Родители делают все, чтобы дети потеряли свободу. Но оказавшись в ЦВИ, многие меняются к лучшему

Мы без устали говорим о том, что дети все чаще становятся правонарушителями, ибо их к этому подталкивает окружающая среда: жестокие рыночные реалии, разрушение семьи как первичной ячейки общества, призванной защищать и самих детей, и их права, наконец, равнодушие взрослых, способствующее тому, что на наших улицах день ото дня становится все больше беспризорных.

При этом практически отсутствуют достоверные и полные исследования того, что представляют собой дети, попадающие в разряд безнадзорных и в результате пополняющие ряды бомжей. Однако можно сказать, что первые шаги уже сделаны. В частности, такую работу в течение четырех лет проводил в центре временной изоляции несовершеннолетних правонарушителей сотрудник лаборатории социальной психологии Института психологии РАН, кандидат психологических наук Василий Николаевич Недашковский, который делится своими наблюдениями с читателями «Учительской газеты».

В центр временной изоляции несовершеннолетние подростки попадают по двум причинам. Первая – нарушение паспортного режима, установленного в Москве (проще говоря, бродяжничество, убегание из дома). Подростки приезжают из других регионов и городов в столицу. Вторая – совершение какого-либо правонарушения (например, воровство, регулярные пропуски занятий в школе протяженностью до полугода, драки) и приговор суда. Изоляция не просто определение, но и суть содержания подростков в этом центре. Их не выпускают на волю, воспитанием занимаются люди в милицейских мундирах, жизнь строго регламентирована, например, даже в туалет подростки ходят все вместе и строем. Конечно, мне были интересны причины плохого поведения подростков. Я попытался выяснить, почему они убегают из дома, почему воруют.

В результате анкетирования вырисовывалась картина, позволяющая с той или иной степенью достоверности сделать некоторые выводы. 70 процентов их родителей имеют среднее образование, 22 – высшее, остальные образования не имеют, то есть образовательный ценз взрослых довольно высок, и они, при желании, могли бы влиять на своих детей нужным образом. 46 процентов семей – неполные, ребенка воспитывает, как правило, одна мама, реже – один папа или кто-то из родственников. В какой мере взрослые могут быть примером для подростков? В 30 процентах случаев родители имели судимость, в 16 процентах лечились у психиатров. Принято считать, что бегут дети из тех семей, где родители-алкоголики, так вот опросы позволяют убедиться, что это не так. В 84 процентах случаев алкоголь в семье употреблялся редко, через день алкоголь употребляли всего в 5 процентах семей. Подростки тоже не злоупотребляли спиртными напитками или наркотическими средствами, но развлекались вдыханием паров клея более 70 процентов задержанных. Кстати, 54 процента этих подростков состояли на учете в милиции и, таким образом, имея регулярные правонарушения, совсем не случайно в результате попали в центр.

Мне очень было важно понять, как же сами подростки оценивают происшедшее с ними, какие оценки, исходя из десятибалльной шкалы, могут выставить тем эмоциональным состояниям, которые были присущи им в течение всего периода пребывания в центре. Наибольшее количество баллов получили: тоска (средний балл 8,8 выставили 77 процентов подростков) и скука (средний балл 7,9 выставили 66 процентов подростков). Причем тоскуют и скучают подростки прежде всего о доме, больше всего хотят попасть снова в семью. И это при том, что 46 процентов опрошенных по личностной диагностике не терпят никаких ограничений свободы, а потому хотят попасть в дом и снова покинуть его, сбежать на улицу и вести ту жизнь, которая им представляется максимально свободной от влияния взрослых. Для этих подростков антисоциальность рассматривается как культ свободы, они хотят быть абсолютно свободными и не ограниченными в своей активности. При этом многим подросткам свойственны застенчивость и робость, что, по идее, должно быть совсем не присуще мальчишкам, которые, бомжуя, кажутся совсем не такими, а скорее дерзкими, напористыми, нагловатыми.

Спрашивается, если большинство так тоскуют по дому, то почему они этот дом так охотно покидали? Оказалось, что все происходит по двум причинам. Первая, как ни парадоксально это покажется, – месть, попытка сделать плохо родителям, наказать их за плохое поведение и плохое отношение к детям. Как подростки расценивают «плохое поведение»? В ответах они довольно подробно описывают, как родители давали им какую-то работу, которую дети не хотели выполнять или просто не выполняли, после чего следовало наказание. Не нравилось подросткам и то, что после прогулов в школе мать или отец читали им нотации или лишали каких-то удовольствий, например, не пускали на улицу, не давали денег на мороженое и так далее. Причем такие жесткие меры наказания, как уход из дома, подростки использовали для тех родителей, для которых потеря ребенка была очень значима. Парадокс в том, что подростки, которых родители любили, наказывали их разлукой. Пусть, дескать, родители помучаются, что я пропал, пусть ощутят свою вину за то, что со мной что-то нехорошее может случиться на улице. В большинстве случаев дети добивались своего. Вторая причина, как ни странно, – это страх, банальный страх детей, склонных к паническим реакциям, испытывающих тревогу перед грядущим. Например, они прогуливают школу, совершают какие-то негативные поступки, а потом, боясь наказания, просто не приходят домой, ночуют, где придется, начинают бояться наказания за то, что они ушли из дома без объяснения причин и разговоров с родителями. Фантазируемые ужасы того, что с ними может произойти дома, заставляют подростков находиться в бегах от одного дня до недели. Спрашивается, каких наказаний ожидают подростки, может быть, их сильно бьют дома и в этом все дело? Но, оказывается, их бьют дома не чаще, чем других детей, это могут быть даже обычные шлепки. Тем не менее более 70 процентов детей обосновывают свой уход из дома страхом грядущего наказания за собственное антисоциальное поведение.

Вторая причина для попадания подростков в центр – это правонарушения, в частности воровство. Тех, кто ворует, можно условно разделить на две группы. Первая – те, кто, убежав из дома и не имея никаких средств к существованию, хотят таким образом эти средства получить, тихонько подворовывая. Юные воры при этом к такого рода занятию сами относятся неодобрительно. Другая категория правонарушителей, по моему впечатлению, это сочетание антисоциальной и нарцисстической стратегий. Такие подростки – эгоцентристы, замкнуты на своей исключительности, при культе свободы они делают то, что им нравится. Им нужны деньги для удовольствий, они хотят удовлетворить свои некие желания и, соответственно, игнорируют то, что есть чужая собственность, берут без всякого спроса то, что могут и хотят. Это не воры-профессионалы, когда я их спрашивал, считают ли они воровство своей профессиональной работой, лишь два-три человека из группы в 50 человек отвечали утвердительно.

Многие психологи ориентированы на работу, позволяющую ликвидировать какие-то психодрамы, они рассматривают эту ситуацию как некоторое неблагоприятное воздействие на подростков окружающей среды. Но после общения с подростками в центре у меня не сложилось впечатление, что основная вина за асоциальное поведение лежит на среде. Более того, у меня появилось мнение, что эти дети имеют очень устойчивые личностные характеристики. Да, им пока 12-13 лет, но они уже склонны к антисоциальности, к эгоистичному, эгоцентристскому поведению, которое не может не создавать им множество социальных проблем. Один из подростков убежал из дома, а попав в центр, стал рассказывать ужасные истории о том, как отец его регулярно избивал, ломал ему ребра, унижал, оскорблял. Все слушающие испытывали сочувствие к этому парню, у них возникало сильное негативное отношение к его родителям, которые казались просто какими-то зверями. Но через месяц после пребывания в центре ситуация поменялась кардинально, мне самому хотелось его побить, потому что поведение этого подростка можно было определить как беспредельное. Он игнорировал всякие нормы поведения, дисциплины, ругался матом, вел себя нагло и по отношению к взрослым, и по отношению к сверстникам.

По многолетним наблюдениям могу сделать вывод: дети после пребывания в центре начинают изменяться, причем эти изменения довольно динамичны. Как это ни парадоксально, антисоциальное поведение, все драматичные жизненные эпопеи подростков идут в конце концов им на пользу. То есть жизненный этап, когда они ведут себя беспредельно по отношению к родителям и школе, в итоге дает им много негатива. А контакты с милицией, попадание в центр временной изоляции, агрессия сверстников, конфликт с разными группировками, когда ребят используют как исполнителей чьей-то воли, дают им богатый негативный опыт. Обретая его, подростки в конце концов начинают делать для себя какие-то выводы, оценивать, что такое для них хорошо, что плохо. Конечно, какая-то часть подростков остается жить в этом негативе и вести себя соответственно, но большая часть меняет свою жизнь к лучшему.