думать, им кажется, что это все где-то далеко и с ними это не произойдет. Раньше я была за эвтаназию. Человек желает ускорить свой уход, хочет, чтобы его «выключили», избавили от мук – что в этом, казалось мне, плохого? Но когда стала работать в фонде, поняла, что можно обеспечить достойную жизнь умирающему до конца. С Верой Миллионщиковой я поняла, что дело, которым она занимается, может стать и моим делом. Так в конце концов и произошло. В этом смысле я свою медицинскую «опцию» тоже использую.- «Анна Каренина» и «2-Асса-2» – кроме этих двух фильмов, за последние восемь лет вы больше нигде не снялись. Насколько я понимаю, вы зарабатываете себе на жизнь не в кино.- Я думала, что хоть вы не будете задавать этот вопрос. В кино я не зарабатываю. Это мой скромный благотворительный вклад в отечественную культуру. А в бизнес меня занесло в начале 90-х от беспечности и наивности. Да и азарт был, как у многих в то время. Подвернулась немецкая компания… Сейчас бы в эту реку не вошла.- В наши нынешние времена слово «успех» уже неприлично произнести, на нем образовался густой налет гламурности. Вот для вас что такое успех?- Успех – это прежде всего успех у себя самой, в крайнем случае у своих близких. Успехи разные. Так всегда было и будет. Тут и случайность, и несправедливость, и заслуженность. Сегодня нужен успех легкий и быстрый. Время – деньги. И конечно, очень важна упаковка – блестящая и обнаженная. Успех упаковки – примета нашего времени.- Успех артиста у публики – это настоящий успех?- Публика разная. Как на каждый товар есть свой покупатель, так и на каждого артиста найдется свой зритель. Есть жизнь, а есть антижизнь. Гламур – это симуляция, имитация чего-то настоящего.Антижизнь – это то, что печатают журналы «Семь дней» и «Караван историй». Как надо презирать читателя, чтобы из номера в номер показывать биде знаменитых людей! Желтая пресса есть, конечно, повсюду, но тут мы оказались впереди всех. Когда рухнул железный занавес, первыми российскими паломниками в Америку и Европу стали родственники и друзья тамошних наших эмигрантов. Этот эмигрантский стиль сначала проник в отечественный шоу-бизнес, а потом распространился повсюду.- Вам нравится время, в которое мы сейчас живем?- Сказать, что нравится, не могу. Сказать, что не нравится, тоже не могу. Жванецкий точно заметил: «Когда-то очень долго были правы те, которые уехали. Потом очень недолго были правы те, которые остались. Теперь опять правы те, которые уехали». Принимаю ли я это время, хочется ли мне вписываться в него, соответствовать ему? Я бы сказала так: это время мне до неприятного понятно. Что завтрашний день обещает мало хорошего, для меня очевидно. Многие уезжают из страны, многие, у кого есть возможность, отправляют своих детей учиться за границу. С другой стороны, вот студентка Соловьева, девочка с какого-то полустанка, приехала поступать во ВГИК на актерский. Но оказалась гением режиссуры. Поставила пять отрывков к концу первого курса, и я второй день хожу под впечатлением. И это тоже наше время. Да, мне оно не нравится, да, у меня нет желания подстраиваться под него. Но радует хотя бы то, что есть выбор. Можешь жить здесь, а можешь там. Можешь быть самостоятельным человеком, а можешь ждать милости от природы. Можешь вступать в «Единую Россию», а можешь идти в монастырь. Выбор есть. Единственно, я бы запретила медицинским чиновникам лечиться за границей, чтобы хотя бы у них выбора не было.- Вас одолевают какие-нибудь страхи, комплексы?- Я змей боюсь. Когда стала заниматься хосписом, много страхов ушло – страх боли, страх смерти… А страх за близких остался. Когда видишь, что развязка неотвратимо приближается и ничего изменить нельзя, остается не бояться и постараться прожить остаток дней по-человечески. Бывают страхи «литературные» – типа потерять себя, быть униженным. Таких страхов не испытываю. Страха нищеты тоже не боюсь. Страх оказаться никому не нужной? Тут многое зависит только от тебя. Вообще чем дольше живу, тем привычнее искать опору в себе самой. Я так устроена.