Соловьиное счастье

Она вышла замуж за генерал-майора КГБ, через два года он трагически погиб. Лидия РУСЛАНОВА прослезилась, услышав ее голос. Пик ее популярности пришелся на годы застоя. Сейчас она говорит, что песни – ее единственное богатство. Народная артистка России Александра СТРЕЛЬЧЕНКО – талантливая, любимая русская певица.

– Вы изучаете свой предмет, невольно сравниваете исполнителей… Вот, допустим, ансамбль “Золотое кольцо” сейчас очень популярен.
– Понимаете, я не могу кого-то осуждать или хаять, выставлять какие-то оценки. Вот наше поколение – Воронец, Зыкина и я. Потом идут Людмила Рюмина, Татьяна Петрова, дальше – совсем молодые. Но такого серьезного отношения к песне, как у нас, у последующих поколений я не вижу. Много певиц, но все думают о том, как пробиться, как денег достать. Но это не должно быть главным. Выскочить можно. А вот удержаться, сохранив голос, душу, да еще обогатить все репертуаром, вкусом, уважительным отношением к тому, что было до тебя, и нести все это дальше, не потеряв порядочности, – вот что тяжело! К Наде Кадышевой, солистке “Золотого кольца”, я всегда хорошо относилась. У нее красивый тембр, трогательный, грудной. Он меня поражал, волновал, еще когда она пела в ансамбле “Россияночка”. Но ведь “Золотое кольцо” не поет живьем! Взяли компьютер и все – в одну дуду! Есть реклама, есть популярность, но сколько песен перепорчено! Они выходят на сцену, открывают рот и крутятся. Попробуй петь и танцевать! Если ты певица, у тебя другая задача. Надо что-то одно хорошо делать. Многие поют под фонограмму. Мне их жалко. Они обездоленные, они не в форме. Надо петь вживую, и это продлевает жизнь…
…И молчит она,
все в мире забывая, –
я за песней, как за гибелью, слежу…
Разве не гибельно петь всегда вживую, то есть всегда переживая, проживая песню, будь то “Окрасился месяц багрянцем”, “Девичья воля” или “Ну, быстрей летите кони”? Настоящее, живое искусство – всегда смертельный номер, всегда дорога через бездну… Александра Ильинична возражает моим сомнениям:
– Конечно, петь вживую тяжело. Но зато ты имеешь право называться певицей…
– А когда вы почувствовали себя певицей?
– Не так давно (смеется). Я почувствовала себя певицей тогда, когда получила соответствующую школу. Пришла я в институт учиться, педагог не знает, как со мной обращаться – голос-то народный. “Шура, открой рот, ты поешь с закрытым ртом”. Я не знаю, как мне его открыть, а она не может мне показать.
Концертмейстер терпел-терпел мои мучения и не вытерпел. Однажды он мне говорит: “Александра Ильинична, хотите, я с вами позанимаюсь? Потому что то, чем поют, у вас еще не затронуто”. Леонида Леонидовича Базилевича я всегда добром вспоминаю. Он был абсолютным бессребреником, четыре года занимался со мной лишь из любви к искусству. Как педагог он талант, клад! Внешне – очень несценичный, неброский, всегда в своих мыслях. Когда он мне вышел аккомпанировать – я сдавала программу – люди мне потом говорили: “Шура, мы думали сначала, что он вышел двигать рояль…” Ну, если человеку не дано, что сделаешь! Зато когда он начинал заниматься со мной вокалом, я готова была стать перед ним на колени. А как пианист… Он сам рассказывал: когда закончил консерваторию, надо было диплом защищать. “Вышел к роялю, стал играть. Нормально все. А когда закончил, очнулся – вижу на коленях у инструмента стою. То есть я сполз со стула, а когда – не помню…”
– А у вас такие случаи были?
– Нет, на сцене не было. Правда, когда-то я играла в драме роль партизанки. Немцы в дверь заходят, а я вместо того чтобы в окно выскочить, как задумано в пьесе, на них пошла… А в песне нет, не было… Что значит быть певицей? Сейчас я знаю: в любом месте выйду, спою, и у меня получится. Люди затихнут, лица у них переродятся. Но это не я на них воздействую. Это – песня, голос, душа – все вместе. Вот я приезжаю за границу, популярность там ничего не значит, внешность у меня не выдающаяся – я маленькая, незаметная, никто меня там не знает, но стоит выйти, спеть, и люди, что прежде рядом с тобой сидели, не замечая, идут к тебе, начинают обнимать, целовать, благодарить! Это невольно происходит. Красота притягивает, красота внутренняя. Вот что значит быть певицей и вот какое мне Бог счастье дал!..
* * *
“У меня к тебе дела такого рода, что уйдет на разговоры вечер весь”, – вечер длится, выкрашивает темнотой окна; а всю жизнь, конечно, и за пять вечеров не расскажешь. Моя собеседница размышляет:
– Много пришлось передумать, пережить, и теперь я стала более свободной. Я поняла в последнее время, что надо быть просто человеком нормальным во всех своих проявлениях. Тогда ты будешь и людям интересен. Талантливые люди на сцене – они и в жизни простые. Чем талантливей, тем проще. И выше. Духовно выше. А дутые, что делают из себя большие фигуры, – это все пустое.
– Но некоторые “звезды”, в том числе и “народные”, светят ослепительно ярко, вызывающе ярко. Надежда Бабкина, Людмила Зыкина…
– У Надежды Бабкиной есть своя публика, она пробивная, ее любят. Но я не могу сказать, что мне все нравится, что она делает. Если она берет народную песню, то все “бодряк” какой-то, строевая, и при всем этом – некоторая разболтанность появляется. Я другие грани стараюсь взять в песне – опрятность, женственность. У каждого ведь свой характер, свой идеал.
А Зыкина всегда была королевой. Она при всех правительствах – правительственная певица. Но Людмила Георгиевна многим и помогала, будучи при власти. В советские времена в какой бы город она ни приезжала, ее встречали только секретари ЦК. Всегда. Если этой свиты не было, это ж удивительно – как это так? Я-то всегда была на третьих ролях, – если уж все заболеют, тогда – в первый состав. Тем более Володя, муж мой, он был такой бесшабашный, мог нахамить за меня кому угодно, нас и с декад выставляли… Так что я шла своим путем… Но Зыкина – человек очень профессиональный. Грань, которую она всегда хорошо брала, – это советская песня. Она прошла прекрасную школу – пела в хоре радио, в хоре Пятницкого; она – думающая певица, а это всегда важно. Если она что-то делает, то всегда достигает успеха. Я бы так не пела. Но мне так и не надо. А она делает по-иному, и у нее это хорошо получается. Зыкина убедительна. Не скажешь ведь на хорошо – плохо. Мне нравится ее слушать. И она ухо востро держит – кто в какой форме. Зыкина никогда о ком-то плохо не скажет, наоборот, по телевидению говорит: да, мы с Ольгой Воронец, и Шура Стрельченко хорошо поет… Но в глаза она тебя никогда не похвалит. Ну, глыба. Она сидит, и вроде тебя для нее не существует. “Здрассь”, – сухо, величаво. А я подхожу к ней искренне, если понравилась песня. Она выходит на сцену, и – освещает. Если у человека талант, то он выходит и освещает собою пространство, обликом своим несет свет. Я на нее всегда с удовольствием смотрю, и меня ничего не смущает, потому что она стала, как скала, и жест у нее естественный, и осанка ее – ей это идет! Я ее принимаю, и не могу этого скрыть. Зачем мне говорить: вот, зло берет, как Зыкина хорошо поет! Я радуюсь, что она вышла и сцену собой осветила. И я иду к ней и не могу скрыть своей радости, улыбаюсь. И тут “здрассь” – величавый кивок. Ну, ладно… Но я свое все равно сказала, душа моя сказала. Талант не завистлив… Я вижу красоту – душа моя ликует. И я думаю: и я должна подтянуться. Талант заставляет человека быть лучше себя самого. Знаете, приезжают бабушки из деревни, и от них такое добро идет, такая правда! Они и поют неграмотно, и “несценичные”, старенькие, но такая красота, такой характер! А дети ?! “Саратовские гармоники”, или ансамбль “Жалейка” из города Пикалево Ленинградской области – смотришь, и слез не сдержишь! Это же счастье – любить все талантливое, волнующее!..
Песня песне – рознь, и птица птице – рознь. Но в разнообразии этом жизнь не обманешь. Выдающуюся роль Александры Стрельченко на поприще народной песни, наконец, признали – без споров, без обсуждений. “В чем-то я прежде была неубедительна, в чем-то действительно не дотягивала. Имя было, а солидности не было. Меня признали только в последние годы”.
– Последние годы показали, кто есть кто…
– Может быть. Я осталась такой же, как и прежде. Провела в прошлом году концерт памяти Плевицкой в Колонном зале. Телевизионщики сняли, но не показали – у меня не было денег заплатить за показ. Ведь нужно было заплатить и за зал, и оркестру, и за съемку, за монтаж… Я отдала все деньги, какие у меня были, и еще осталась должна. У меня нет денег. Если нет концертов, – откуда деньги?! Я ведь эти только зарабатываю. Потом я же не могу идти и говорить всем, что у меня нет денег! Все же думают наоборот! А ведь мне нужно концерт свой провести, компакт-диск выпустить. Программа большая, есть что петь, есть что людям сказать, хочется, чтобы все было красиво, чтобы по телевидению показали. Друзья-то мои и так знают, как я пою…
Да, да, в сутолоке буден, суеты вдруг обернешься, трезво посмотришь вокруг, ужаснешься: что же у нас за жизнь такая сейчас?! Певица, поющая вживую родную песню, не нужна. И песня – не нужна. И народ – не нужен. А кто же нужен тогда? Механические соловьи? Роботизированные избиратели? Блестки “золотого миллиарда”? Вот где тоталитаризм, какой нам и не снился!..
– Но как должна чувствовать певица, которая может петь, и не поет?
– Тоска страшная. Все немило, все без радости. Поэтому я нахожу себе какие-то занятия, дела. Вот, например, учу английский язык… Но понимаете, надо бы заниматься творчеством. Есть что сказать и – нельзя сказать. Не должно же так быть?! Я ведь в хорошей форме – только бы пела! Когда я пою, я чувствую себя счастливой. Просыпаюсь – с радостью… Много я в жизни пережила и бед, и невзгод. А радость всегда одна была – песня. И той сейчас нету… Знаете, чем спасаюсь сейчас? Когда плохое настроение – я беру с полки Пушкина. Любой том. Открываю и ухожу в его мир. Когда-то я была в Пушкиногорье, снималась там, пела. Меня пригласили туда Владимир Иванович Федосеев и Ольга Ивановна Доброхотова, она всех своих знакомых всегда старалась к прекрасному приобщить. И вот я приехала туда, пешком исходила все окрестности, купалась в Сороти, была в Святогорском монастыре… С Гейченко мы встречались, разговаривали. Я пела там песню “Матушка моя, что во поле пыльно”, ту, что когда-то цыганка пела Пушкину. Все я посмотрела, все мы обошли… И так все это на меня подействовало – старые дубы, Сороть, аллеи, что вдруг мне показалось – в конце аллеи сам Пушкин стоит! Слезы покатились, клянусь! Пушкин – это истина, это то, что держит всех русских людей вместе.
– Вам когда-нибудь было стыдно, что вы – русская?
– По рождению я украинка, а по культуре, воспитанию, языку, да, конечно, русская. Мне не было стыдно за себя никогда. Я могла ошибаться в чем-то, заблуждаться, но я не совершала безнравственных поступков. Я не могу за себя стыдиться… Потом я помню, как воспринимали “русскость” в советское время. Главное, чтобы были в кокошниках, сарафанах. Этого было достаточно. Мне советовали : “Шура, ну чего ты, одень сарафан, и ты будешь в первых рядах!” Но начнем с того, что я не любила сарафан. Он мне не шел! Русопятого костюма у меня никогда не было, чтобы ряженость какая-то – я этого не принимаю. Нужно нести внутреннее отношение к национальному чувству, а костюм должен украшать меня, гармонировать с тем, что я делаю на сцене.
– Люди сейчас не живут, а выживают в большинстве своем. Выживать – жить суетным. Но разве может такая жизнь родить высокое искусство?
– Нужно стремиться к вечному – вот что я поняла за свою жизнь. Тогда легче переносить повседневные невзгоды. Радости нет в стране, веры нет, надежды. А людям свет нужен. Они ведь терзаются, мучаются. Но при всем этом телевизор смотришь – настоящий шабаш – презентации, юбилеи, машины друг другу дарят, виллы, дачи. Это безнравственно. Как не стыдно! При том, что народ голодает! Я выхожу на улицу и стараюсь одеться поскромней. Мне говорят: “Шура, что ты ходишь кое-как?” Да мне стыдно! Я оденусь, накрашусь, пойду – а меня люди узнают! Что я буду выпячиваться, когда народ так плохо живет?! Мне неудобно, когда меня узнают, честное слово. Нет, я не сторонница жить кое-как, ходить в рубище. Но надо жить с любовью к жизни, с любовью к ее красоте – к цветку ли простому – ромашке, колокольчику, к запаху ли – полынному, терпкому, к неброским краскам нашего лета…
– И с любовью к соловьиным песням…
– Да, и к песням, конечно, тоже…

Лидия СЫЧЕВА