Ставка – не миллионы, а престиж организации. Как повысить коэффициент полезного действия?

21 февраля 2007 года в Москве откроется пленум ЦК Профсоюза работников народного образования и науки РФ. Какие вопросы обсудят лидеры этой самой большой в России общественной организации? Об этом наш разговор с председателем профсоюза Галиной МЕРКУЛОВОЙ.

– Галина Ивановна, обычно пленумы обсуждают самые важные на данный момент проблемы, причем с прицелом на будущее. Какая тема выбрана на этот раз?

– С момента проведения последнего съезда профсоюза прошло почти два года. За это время значительно усилилась роль территориальных профсоюзных организаций. В 2003 году на пленуме мы все это прогнозировали, пытаясь предугадать, какие события можно ожидать. Сегодня настала необходимость подвести некоторые итоги внутрисоюзной работы, оценить, что удалось, наметить, какие коррективы необходимо внести в нашу внутрисоюзную деятельность, чтобы обеспечить ее большую эффективность. Сегодня нас очень беспокоит вопрос кадровой политики, мы не можем не думать о завтрашнем дне, о том, как готовить резерв. Мы направили в территории большой вопросник, ответы на который многое помогут нам выяснить.

– О чем спрашивали коллег?

– О том, как формируется резерв, как складывается финансовая политика, как работают первичные организации, какова ситуация в территории, как развивается социальное партнерство, и о многом другом. Мы хотим провести таким образом рейтингование профсоюзных организаций и определить их коэффициент полезного действия.

– То есть у вас свой национальный проект, но ставка – не миллионы, а престиж и авторитет организации?

– Во всяком случае, идет поиск путей совершенствования внутрисоюзной деятельности для того, чтобы власть в еще большей степени считалась с профсоюзом, принимая решения, серьезным образом влияющие на материальное положение учительства.

– Почему профсоюз не представлен в Общественном совете при Министерстве образования и науки РФ?

– Потому что цель создания такого совета для министерства – расширение круга тех общественных организаций, которые сейчас рождаются. Мы с министерством сотрудничаем постоянно. Зачем, честно говоря, еще сидеть в совете, если мы и так работаем вместе в отраслевых комиссиях, на заседаниях коллегий и так далее?

– Но в совет вошли артисты, режиссеры, журналисты, которые (за исключением, конечно, главного редактора «УГ» Петра Положевца) практически совсем не разбираются в проблемах образования. Но тем не менее они будут давать советы министру и министерству. Разве это правильно?

– Скажу честно: такие советы набирают, чтобы создать впечатление о том, что все же у нас есть сильные институты гражданского общества, с которыми власти нужно считаться. С людьми же, которые далеки от проблем образования, чиновникам всегда разговаривать легче. Они им объясняют все так, как хотят объяснить, все сводя к ликбезу. Нам ничего объяснять не нужно, а всерьез повлиять на какие-то решения совет все равно не сможет, давая рекомендации, которые министерство может учитывать, а может и не учитывать. Профсоюзу нужно иное: нам необходимо ставить задачи и добиваться их решения на всех властных уровнях.

– В советское время профсоюз был тихим и спокойным. В демократическое – сильным, свободным и боевым. Сегодня в его жизни снова время тишины, когда не видно решительных действий (забастовок, митингов, пикетов) и не слышно резких заявлений?

– То, что сегодня происходит, тишиной не назовешь. Да, мы не стоим на площади, это сейчас не так актуально. Сегодня более важны другие виды работы профсоюза. В обществе в целом есть желание сделать какие-то позитивные шаги. Высказывание каких-то замечаний, пожеланий, дополнительных предложений не дает нам повода выходить на митинги, хотя, конечно, может возникнуть разная ситуация. Ведь у нас не закончились переговоры с властью об индексации зарплаты в 2007 году. Предусмотрено лишь 15 процентов, а мы настаиваем хотя бы на 20, добились включения этого пункта в рекомендации Российской трехсторонней комиссии, и, по сути дела, именно профсоюзы задержали принятие этих рекомендаций, настояв на том, чтобы в первом полугодии были проведены переговоры на РТК и чтобы с 1 сентября произошло повышение зарплаты учителей на 20 процентов. Эта позиция записана в решении комиссии, и Правительство РФ его вместе с нами подписало.

– Сегодня нет региона, в котором не стремились бы увеличить зарплату, предлагая свою – по размерам, доплатам, дотациям – систему оплаты труда. Как вы к этому относитесь?

– В целом как к позитиву, потому что в результате положение учителя будет хоть в какой-то мере улучшено. Процесс этот идет сложно, с ошибками, он сопровождается переговорами, которые наши территориальные организации ведут с региональными властями. Это очень сложно. Как заявил руководитель профсоюзной организации Татарстана Юрий Прохоров, «нам эти переговоры достаются кровью». Вы вот сказали: «Голоса профсоюза не слышно». Еще как слышно! Очень важно, в защиту и поддержку чего поднимается этот голос.

– И все же: ваш профсоюз – самый большой в мире и в стране. Власти перестали бояться этого профсоюза или вам не нужно, чтобы они его боялись?

– Нет у нас такой позиции – заставить кого-то нас бояться, поскольку это не совсем подходит к сегодняшней ситуации. Но то, что нашу позицию принимают во внимание, это точно, так как нынче по-другому власти с профсоюзом говорить сложно.

– Я много раз убеждалась, что отношения с Министерством образования и науки РФ у вас хорошие, во всяком случае министр не упускает случая высказать вам свое почтение. Но создается впечатление, что в глаза власть говорит: «Милый, дорогой, любимый профсоюз!», а на практике поступает так, как считает нужным.

– Конечно, власть старается поступать именно так, но в том-то и состоит наша задача – сделать все возможное, чтобы решения принимались в соответствии с интересами не власти, а педагогов.

– Очень много проблем возникает с нынешней регионализацией всего и вся. Профсоюз тоже может в конце концов разделиться по региональному принципу или это ему не грозит?

– У меня такое впечатление, что обе стороны – профсоюз и власть – друг другу очень нужны, потому что, с одной стороны, да, идет регионализация, а с другой стороны, ее как таковой тоже нет, ведь все регионы, особенно дотационные (а их в России большинство), практически привязаны к федеральному центру. Нельзя сказать, что они свободны и делают то, что считают нужным, что хотят. Они зависят от федерального бюджета, от федеральной власти и все же тяготеют к центру. Поэтому профсоюзу регионализация не грозит – главные решения принимаются в центре, мы пытаемся повлиять на них тоже на федеральном уровне, да и вообще политика профсоюза выстраивается сообща на наших съездах и пленумах, а потом реализуется в территориальных организациях.

– Вернемся к зарплате учителей. Тут все то же лоскутное одеяло – каждый регион строит свою систему оплаты труда. Вас это беспокоит?

– Разумеется. Сейчас в рамках будущего конкурса регионов по модернизации образования им дано право на развитие региональных систем оплаты труда. Для регионов участие в конкурсе дело престижное, хоть и деньги там будут невеликие, каждому хочется показать себя инновационным, передовым. Как регионы строят свои системы оплаты труда? Мы не скрываем, что противостояли и противостоим распространению тюменской системы, так как базовая оплата труда в ней складывается из временных показателей, в частности, из оплаты ученико-часа, а кроме того, производится рейтингование учителей в зависимости от преподаваемых ими предметов. Нам казалось, что если предлагаются какие-то варианты (кстати, министерство как таковых никаких вариантов не предлагало, оно лишь разослало письмо с предложением внимательно отнестись к тюменской системе), нужно их прежде всего оценить. Например, появились два первопроходца – Тюмень и Санкт-Петербург, и нужно было проанализировать, что предлагают. Руководители региональных органов управления образованием на своих совещаниях неоднократно высказывались в пользу питерской системы, хотя и там многое нужно было поправлять. Кстати, когда сами территории начинают создавать системы оплаты труда, то тут же понимают, что тюменская не годится. Министерство, как мне кажется, уже понимает, что субъекты РФ ее не воспринимают.

– Вам не кажется, что, отвергая существующее, ни один регион, по сути, не предлагает ничего нового?

– Кажется. Ведь базовые вещи не придумаешь заново, они есть, остаются теми же. Сейчас идет поиск финансовых подходов, которые могли бы позволить в рамках существующих средств выделить незначительное, мизерное повышение зарплаты.

– Создается впечатление, что регионы все же хотели бы, чтобы им задали какие-то основные, базовые ориентиры, одинаковые для всех, когда речь идет о зарплате педагогов?

– Я абсолютно уверена в том, что регионам нужны ориентиры. Например, с радостью недавно узнала, что Москва все же решила базировать зарплату учителей на ЕТС, которая до сих пор существует. Умная столица отлично понимает, что в рамках ЕТС есть много вариантов, дело не только в усовершенствовании сетки, но и в том, что нужны серьезные финансовые инвестиции, когда за основу берется, скажем, прожиточный минимум в регионе или минимальная региональная оплата труда. Взяв высокий старт, Москва обеспечивает и высокую зарплату учителю.

– Вы анализируете процесс разработки региональных систем оплаты труда?

– Да, эксперты, экономисты и юристы ЦК получают проекты таких систем, делают анализ, дают заключения и рекомендации, помогают более системно формировать те предложения, с которыми выступают наши территориальные организации профсоюза, помогают им критически отнестись к тем или иным новациям. Иногда ведь дело доходит до смешного, например, на сайте мы нашли ростовскую областную систему оплаты труда (уже введенную и подписанную губернатором) и увидели там такие показатели оценки качества работы: «учитель часто опаздывает на уроки, не всегда приходит на работу, делает много ошибок». Это что за показатели качества работы?! У нас есть трудовое законодательство: за такую работу нужно наказывать и увольнять, а не использовать такие показатели для оценки качества работы учителя. Самое сложное, что сегодня не осталось профессиональных специалистов – экономистов-«зарплатчиков», которые знают изначально систему, предысторию, какие-то научные обоснования, ранее разработанные в течение десятилетий. Многие вещи сегодня делают не специалисты, а новаторы, которым очень хочется привнести что-то свое, новое. Для того чтобы привнести, нужно иметь серьезную базу, а ее-то у них и нет.

– А у чиновников нынче зарплата зависит от объема тех новаций, которые они предложат и внедрят, так что им есть за что биться.

– Мне кажется, что, даже дав свободу регионам, нужно знакомиться с тем, что же они предлагают, что разрабатывают. Получается так, что к нам бесконечно звонят руководители региональных органов управления образованием, поскольку им нужны подсказки. И в том, что регионы отказываются от тюменской модели, тоже наша заслуга. Это, кстати, не митинги, не шествия, не пикеты, это системная разъяснительная работа в течение полутора лет (совещания, рекомендации, экспертизы). Да, она не видима, поскольку мы не стоим на площади, но в том, что она имеет свой положительный эффект, я убеждена. Мы показываем, на что нужно обратить внимание, обучаем, готовим свои кадры, которым работать в регионах непросто. Например, мы уже направили в территории наши рекомендации относительно закона об автономных учреждениях (хотя еще не принят весь пакет тех подзаконных актов, которые должны сопровождать введение этого закона), указав, на что нужно обратить внимание, чего делать нельзя, прописав, как все может складываться, во что нужно по возможности включиться и так далее. То есть мы стараемся предпринять превентивные меры, чтобы усилить позиции наших территориальных профсоюзных организаций.

– А должен ли профсоюз так много делать за чиновников?

– Знаете, это для нас одна из форм противостояния принятию неправильных решений. Сегодня наступил очень важный момент не то что интеллектуальных, но во всяком случае очень профессиональных действий. Нельзя только стучать по столу кулаком и требовать: «Дайте больше!», нужно каким-то образом выстраивать профессиональный диалог с властью, в ходе которого удастся добиться получения той же более высокой зарплаты, а в целом – улучшения материального положения педагогов.