Рок-музыка их связала

Название последней громкой премьеры столичного Российского молодежного театра – «Rock\’n\’roll» Тома Стоппарда, поставленной Адольфом Шапиро – говорит само за себя. Поэтому предисловием к спектаклю для меня стал рок-концерт, ставший частью масштабного проекта, посвященного премьере. Проект предусматривал и выпуск первого русского перевода пьесы, осуществленный Александром и Сергеем Островскими для издательства «Corpvs», и выставку погибшего в 1990 году чешского фотографа и музыканта Ярослава Кукала «Чехословацкий андеграунд – культура во времена застоя» в фойе театра, и дискуссию на телеканале «Дождь» с участием автора пьесы Тома Стоппарда, знатока рока и консультанта спектакля Артемия Троицкого, режиссера-постановщика Адольфа Шапиро, известного российского рокера Юрия Шевчука и Питера Дженнера – менеджера легендарной группы Pink Floyd и директора Британского форума музыкальных продюсеров. Среди гостей – музыканты чешской рок-группы The Plastic People of the Universe, возникшей в русле протестного движения 70-х годов и тогда же подвергшейся репрессиям. А еще – неожиданного для этого старинного здания концерта «Неравнодушный рок». Концерта благотворительного, организованного при участии фонда «Вера» в пользу российских хосписов. Финальным аккордом прозвучал спектакль РАМТа.

Смелые эксперименты явно по душе художественному руководителю театра Алексею Бородину. Сколько их было за несколько последних сезонов?! Что ж, само название – Молодежный – обязывает сохранять юношескую открытость новому. Но этот – ошеломил. Странно было слышать здесь, в стенах дворянского особняка, композиции всех поколений рокеров. И группы «Центр» –  лидеров советского андеграунда, и «Барто» с их ненормативной лексикой и подчеркнуто-механическим аккомпанементом, переворачивающих наизнанку детский наив, и ироничного  рэппера Васю Обломова, и гуру социального рока Юрия Шевчука. Но, прежде всего, эту чешскую группу – «Пластиковых Людей Вселенной», одних из героев спектакля «Rock\’n\’roll».

… Каждый из членов группы, кто сделал ее имя символом чешского сопротивления и свободы – саксофонист Вратислав Брабенец, альтист Иржи Кабеш, гитарист Йозеф Карафиат, клавишник Йозеф Яничек, в собственном соло выразил то, что важно  лично ему. Рассказали – лучшему и интимному кругу близких друзей, единомышленников,  абстрагируясь от переполненного зрительного зала, словно отгородившись от него воображаемой стеной. Вот так же, пытаясь отрешиться от всего, они где придется играли свой тревожный, то безнадежно-мрачный, то саркастичный рок, создавая, по выражению знатоков, «изысканно неотесанный звук», будоража сознание и вызывая острую ненависть властей одним  своим видом – длинными волосами и полным пренебрежением к дресс-коду.

Один из героев пьесы Йироус говорит: «Искуситель говорит: «Постригись чуть покороче, и мы позволим вам играть». Потом он скажет: «Просто смени название группы, и можете петь». Потом: «Просто не пой эту песню…». Йироус считает, что  со стрижкой лучше и не начинать, то есть, нет – нельзя начинать. Тогда ничто не сможет случайно поддержать ощущение, что в стране все в порядке».

– Самое страшное оскорбление – это когда тебя не замечают. Мы пытались не замечать коммунистов у власти, делать вид, что их не существует. И их это дико бесило, – заметил в одном из интервью Брабенец. Власть использовала все средства, чтобы подчинить группу своей воле, лишая площадок, запрещая выступления, а когда этого не получилось, посадила ее участников за решетку.

Но, удивительное дело: именно музыка и репрессии по отношению к их авторам послужили мощным катализатором для объединения  диссидентов и неформалов Чехии вокруг написанной Вацлавом Гавелом  «Хартии-77» и началом движения, приведшего спустя годы к «бархатной революции». И хотя  «пластики» на сцене не появляются и звучит лишь одна их песня, они – одни из главных героев спектакля. Как и рок-музыка в целом – песни Сида Баррета и Pink Floyd, Боба Дилана и Rolling Stones.

– В  «Rock\’n\’roll» знаковые песни 60-х и 70-х годов несут заряд, как сказали бы в те времена, «идеологический»; как сказал бы я сегодня – экзистенциальный, – отметил Артемий Троицкий. –  Эти песни не только символизируют, но и реально представляют водораздел между «ними» и «нами», свободой и конформизмом, религией и язычеством.

Стена – прокопченная, исчерченная надписями, в пятнах сырости и ржавчины – во всю ширь и высоту сцены – своего рода вертикальное сценическое пространство, обживаемое персонажами спектакля. Сценограф Александр Шишкин где-то внизу размещает на ней уютный кабинет кембриджского профессора-коммуниста, по диагонали вверх – каморку пражского диссидента, еще выше узкую улочку Праги, перегороженную огромным надувным танком, а над всем – «лестницу в небо» – ступени, на которых, примостившись, играет на свирели дивную песнь любви прекрасный юноша – бог музыки Пан – Сид Баррет, мелькнувший в мире рока, как «беззаконная комета в кругу расчисленном светил».

Стена – образ, в котором, как и в самой пьесе, заключено множество парадоксальных, взаимоисключающих и взаимодополняющих смыслов. «Стена» Pink Floyd`ов – композиция, альбом и рок-опера в киноверсии Алана Паркера. Стена – как символ внутренней самоизоляции и одновременно внешней, насильственной – «железного занавеса», берлинской стены, огораживающей гигантское тюремное пространство соцлагеря. Стена –  это и стена Леннона, у  которой плакали и пели жители Праги, скорбя о гибели гражданина мира и борца. Но здесь это еще и экран, позволяющий  постановщику спектакля Адольфу Шапиро не только обозначать места действия, которое происходит в параллельных мирах Кембриджа и Праги, но и, высвечивая тот или иной уголок стены,  «кадрировать» эпизоды, создавать «крупные планы» персонажей (художники по свету – Глеб Фильштинский и Александр Сиваев – работают точно и филигранно). Экран, на который проецируется хроника той ушедшей в историю жизни, взорвав финал осуществлением несбыточной мечты – грандиозным концертом «Rolling Stones» на самом большом стадионе Чехии.

Так же многозначна и сложна композиция спектакля, Как диссонансы и гармонии рока – представленная в постановке история нескольких людей в прихотливых переплетениях их судеб, расставаниях, столкновениях и сближениях на фоне трагических коллизий политических процессов и противостояниях идей.

В центре сюжета – судьба чешского интеллигента Яна (Петр Красилов).  Несколько эпизодов из  двадцатидвухлетнего периода в жизни героя обозначены четкими временными рамками: с 1968 года – года Пражской весны и первых публичных концертов «пластиков» до «бархатной революции» – в 1990 году. В начале действия он  – молодой студент Кембриджа родом из провинциального чешского городка, не имеющий определенных принципов и одержимой лишь одной страстью – к рок-музыке, принятый как близкий человек в семье своего профессора – английского коммуниста-интеллектуала Макса (Илья Исаев). Но, услышав о событиях на родине, Ян уезжает, прерывая учебу, покидая  девушку, которую любит – дочь профессора Эсме (ее играют две актрисы – Анастасия Прокофьева – в молодости и Рамиля Искандер – через двадцать лет, так же, как обе актрисы играют еще две роли: матери Эсме и ее юной дочери Алисы).

Талантливый преподаватель теперь уже в пражском университете, Ян по-прежнему верен року, собрав редкую фонотеку и являясь завсегдатаем концертов отечественных музыкантов. Это – единственное, что позволяет ему чувствовать себя свободным в тесном жилище, в удушающей атмосфере реакции эпохи «нормализации», пришедшей на смену советским танкам на пражских улицах. Он всеми силами упирается, не давая вовлечь себя в ширящееся диссидентское движение, но лишь до той поры, пока не арестовывают его любимую группу.

И, подписавшись под Хартией Гавела, Ян выносит себе приговор: изгнанный из университета, отныне он такой же изгой, как и тысячи коллег. Ему суждено пройти через унижения, тюрьму, с трудом устроиться в пекарню и проработать там 12 лет. Только пройдя все испытания, он, повзрослев, помудрев, возвращается к своему учителю и возлюбленной, осознав, что самое главное в жизни – любовь, то вечное и непреодолимое чувство, что, воспетое с античных времен, парит, оставаясь столь же прекрасным, над всеми бедами и подлостями мира. И удивительно, как просто, естественно, без пафоса и надрыва, ведут свои партии актеры труппы.

При точном обозначении дат и мест действия в экранных надписях, постановщик спектакля не пытается придать национальный или исторический колорит эпохам, словно утверждая, что и время, и пространство – вещи условные, что пражские события, канувшие в лету, возвращаются в тех или иных вариациях – как в роке – и могут повториться здесь и сейчас. Не потому ли задуманный драматургом хэппи-энд режиссер превращает в многоточие: стоя на верхней галерее, персонажи  с тревогой всматриваются в зал, как в будущее: что – дальше?  Не повторится ли минувшее в нынешней России, ведь, как полагает Адольф Шапиро, «события, которые казались историей, догоняют сегодняшнюю жизнь».

Фото Антона Белицкого