Страна сновидений

Андрей Волос – российский поэт и прозаик. Родился в 1955 году в Сталинабаде. Окончил Московский институт нефтехимической и газовой промышленности им. Губкина по специальности «геофизик». Вернулся в Душанбе, где занимался переводами таджикской поэзии. В 1979 году дебютировал с собственными стихами в журнале «Памир». С конца 1980-х начал писать прозу. Лауреат Государственной премии России, премии «Антибукер», Международной литературной премии «Москва – Пенне». Дважды финалист премии «Большая книга». Роман «Возвращение в Панджруд» удостоен премии «Русский букер-2013» и «Суденческий букер-2013». Член Союза писателей Москвы. Живет в Москве.

Я смотрел в окно.Меньше суток назад я увидел бы очертания города, затерянного в жаркой пустыне и такого знойного, что сама мысль о зиме показалась бы предвестницей безумия.Но сейчас за окном валил снег. Фонарный свет стоял молочно-белыми конусами. В середине каждого высился столб. Проезжавшие машины выставляли примерно такие же, только эти, начинаясь от фар, лежали на боку.Обычно снегопад действует на меня умиротворяюще. Сейчас я не мог унять тревоги. Воронки снегопада вращались изнуряюще медленно. Весь он был влажен и тяжел, как тягучий сон с нехорошим концом.Впрочем, вранье: у плохих снов не бывает дурных завершений. Наоборот, просыпаешься, приходишь в себя и понимаешь, что на самом деле все не так плохо. А вот у хороших – именно что плохие: из беспричинного мира чарующей небыли тебя (вместе с твоим ужасом) выбрасывает в жуткую однозначность яви…Я снова набрал Лавровского. На службу в такое время суток звонить глупо. Домашний не отвечал. Мобильный, как и прежде, находился вне зоны доступа. Правда, временно. Да, временно. Но не нужно забывать, что нет ничего более постоянного, чем временные явления.День валился в ночь, завершаясь тем же, с чего начался. Я искал Лавровского со вчерашнего вечера. Я начал поиски еще по дороге в аэропорт Лас-Вегаса. Выскочил из казино и помчался.Всегда прежде это было так просто. Это и понятно: ведь в его банке – в коммерческом банке «Заря» – лежат мои деньги. Он сторожит их. И приумножает. Лавровский – сторожевой пес. Попробуй только какой-нибудь проходимец прокрасться к моим сокровищам. Гав-гав! Но я – я в любую секунду могу беспрепятственно получить их. Ибо они мои. И всегда прежде я находил Лавровского в первую же секунду поиска.Однако теперь он не отвечает.Удивительно, как быстро стареют мысли. И связанные с ними чувства. Еще вчера эти простые умозаключения обладали страшной, немыслимой силой. При взгляде на их черные лезвия я испытывал ужас.Во всяком случае, еще когда садился в самолет, то и дело какая-нибудь из них, коротко взмахнув, с бандитской прямотой била прямо в сердце, и я обливался кровью.А теперь – затасканные тряпки. На них не осталось живого места. Каждый миллиметр бесплотных телец ощупан, обмусолен, обслюнявлен – как на старой профессионалке, потратившей жизнь на чужие утехи.Всего сорок часов!..Ну да. Первый жар я почувствовал, когда вошел в казино. Не просто казино: казино «Greece».Кто не знает, тому глупо объяснять. Лас-Вегас полон чудес, но казино «Greece» чудесно и среди них. Как только ты, счастливый Аладдин, переступаешь порог этой пещеры, этого хранилища диковин, проникнуть в которую наконец-то позволили тебе твои деньги, – тебя охватывают теплые, дружеские, любовные объятия. И вовсе не две руки, как можно было бы подумать. Не меньше семи. Не исключено, что девять. Даже, может быть, целая дюжина нежных рук. Все они лезут из кожи, чтобы показать, как ты им нужен. Насколько плохо им было без тебя. Твое появление радикально изменило их жизнь к лучшему. Поэтому они стремятся доставить тебе немедленное наслаждение. Точнее сказать: причинить блаженство. Ибо как бы ты ни сопротивлялся, оно все равно тебя настигнет.Понятно, что одна из них между делом целит прямо в карман.Суть не в этом, ведь за все надо платить. Что делать – удовольствие стоит денег. Но о деньгах не стоит беспокоиться, деньги у тебя есть. Их за семью печатями хранит Лавровский в своем крепком банке, и ты всегда в них уверен.Даже когда входишь в VIP-зал казино «Greece» – в святая святых этой сокровищницы, – ты еще в них уверен.И лишь когда тебя усаживают за стол, а в кресле напротив ты обнаруживаешь сальную, расплывшуюся морду главного бухгалтера коммерческого банка «Заря»!..Все может быть нелепым совпадением, кроме одного: обстоятельства неспособны сойтись так причудливо, чтобы у главбуха банка «Заря» появились средства для посещения VIP-зала казино «Greece».Если, конечно, сам главбух не предпринял кое-чего для реализации этой необыкновенной случайности.Кажется, я еще не успел обрести дар речи, когда он обратил на меня внимание. И, разумеется, прикинулся, что видит впервые. Но тут же вскочил, чтобы, пренебрегая заботами о своих фишках, торопливо направиться к выходу. За ним поспешали какие-то прилипалы.Можно сказать, я схватил его за руку.Но что толку? Что я мог сделать?Бежать следом? Кричать: «Держите вора!»?Мы в чужой стране. Он главбух банка, про который здесь никто не слышал, я – столь же известный в этих краях клиент того же заведения.Что мне оставалось? Только сорваться с места и мчаться к тому, что я еще считал своим. Я тоже не стал дожидаться, когда шарик остановится. Не прошло и часа, как я был в аэропорту…Еще раз набрал номер – и опять положил трубку, ничего не услышав.На горле явственно сходились чьи-то влажные руки.Я выпил стакан виски – немного отпустило.Как ни странно, мне хотелось спать. Должно быть, усталость и отчаяние брали свое.Добрался до постели. Закрыл глаза.Утром снова гнаться за Лавровским. Лавровский не отвечает на звонки. Его главбух сидит в VIP-зале казино «Greece». Минимальная ставка там – десять тысяч. Задача для второклассника: если все обстоит именно так, то где мои деньги?Я преследовал их.За мной самим гнался страх.Я боялся… я в ужасе бежал от собственного страха.И так, на бегу, провалился в бредовый сон.*  *  *Я бежал, не понимая толком, зачем это делаю.Мы рванули, не сговариваясь. Как будто наши с ним нервы вытянулись, выйдя за пределы изможденных тел, пронизали ледяной воздух, как пронизывают кристалл кварца нити рутила, – и накрепко сцепились. Даже срослись: я узнал его мысли, он – мои.Мысли оказались похожи.Тут-то мы и бросились бежать.Глупые мысли. Нелепые мысли. Но, должно быть, ощущение того, что ты наконец-то поделился ими с кем-то, а он – такими же нелепыми – с тобой, было сильнее рассудка и логики.В общем, мы побежали.Глупо, глупо.Колонна только вышла из ворот.Хоть бы подождать, пока она протянется еще на двести метров!Черная змея скрылась бы за черными уступами заснеженного леса, и тогда по крайней мере мы бы проделывали все это не на виду у часовых.А сейчас они, стоя у пулеметов, изумленно смотрели с вышек, как два безумца по-лягушачьи прыгают в глубоком снегу.Что толкнуло? Не знаю. Может быть, страх? Может быть. Но если так, то разве не из огня да в полымя? Не в самые ли его объятия мы кинулись?Он даже не был моим напарником. Вообще не знаю, откуда он взялся. Встречались ли мы раньше? Да, конечно, лагерная жизнь тесна. Но я его не помнил.Он опережал на шаг. Я видел, как тяжело дается ему этот шаг: ведь по колено в сыром снегу – это почти как по колено в воде.В ушах стоял рев. Это кровь, ревя, била во все жилы, трубила в уши.Ветер тоже ревел. Ветер гнул верхушки елок, стряхивал снег с веток. Но ничего: с востока шла погода, сулившая к вечеру насыпать новые полметра.На что мы рассчитывали? На что мы могли рассчитывать? Не знаю. Я же говорю – нелепица. Ни на что. Если только на глоток воздуха. И правда, вкус его отличался. Но свобода не могла быть долгой.Сзади летело что-то вроде «ой-ой!». Это было «Стой!», я догадался.А потом треск. Но не с вышек. На вышках почему-то еще медлили. Это, должно быть, сбитый с ног конвойный поднялся. Хотя бы на одно колено. Ему хватило. И вскинул винтовку, ловя на мушку один из двух кое-как ковыляющих по снежной пустыне бушлатов.Я видел, как дернулась голова. Шапка слетела, как после подзатыльника. Что-то мелькнуло в воздухе. Какие-то брызги, что ли.Когда слетела шапка, он уже начал делать новый шаг. Шаг в тяжелом снегу. Похоже, снег становился все тяжелее. Он не осилил его тяжести. Запнулся, стал падать, раскидывая руки.Но я был жив, я бежал, и сколько бы пуль ни летело за мной, они меня еще не догнали.*  *  *Проснулся, давя в гортани крик.Кровь еще билась в теле.Но я уже осознал, что это был сон.Всего лишь сон.Кровь успокаивалась. Входила в берега.Явь быстро выплывала из морока сна.Мы видим только тени, оставленные прошлым. Вот что мы видим, – подумал я.И перевел дух.Да, это был всего лишь сон.А на самом деле все по-прежнему.И понять это – было счастьем.Нет погони, нет выстрелов… я не бежал.Я жив.Это был сон, просто-напросто дурной сон.Я сел, сцепив перед собой руки и потягиваясь.Оглянулся.У порога намело неровной полосой – должно быть, и на самом деле всю ночь шел снег.Дверь то и дело хлопала, клубы холодного пара мешались с надышанным вонючим воздухом.Заключенные копошились на нарах.Зевнув, я стянул шапку и всласть почесал зудящую голову.Гаврилюк тоже был здесь – это с ним на пару мы бежали в моем сне. Странно увидеть после такого. Даже смешно – жив, и голова цела. Везунчик. А во сне я его не узнал…Сон, просто сон.Гаврилюк слез на землю между нарами и стал что-то выщупывать под своим матрасом. Матрас – громко сказано, конечно. Тлелая блошиная тряпка, в которой солома давно превратилась в труху.Я и по себе замечал – каждое утро хочется перебрать, заново переложить имущество, которым ты безраздельно владеешь. Пусть, на взгляд вольного, оно представляет собой совершенно незначительный хлам. Но все равно: чем меньше сил и жизни остается в человеке, тем больше времени уходит на любование своими нелепыми пожитками. Огрызок карандаша, обрывок бечевки. А то, бывает, и какая-нибудь деревяшка или приглянувшаяся почему-то еловая шишка.У кого что.Я потянулся напоследок.До подъема оставалось минут десять, не больше.