Сверхчеловеческое и недочеловеческое

Ленин считал, что человеческая воля – чистый продукт материальных обстоятельств: изменим отношения собственности – изменятся и люди. Другой величайший разрушитель ХХ века – Гитлер был убежден, что, напротив, это человеческая воля творит обстоятельства. Фашизм в его фантазиях был движением сверхчеловеческим, вырывающим человека из-под власти материальных фактов. В противовес этому ленинизм можно назвать движением недочеловеческим, отказывающим человеку в способности мечтать о чем-то, не продиктованном сиюминутной пользой. Нечто подобное происходит решительно в каждом течении общественной мысли: и в коммунистических, и в либеральных поисках ведется постоянная борьба сверхчеловеческого с недочеловеческим, с тенденцией подчинить человеческую душу чисто материальным фактам, изгнать из первостепенных факторов общественного развития все, что существует исключительно в наших умах, в наших мнениях и склонностях. То есть все то, что делает нас людьми, ибо отличие человека от животного заключается прежде всего в способности боготворить собственные фантомы. Мечтатель Руссо писал, что реальные вещи вообще слишком скучны, чтобы захватить наш ум – волновать по-настоящему нас способны только химеры. “Природа” явно была для него лишь одной из таких химер, ибо истинная, невыдуманная природа живет реальностью, а не химерами.

Мир животного – мир наблюдаемых фактов, мир человека – мир условностей: даже сам наш язык фиксирует совершенно условные связи между реалиями и звуками. Никакие объективные, то есть не зависящие от наших мнений и вкусов средства, не способны обнаружить в природе такие возвышенности, как честь, красота, истина… Поэтому марксисты требуют объявить их продуктами классовых выгод, экономические ультралибералы – выгод индивидуальных, фрейдисты – неудовлетворенных низменных влечений, а релятивисты предлагают их вовсе упразднить, дабы избегнуть трений и даже религиозных войн из-за того, чего нет: пора забыть, что один предмет может быть красивее другого, один поступок благороднее другого, одно суждение истиннее другого – с точки зрения природы все одинаково. Это, пожалуй, высшая форма расчеловечивания – с вершины человеческой мудрости истреблять все то, что подняло и удерживает человека на этой вершине. Психология маменькиного сынка, проматывающего отцовское наследство, – этот образ Ортеги-и-Гассета довольно точно характеризует наших плюралистов. Упразднение святынь дается особенно легко тем, у кого их вовсе нет, – тем, кто прост на чужое добро.

Ну а на мой личный взгляд, что же все-таки выше – факты или химеры? Трагическое мировоззрение, которое представляется мне наиболее верным, считает детскими любые вопросы типа “Кто главнее – папа или мама?” Ребенок не может родиться как без папы, так и без мамы, в любом серьезном споре гибельна победа любой из сторон: веками, тысячелетиями выраставший мир условностей, коллективных фантомов ничуть не менее драгоценен и необходим, чем мир материальных фактов, а потому оба эти мира должны вечно соперничать и вечно дополнять друг друга. Полная победа факта над мечтой, выгоды над идеалом ведет к чудовищностям цинизма. Полная победа мечты над фактом, идеала над целесообразностью – к чудовищностям фанатического утопизма. Который есть явление специфически человеческое, хотя утешение это весьма слабое: именно возвышенные, а не низменные чувства делают человека наиболее опасным из всех как общественных, так и необщественных животных.

При том, что именно преданность фантомам возвела человека на трон наиболее могущественного – физически! – царя природы. В нем слишком много “избыточного” для чисто биологического существа? Но и в тигре невероятно много лишнего в сравнении с червяком – ведь и тот выживает. А в червяке масса лишнего в сравнении с амебой – а та держит экзамен на выживание куда дольше нас всех. Так что излишества человека говорят о существовании Бога не более убедительно, чем роскошества амебы в сравнении с аскетизмом вируса. Наши “избыточные” дары, разумеется, навлекают на нас неисчислимые бедствия, но попробуйте уничтожить наш дар чтить такие коллективные фантомы, как Истина, Добро, Красота, Честь, Закон, – и в скором времени остановятся поезда, рассыплются фабрики, а ружья и шприцы перестанут выбрасывать свое смертоносное и целебное содержимое. Даже гибель от наркотиков оказалась бы недоступной для человечества, ибо и торговцы, и производители наркотиков тоже живут за счет каких-то своих племенных фантомчиков. И даже недочеловеки, убежденные что уж они-то ни в чем, кроме удовольствий, не нуждаются – даже эти оловянные спецназовцы прогресса кормятся за счет каких-то коллективных иллюзий. Своих тоже, а чужих – тем более: полицейские защищают, а читатели раскупают книги интеллектуала-расстриги потому, что они не абсолютные релятивисты и им не все одинаково. Не все одинаково и самому релятивисту – ему очень даже не все равно, быть знаменитым или прозябать в безвестности. Так велик ли грех подзаработать на удалом цинизме, если публике самой хочется спинного холоду, а дуб культуры – он авось устоит, сколько бы мы ни подрывали его корни: он могуч, тем, кто его растил, было далеко не все одинаково.

“Но тот, кто создал свет и тьму, Разделит нас на тьму и свет По отношению к тому, Чего на самом деле нет”, – пишет прекрасный современный поэт Дмитрий Быков. Неудивительно, что поэт – творец высоких переживаний по поводу того, чего на самом деле нет, – разделяет людей по их отношению к прекрасным призракам.

Однако прозаику позволительно быть более практичным. Да, долг человека – хранить верность накопленным иллюзиям. Но вместе с тем и не давать им полной воли – чтобы они не разрушили терпимое во имя невозможного. Мораль, не считающаяся с фактами, служащая лишь самой себе, еще более опасна и противна, чем человек, свободный от всякой морали.