Я знаю семью Юры и Наташи Крылатовых уже несколько десятилетий. Наташу – еще раньше, когда она в составе четверых выпускников Загорского детдома для слепоглухих детей поступила в начале 70-х на психологический факультет МГУ. Став научным сотрудником, Наташа по переписке познакомилась с Юрой, работавшим тогда педагогом на Украине и интересовавшимся проблематикой слепоглухоты. Первая же встреча очаровала молодых людей, они поженились, и вскоре на свет появилась Хильда, спустя три года – Дина. (Полностью – Эвальдина, в честь философа Эвальда Васильевича Ильенкова, руководителя эксперимента по интенсивному развитию той загорской четверки.)
Рождение девочек стало началом собственного эксперимента Крылатовых. Обнаружилось, что уже в семимесячном возрасте ребенок может освоить азы письменной речи! А именно такой по форме является дактиль, то есть когда буквы – это разное сочетание пальцев, прикладываемых к ладони собеседника. Так вот, и Хильда, и Дина свободно владели «пальчиками», докладывая слепоглухой маме о своих младенческих нуждах. Произошло небывалое: дети овладели буквенной (письменной) речью раньше, чем устной! А ведь именно о «катастрофическом» временном разрыве между этими процессами говорил Выготский, утверждая, что если удалось снять этот разрыв, то мы имели бы дело с колоссальным скачком в развитии ребенка и личности в целом. Что и случилось в семье Крылатовых. Девочки еще в дошкольном возрасте освоили несколько языков и прочие премудрости, в детсад и школу не ходили, обучаясь на дому у родителей. Программу старших классов освоили в экстернате, блестяще поступив затем в медицинский институт. Хильда к тому же вышла замуж, Яське уже четвертый год.
Ну а дедушка и бабушка готовы открыть на страницах «Учительской газеты» рубрику с рассказом о своем уникальном семейном опыте обучения и развития детей, который поможет нам всем по-новому взглянуть на сами основы этого развития и, безусловно, взять многое в собственную практику работы с детьми. Публикация эта уникальна, ибо в обобщенном виде данный опыт был представлен лишь малым тиражом, в специальной научной книге Крылатовых «Азбука чутких рук», вышедшей много лет назад и сразу же ставшей раритетом. Итак, слово – отцу и дедушке Юрию Крылатову.
Ольга МАРИНИЧЕВА
1. Чему учить детей, овладевших ранней грамотой?
Не всем понятно, для чего вообще нужно учить детей грамоте рано? Некоторые даже думают, будто это может причинить ребенку вред тем, что «лишает детства». Однако детство – это не праздность, а пора игры. А игра – это тоже труд, посредством которого происходит подготовка к жизни. И чтение книг ребенку вреда не причиняет, даже думать так нелепо.
Когда ребенок становится грамотен очень рано, это открывает новые возможности. Если в трехлетнем возрасте он способен сложить из букв слово, то это еще не значит, будто он умеет читать. Нужно сформировать у него технику осмысленного чтения и сделать это так, чтобы заинтересовать, пробудить интерес к чтению книг, а на это потребуется, по нашему опыту, не больше года.
А если у четырехлетнего уже развита потребность к чтению книг, то эту задачу уже не понадобится решать в начальной школе. Выигрыш в том, что ценный навык возникает и функционирует в «чуковском» возрасте, когда, по словам самого Чуковского, интеллектуальная трудоспособность человека наивысшая, и мы все были бы гениями, если бы могли сохранить такую же и взрослыми.
Выигрыш ценен тем, что высвобождает время и возможности направить познавательные потенции ребенка на решение задач более высокого уровня. Например, на развитие мышления. В частности, хорошо бы научить ребенка самостоятельно пользоваться словарем. Посмотрите, до чего неумело это пытаются делать, скажем, шестиклассники, беспомощно листая книгу взад-вперед наугад в надежде как-нибудь наткнуться на нужное место. Им и в голову не приходит воспользоваться колонтитулами, напечатанными жирным шрифтом на каждой страничке, они даже не знают, что это такое, потому что их не научили. А я научил двух дочек в пятилетнем возрасте искать по колонтитулам, и для поиска любого слова даже в самом толстом словаре каждой из девочек требовалось несколько секунд. А потом мы стали играть «в профессора». Для этого склеили из бумаги «бакалаврский» квадратный колпак, который надевал себе на голову тот, кому в игре доставалась роль профессора. Второй спрашивал: «Скажите, профессор, что такое лес?» – «Лес, коллега, – это участок местности, густо покрытый древесной, кустарниковой и травянистой растительностью, а также обладающий в той или иной мере разнообразной фауной». После этого колпак перекочевывал на другого играющего, и роли менялись. Иногда игра принимала шутливые формы: «Профессор, что такое гуталин?» – «Гуталин, коллега, – это такая вонючая мазилка для пачкания обуви, напоминающая специфическим запахом пепси-колу». Или: «Дворник – это сердитый дядька с метлой, гроза дворовых голубей и влюбленных парочек».
Шутки шутками, а дети всерьез постигли, что для определения требуется, во-первых, впопад назвать категорийную принадлежность определяемого и, во-вторых, более-менее адекватно выделять и перечислять его наиболее существенные признаки. Это не все дети могут, оттого даже самые наблюдательные говорят, что «море – это с одним берегом, а речка – с двумя». Навыки культурного мышления – не грибы, сами собой не вырастают, их строить надо, как дом строят. При этом плохой архитектор строительство сам не планирует, а чужой воле следует. Поэтому я и принял решение, что даже при наличии зрелой техники чтения учить детей рукописному письму не следует, лучше обучить машинописи, а заодно и готовить базу для изучения иностранных языков…
Юрий КРЫЛАТОВ
Продолжение читайте в следующих номерах «УГ»
Комментарии