Счастливая заплатка. История любви, похожая на сказку

Эта история случилась однажды с молодым аристократом, решившим заработать деньги творением своих рук, ибо руки у нашего героя были золотые, а сердце необыкновенно доброе и отзывчивое. Ему не хватало самого малого – признания. История прекрасной любви, о которой почти два десятилетия судили да рядили в светских салонах города на Неве, имела место в царствование Николая I…

Героя нашего звали Петр Карлович Клодт. Обрусевший курляндский барон, сын храброго генерала, героя 1812 года. В Курляндии у них, потомков древних вестфальских рыцарей, сохранился даже свой родовой замок Юргенсбург, некогда пожалованный местным владетельным герцогом их предку за храбрость и верную службу.

Позвольте узнать, кто из вас не видел четыре замечательные конные группы на Аничковом мосту, выполненные Клодтом еще в далеком 1830 году и установленные лишь в 1850-м? Само это монументальное станковое произведение поражает нас через века изумительной точностью передачи жизненных наблюдений и вновь и вновь вызывает восторг!..

Итак, мы начинаем по порядку… излагать историю о жизни и любви нашего героя – историю, больше похожую на одну из французских волшебных сказок.

Кузину красавицы Катеньки звали Улей. Та уже целый день готовила сестренку к обряду венчания, бегая по лавкам, чтобы купить банты, ленты и кружева. Улю совсем загоняли. Пять лет изо дня в день она трудится в услужении в большом доме не покладая рук в семье своего важного дяденьки без слова доброго в награду, как говорится: ночь во сне, день во зле.

…Подвенечное платье для Катеньки шили у самой известной в столице портнихи мадам де Саж – и теперь время последней примерки! А Катеньке, младшей дочери придворного скульптора Ивана Петровича Мартоса, все не так. Она дуется и на портниху, и на матушку Авдотью Афанасьевну, и на сестру-«замарашку» Улю, которую, кажется, совсем загоняла по дому. А весь дом вверх дном: 15-летняя Катенька непременно должна выйти замуж за человека почтенного, с достатком и положением в обществе, иначе, по меркам родителя, никак нельзя, ведь вздорная красавица дочь привыкла ни в чем себе не отказывать, живя на широкую ногу. Оттого-то, видно, и жених ее, пусть и самой невыразительной наружности, в годах, зато талантливый архитектор и человек состоятельный – весом в 100 тысяч рублей, пришелся всем в семье по душе.

Правда, в Катеньку все еще без памяти влюблен барон Клодт, сын покойного генерала Карла Федоровича Клодта и вольнослушатель в академии художеств. В обществе слывет большим чудаком. Живет впроголодь в каком-то сыром полуподвале где-то на Выборгской стороне, но одержим творческой идеей – все из глины лошадок лепит.

В то время он, Клодт, всего лишь ученик всесильного Мартоса, ректора Императорской академии художеств. У того – имя, состояние, слава, любовь народа. Он автор памятника-шедевра гражданину Минину и князю Пожарскому в Москве на Красной площади. Конечно, ректор, по природе капризный и завистливый, теперь мало что создает и больше критикует других: увы, лучшие годы позади и дело идет к старости.

Свадьбу сестры Катеньки шумно сыграли в самом конце мая 1830 года, в белые ночи! Наутро новобрачные приехали откушать кофею к родителям перед отъездом в свадебное путешествие в Европу. Когда волнения в доме улеглись, «замарашка», улучив момент, тайком вырвалась из дома в большой город. «Полуподвал на Выборгской!» – повторяла она сама себе, торопливо шагая по многим петербургским улицам. Уля искала юного барона. Она чувствовала, что идет по пути счастья, что она непременно найдет живущего впроголодь, всеми забытого скульптора, поможет ему, завоюет его привязанность – и потом они будут вместе!

Наконец Уля разыскала сырое жилище бедного вольнослушателя академии на Выборгской стороне. У раскрытого окна толпились люди разного чина и достатка. На оконце полуподвала были выставлены раскрашенные фигурки восковых лошадей. Шла бойкая торговля. Лошадки были пегие, каурые, гнедые. А продавал их сам Клодт!

Уля же лукаво улыбнулась, когда на струганом столе в комнатке скульптора заметила кружку, кусок хлеба и селедочный хвост. От кружки тянуло квасом.

– Милости просим! Не желаете ли, милая барышня, всех лошадок за гривенник оптом? – устало спросил девушку скульптор.

– А знаете, лучше я вам рубашку починю, я умею! – вдруг нашлась «замарашка».

– Упаси Господи! У меня, как ни смотри, вся жизнь в заплатах…

– Как знать, сударь! Может, я вам счастливую заплатку поставлю! Рука у меня легкая!

Клодт только рукой махнул в ответ:

– По рукам! Я вам парочку лошадок за услугу отдам!

Получив две восковые фигурки лошадок, Уля вернулась в дом Мартосов. Дядюшка был занят обычным делом: неторопливо и придирчиво рассматривал работы учеников Академии живописи для отправки в царскую канцелярию. Николай I регулярно отпускал средства на академию, считая искусство делом государственным, а потому столь же регулярно требовал отчета о трудах «питомцев искусств».

– Дяденька дорогой Петр Иванович! – внезапно осмелев, брякнула стоявшая рядом с ректором «замарашка». – А работ господина Клодта здесь у вас нет?

Мартос редко кому-либо, кроме императора, объяснял оценку работ своих учеников. Но для племянницы сделал исключение.

– Видишь ли, Улька, этот Клодт – чудак-человек! Что, спрашивается, наш Клодт такого сделал. Вместо того чтобы лепить статуи в древнеримской манере, он, понимаете, на лошадках своих помешался.

И с досады махнув рукой и хлопнув себя по ноге, Петр Иванович вышел. А что же Уля? «Замарашка» быстро подбежала к окну, где стоял огромный ящик с отобранными ректором работами для отправки в царскую канцелярию. Девушка разгребла холсты и положила на дно ящика две восковые фигурки лошадок работы Клодта.

Лето 1831 года в Петербурге стояло жаркое. Но всех жителей города напугала ужасная гостья – холера. По всей стране из дворян и мещан создавались кордоны по дорогам и мостам, чтобы прервать ее распространение. Помещики не смели покидать своих имений. В ряде мест произошли крестьянские волнения.

В середине лета Мартосы отбыли на дачу. Через месяц приехала к ним и Катенька, вся в слезах, испуганная, бледная. Оказалось, ее муж, архитектор Глинка, скоропостижно скончался…

Конечно, молодую красавицу Катеньку все в семье, как могли, жалели! Только слезами горю не помочь. Да и чего горевать, когда 100 тысяч покойного архитектора перешли в карман Катеньки.

Снова Мартосы в столице, а Уля несется на Выборгскую сторону. Жив ли Клодт?

Все по-старому: те же лошадки стоят на окне полуподвала, где в комнатке горит слабым пламенем фитилек. Она спускается по ступенькам – и они, двое сирот, никак не могут наговориться. «Замарашке» скульптор рассказывает о событиях своей жизни, она – о своих буднях. Девушка с гордостью представляется барону своим торжественным и красивым именем – Иулиания Ивановна Спиридонова, Улькой же кличут ее дома, она воспитанница дяденьки Ивана Петровича Мартоса, ректора академии.

При этих словах Клодт вдруг резко поднялся:

– Вот оно что! Так вы воспитанница Мартосов? И говорите, что ваша кузина Катенька снова свободна?

Бедная Уля не нашлась, что ответить, лишь сильно зашлось ее сердце…

А потом… Клодт снова сватался за сестрицу Катеньку.

Матушка Авдотья Афанасьевна, подняв его с колен, вежливо отказала:

– Что вы, барон? Разве Катенька пара вам? Она теперь, как принцесса, богата, а вы как церковная мышь бедны. Кто за вас пойдет? Бесприданница вроде нашей Ульки! Вот ее хоть сейчас отдадим!

– Прекрасно, любезная Авдотья Афанасьевна! – спокойно проговорил барон, снова опускаясь на колени. – По рукам: коли отдаете, я ее возьму!

Свадьбу сыграли через месяц. Гостей в дом к Мартосам было приглашено множество, причем самых знатных. В церкви народу под завязку. А жених все опаздывал. Гости перешептывались:

– По всему видать, не придет! Кому охота бесприданницу да прислужницу брать?

А юный барон опоздал на венчание оттого, что… чинил заплаты на своей одежде!

…Но вот и фортуна улыбнулась: в полуподвал явился военный, порученец от самого императора, с приглашением проследовать скульптору в Гвардейский манеж. Тут только «замарашка» вспомнила про тех самых лошадок в ящике для отправки в Зимний дворец, где она еще и написала на куске бумаги: «Работы барона Клодта». От свидания с Николаем I муж Петя вернулся к «замарашке», как никогда, веселый и радостный:

– Видит Бог, Уля, ты принесла мне удачу!

Император, заядлый лошадник, был очарован «лошадками Клодта», сделал ему богатый заказ, а главное – велел секретарю выдать скульптору крупный задаток! С тех пор юный барон только и успевал выполнять казенные и частные заказы…

Уля теперь, как природная баронесса, ездила в карете с родовым гербом, блистала на балах в Аничковом дворце, иногда танцуя польку или мазурку с самим императором, покровителем ее мужа; семья скоро перебралась в роскошную квартиру в самом центре столицы, наняли нескольких слуг.

Наш герой мечтал изваять четырех скакунов, укрощенных волей человека в необыкновенном порыве! И ему это удалось: только никак не мог найти, где бы их поставить. Наконец место было найдено – на Аничковом мосту, на любимом месте Николая I…

Теперь, после «укрощения коней», Клодт стал почетным академиком живописи Петербурга, Рима, Берлина, наконец, Парижа. Заграничные приглашения текли рекой. Только наш герой, как с удачей, не хотел расставаться с женой:

– Лучше я тут – с моей Уленькой…