Смотрю наверх: в проломе восьмого этажа темнеет одинокая книжная полка, на девятом – сиротливо повис на одном гвозде настенный ковер, на седьмом – ютится в углу холодильник без дверцы. А в холодильнике – стеклянные банки с домашними заготовками, яркие солнечные лучи, отражаясь в них, нестерпимо слепят глаза. Из оцепенения меня выводят две пожилые женщины: “Вы подруга Саши и Юли из сто одиннадцатой? Вроде вы с ними одногодки, наверняка тоже их ищете”. Это даже не вопрос, а утверждение, попытка в последней несбыточной надежде ухватиться хоть за кого-то, кто хотя бы в силу возраста мог знать их близких, которых наверняка уже нет в живых…

От первой, бытовой версии – взрыв газа – специалисты отказались очень быстро. Какая же должна быть концентрация пропана, чтобы с лица земли оказались стерты более шестидесяти квартир. К тому же в силу своих природных свойств газ (он, как известно, тяжелее воздуха) должен был бы осесть в подвале, а взрывная волна на Гурьянова пошла вверх. А после того как один из экспертов-криминалистов обнаружил на обломках бетона частицы взрывчатого вещества – тротила или гексогена, – версия террористического акта стала единственно вероятной.

Сегодня уже все, обсуждая трагедию в Печатниках, употребляют единственный емкий эпитет – “кавказский след”. Гулкое эхо взрыва фешенебельного торгового центра на Манежной площади донеслось до рабочей окраины столицы, и москвичи не перестают в ужасе гадать, откуда ждать следующих черных вестей.

… Штаб по оказанию помощи пострадавшим работает в ближайшем кинотеатре. На стеклянных дверях – списки убитых и раненых, адреса больниц и моргов, где можно найти то, что осталось от чьих-то родных, близких и любимых. Тут же – адреса похоронной конторы, которая будет бесплатно провожать жильцов дома ? 19 в последний путь. Молоденькие девушки раздают нуждающимся обувь и одежду, буханки хлеба и бутылки с минеральной водой. В противоположном конце зала – очередь, там выдают ордера на новые квартиры. Люди недовольно гудят: “Была пусть маленькая, но все же трехкомнатная квартира. Рядом с метро. А новую дали у черта на куличках, в Митино, да еще и двухкомнатную”. Кто-то грустно пожимает плечами: “Кощунство, конечно, но кому-то и это на руку. Жилищную проблему таким образом решили”.

В крошечной администраторской организовали медпункт. Врачи и медсестры из районной поликлиники не успевают мерить давление ослабевшим от горя и неизвестности родственникам, под рукой у медиков целый арсенал сердечных и успокоительных капель. Тут же работают специалисты городской психологической службы. Их главная задача – объяснить тем, кто уцелел, что прошлое не вернешь, родных не оживишь, надо найти в себе силы и продолжать жить, начав все с самого начала, ибо для чего-то ведь судьба да пощадила их. Виктория Петрова, студентка Московского психологического института, ласково, но твердо объясняет плачущей женщине, вернувшейся с дачи наутро после трагедии и нашедшей родной дом в руинах, что обстановка в квартире – дело наживное, деньги можно заработать, главное, что руки и ноги целы, а голова на плечах. Повернувшись ко мне, Виктория грустно улыбается: “Да, к такому я не была готова, ни в одном учебнике живые слезы не описаны и вообще со взрослыми очень сложно работать. Дети как-то легче все переносят, для них этот взрыв – страшная сказка, не больше. Они свято верят, что мама не погибла, а просто уехала куда-то и рано или поздно обязательно вернется”.

Виталий – студент индустриально-педагогического института, будущий учитель черчения и начертательной геометрии, входит в отряд добровольцев, пришедший на помощь профессиональным спасателям. Его когда-то белый медицинский халат порван в нескольких местах и забрызган кровью. Он не спит уже вторые сутки, помогая извлекать из-под обвалов своих друзей и соседей.

– Я не могу ни есть, ни спать. Перед глазами все время стоят изуродованные, обожженные тела, вернее, то, что от них осталось. А там ведь и беременные женщины были, и младенцы. А под одной плитой нашли двух стариков – мужа и жену – они как смотрели телевизор, сидя на диване, так и остались…

А вся эта официальная статистика – сплошная ложь во спасение. Власти просто не хотят народ пугать, потому и говорят, что всего девяносто человек погибло, а на самом деле я сам видел неофициальные списки, где значится совсем другая цифра, в два раза больше. И то, что всего семеро детей погибли, – неправда… Просто остальных не опознали.

В первый день каждые полчаса спасатели устраивали “минуту молчания”: замирали экскаваторы, подъемники и грузовики. Все прислушивались к доносящимся из подвала крикам и стонам, чтобы тут же начать работу с удвоенной силой. К вечеру четверга интервалы уменьшились – каждые пятнадцать минут над развалинами повисала тишина. Ночь же на пятницу работали без остановок. Они стали бессмысленными. Между плитами вспыхнул пожар, его потушили лишь под утро, вся округа залита водой. Надежда на то, что кто-то уцелел, стала казаться абсолютно призрачной.

Жизнь в соседних домах потихоньку входит в свой обычный ритм. Вставлены новые стекла, штукатурятся посыпавшиеся потолки. И лишь родственники тех, кому суждено было жить в карточном домике, разрушенном чьей-то недрогнувшей рукой, не покидают своих траурных постов у родных руин. А вдруг под следующей плитой окажутся их Саши и Юли, живые и невредимые?..

Анна ХРУСТАЛЕВА