Сон о Татьяне Толстой

Мне всегда хотелось поговорить с Татьяной Толстой о снах. Мне всегда казалось, что вся проза Татьяны Толстой ими проложена, как торт «Наполеон» кремом.

Я даже не про самое очевидное – где в рассказе тема сна возникает как необходимая, в том же «Сомнамбуле в тумане». Там герою положено их видеть, сны эти: и про круглый хлеб, и про десяток бубликов, и про его явление с ними в блокадный Ленинград.

Нет, я как раз хотел поговорить с ней про те ее вещи, где сон как прием как будто и не обыгрывается, где нет его. Например, я очень люблю ее рассказ «Огонь и пыль», где героиня Римма приезжает однажды (прям в обеденный перерыв) к какой-то тетке, которая продает вещи, вернувшись из загранки в Сирию, и вот они с подругами роются в куче барахла (уже сон, про пещеру Али-Бабы), и вдруг сквозняк – дверь приотворилась: там тоненькая девочка, дочь хозяйки (сон во сне), и вдруг все потухло: и вещи ношеные, неновые, и вообще все дешевка, турецкий ширпотреб. Я специально, не доверяя своей памяти, нашел рассказ, так и есть: «Все было как во сне. И, как и полагается по жестокому сценарию сна, скоро наметился и стал разрастаться некий сбой…»

Собственно, и другой рассказ – «Река Оккервиль» – это один сплошной сон: граммофон, тоска по неземной Вере Васильевне, по ее похожим на яблоки каблукам. И только потом герой просыпается. «Почему их так много у вас, снов?» – именно так мне хотелось спросить ее. И однажды я даже спросил.

Еще меня завораживала история, которую она рассказывала, как после давнишней уже коррекции зрения, когда вынуждена была целыми днями сидеть дома за плотными шторами, выходя только ночью, она вдруг стала видеть рассказы от начала до конца, как кино. А уже потом, на школе «Хороший текст», где мы с Татьяной Никитичной вместе преподавали, Толстая на лекции сказала, что она часто раскладывала рассказы на полу и с ножницами и клеем перетасовывала части, переставляла абзацы, колдовала. А ведь это же уже совсем другой путь: тоже кинематографический, но монтажный. Ведь сновидческий – это действительно навылет, с начала до конца. И как это совместить, вполне понятно: сначала ты видишь, потом вышиваешь. Но вот как это было с «Кысью»? Роман же – это совсем другое. Я его прочитал за одну ночь, засыпал на рассвете, и у меня было ощущение, что она вывернула наизнанку жанр. Да и сам текст писался 14 лет. Ни один сон так долго не снится, даже повторяющийся. «Вы можете мне рассказать, Татьяна Никитична, – хотел я спросить, – как это – вдруг понять, что к тебе пришел роман: не рассказ, не цикл рассказов, не книга, а вот именно это чудище, Роман Романович?» Я хотел спросить и спросил.

И еще спросил: «Где-то я прочитал, никак не могу найти, где именно, что вы (если бы можно было выбрать) хотели бы оказаться в 1912 году, где все прекрасно и ничего страшного еще не началось. Вот если представить, если в это поиграть, то куда бы вы отправились первым делом, оказавшись, например, в Санкт-Петербурге 1912 года?»

И про фото на репетиционной сцене Большого, которое Татьяна Толстая однажды выложила. Где она как будто делает балетное па. «Всю жизнь мечтала», – кажется, так она тогда написала. «А о чем вы на самом деле мечтали и что никогда не сбылось?»

И про кулинарию (куда ж без нее): «Что вам никогда не удалось правильно приготовить? Ну вот не дается блюдо, и все. Не хватает ингредиентов, не получается так, как должно, опадает форма в самом конце, вот хоть убейся. Есть такое блюдо? А если все подвластно вашему поварскому умению, какое блюдо вы бы хотели, чтобы назвали вашим именем?»

Ну и про памятник. Где бы она хотела, чтобы ей поставили памятник (назвали ее именем улицу)? Если не хочет, то почему? А если да, то какой это должен быть памятник?

Все эти вопросы я составил для Татьяны Никитичны, когда ехал полубессонной ночью в поезде в Старый Оскол.

Но Татьяна Никитична ускользнула от меня. Прямо по законам сна. «Вопросы прекрасные, Дмитрий, – написала она. – Но я ни за что отвечать на них не буду. Тут важны паузы, молчание при ответах, шевеления пальцами. А письменно я сейчас ответить на них не могу, нет у меня на это сейчас ресурсов. Не быть вам моим Дудем! А хороший был бы лозунг: «Не будь как Дудь».

Я рассмеялся прямо в спящем купе.

Сон, как ему и положено, ускользнул. Татьяна Никитична улетела.