search
main
0

Сын за отца отвечает. Герман-младший снял фильм-приношение поколению Германа-старшего

В свое время фильм Алексея Германа-старшего «Мой друг Иван Лапшин» стал признанием в любви послевоенному поколению в лице отца, известного кинодраматурга и писателя Юрия Германа, и его друзей. Теперь подобное сыновнее приношение – уже в отношении поколения самого Алексея Юрьевича – сделал Герман-младший, сняв ленту «Бумажный солдат». И если отец так и не получил за свои картины ни одной первостепенной европейской кинонаграды, то «Серебряный лев» за лучшую режиссуру на последнем Венецианском фестивале, врученный сыну, в какой-то мере можно считать и оценкой вклада в мировой кинематограф Германа-старшего. Убедиться в этом можно теперь и российским зрителям – на прошлой неделе «Бумажный солдат» вышел в прокат.

Это очень узнаваемое кино: любителям десятой музы не составит труда разглядеть в «Бумажном солдате» цитаты из передового отечественного кинематографа 60-80-х годов прошлого века – Тарковского, Муратовой и, конечно, Германа-старшего. Там есть и фирменное германовское дотошное воссоздание эпохи вплоть до убогих тренировочных костюмов и растянутых мужских маек, и стилистика документального кино, снятого словно бы на выцветшую пленку. И все это в сочетании с особой достоверностью, выворачивающей реальность наизнанку со всем ее абсурдом. Герман-младший не скрывает, что снимает кино, «которое было популярно в 1970-1980-х годах». Кого-то это может обескураживать, у кого-то вызывает уважение и ностальгию по золотому веку авторского кинематографа. Последнее случилось с жюри 65-го Венецианского фестиваля, в которое входили такие приверженцы этого направления, как Юрий Арабов и Вим Вендерс. Не могли они не отметить, разумеется, и изысканный минимализм, и тщательную продуманность визуального ряда картины. В итоге к награде за режиссуру прибавился приз «Озелла» за лучшую операторскую работу Максиму Дроздову и Алишеру Хамидходжаеву.

Чем по-настоящему интересен «Бумажный солдат», так это неожиданным взглядом на великое историческое событие. Такой историю подготовки полета советского человека в космос еще никто не показывал: мы видим ее не с парадной, а с закулисной, лишенной всякого пафоса стороны – с томительным ожиданием в кабинетах врачей и ревниво-шутливым препирательством конкурентов на звание «космонавт №1», с тревогами, бытовыми дрязгами и незапланированными трагедиями. История подготовки полета в космос дана глазами частного, неизвестного официальной истории человека, врача первого отряда советских космонавтов Даниила Покровского (убедительная работа грузино-немецкого актера Мераба Нинидзе). Через его частную жизнь, в которой все дико запутано: есть любимая жена (Чулпан Хаматова – одна из главных удач фильма), с которой он все время ссорится и которую отвергает, и нелепая, заведенная из жалости любовница (Анастасия Шевелева – ее зябнущая в степи героиня простонародного типажа с сигаретой в руках теперь знакома миллионам по известной рекламе). А еще есть острейшее чувство времени, великих 60-х, давших стране оттепель, прорыв в науке и искусстве.

С одной стороны, это время небывалой прежде личной и политической свободы, которая кружит головы. Можно открыто вспоминать родителей, что погибли в сталинских лагерях (и при этом яростно доказывать жене и самому себе, что веришь в будущее страны). Можно позволить немного «буржуазной испорченности» в интимной жизни. Можно петь в компании пронизанные мягкой грустной иронией песни Булата Окуджавы. А главное, можно наконец почувствовать, как говорит один из друзей Покровского, что твое поколение – первое, «которому никто не помешает сделать что-то значительное, необыкновенное» (читай – не расстреляют и не сошлют в лагеря, а дадут заниматься своим делом). За эту веру, вернее, страстное желание верить в то, что время изменилось, доктор, как выясняется, готов заплатить слишком высокую цену. Как и первые космонавты, которых в кулуарах откровенно называют лайками из-за высокой вероятности гибели. Мороз продирает по коже, когда один из «подопытных» механическим голосом произносит: «Я готов принести себя в жертву». Родина по-прежнему требует человеческих жертв, которые неумолимо получает. И это другая сторона медали, которую идеалисты-шестидесятники долго не хотели замечать.

Эти непримиримые противоречия между целями (полет в космос – прорыв для всего человечества и надежда на то, что «он, может быть, что-то изменит» в жизни страны) и реальностью (так, Байконур строится на месте бывших лагерей для жен «изменников Родины») разрывают душу доктора напополам. А главное, его сжигает изнутри то, что, оставаясь честным человеком, он все-таки закрывает глаза на чрезмерный риск при подготовке людей к полету, по сути обрекая их на смерть. Хрупкая оболочка не выдерживает такого испытания. Покойный отец, которого Покровский видит в обморочных видениях, с обстоятельностью врача объясняет его мучительные головные боли тем, что мозг не справляется с двумя противоположными командами, идущими от головы и от сердца.

В финале доктор (заключивший свою сделку с совестью и расплатившийся за это собственной жизнью) повторяет подвиг окуджавского солдата, сгоревшего, «забыв, что он бумажный». Что происходит с человеком, когда его подчиняет себе идея? Стоит ли человеку приносить себя и других в жертву во имя самой высокой цели? Стоит ли повторять гибельный путь доктора Фауста и Гамлета?

Ответом является вся жизнь доктора Покровского и его близких. А одним из средств, позволяющих его прочитать, – юмор, которым насыщен фильм и который является одной из самых сильных сторон картины (смех, как известно, привилегия свободного человека). Взять хотя бы монолог казахского фарцовщика, в голой степи с непролазной грязью предлагающего жене главного героя импортные шмотки: «Моя жена выписывает журнал «Мода Чехословакии». Она говорит, что чехословацкая мода – самая прогрессивная, не считая, конечно, французской. Но у них мода буржуазная, поэтому нам не близка». В ленте Германа, как и у Чехова, который считал свои драмы комедиями, «люди пьют чай, а в это время рушатся судьбы и разбиваются сердца».

И после полетов в космос жизнь продолжается. Герман убедительно показал, что 60-е годы, пожалуй, стали последней эпохой, в которой люди еще были готовы подчинить свою жизнь идее. Как говорит в фильме Гагарин, ставший символом той переломной эры: «Кем бы я был, если бы не это? Я в это верю». Это время, когда жизнь человека еще не представляла для нас ценности сама по себе. Судьба Покровского и многих идеалистов того времени как нельзя лучше укладывается в простые и мудрые слова песенки Окуджавы: «Он переделать мир хотел, Чтоб был счастливым каждый, А сам на ниточке висел, Ведь был солдат бумажный». Именно 60-е дали нам урок свободы и научили ценить частную человеческую жизнь, в которой ты понимаешь, что не вправе навязывать свое представление о счастье другим и если хочешь сделать мир счастливее, сделай счастливым себя. Иначе тебе всегда могут напомнить, что ты в этой жизни всего лишь подвешен за ниточку и она очень хрупкая.

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте