Результат и качество. Важные проблемы нашего школьного бытия

Судите сами: «Смысл аргументации ученика будет заключаться в том, чтобы в очередной раз (!) (выделено и эмоционально прокомментировано мною. – Л.А.) показать актуальность, важность и жизненность, нравственную состоятельность (!!), незыблемость (!) доказываемой этической аксиомы (!) (если я не ошибаюсь, аксиомы не доказываются. – Л.А.). В таком случае аргументация чаще выступает не как логическое обоснование, а как определенным образом сформулированное личностное отношение к выдвинутому утверждению». Очевидно, что и твое личное отношение должно соответствовать данной аксиоме. Какой образец казуистики и фарисейства!

И призыв этот услышан учителями, родителями, репетиторами и остается в силе и по сей день. Особенно усердствуют тут авторы многочисленных пособий по подготовке к экзамену. Вот, например, так: «Молодому человеку часто очень хочется спорить, отстаивать свою позицию, порой самую неожиданную. Однако давайте вспомним следующее: в подавляющем большинстве текстов утверждаются очевидные истины, которые вряд ли целесообразно оспаривать. Помните, что экзамен – это не место для неожиданных и смелых экспериментов». Поэтому и пишутся такие сочинения с выключенными мозгами.ВТОРОЕ. Как мы уже говорили, сочинительную часть ЕГЭ по русскому языку проверяют эксперты. Перед ними работа ученика и информация о тексте. Ученик должен написать, какая проблема поставлена в этом тексте и какова позиция автора текста. В шпаргалке, простите, информации о тексте, и сказано, какие проблемы поставлены здесь автором и какова его позиция. А если ученик думает не так, как написано в информации? Это его проблемы. Нужно помнить основной закон написания сочинений, который сформулировал один из учеников в бессмертном фильме «Доживем до понедельника»: закон двух У – угадать и угодить.Я видел десять спектаклей по пьесе А.П.Чехова «Вишневый сад». Это были разные спектакли, различные Раневские и Лопахины. Раневская Аллы Демидовой и Лопахин Владимира Высоцкого в спектакле А.Эфроса Театра на Таганке ломали все привычные представления и потрясли меня своей неожиданной силой. И это нормально: ведь искусство многозначно и многомерно. На экзамен выносятся часто тексты писателей. Но, простите, экзамен – это не театр.Вот какая история произошла весной 2017 года в одной из московских школ. Звонит мне репетитор, занимавшийся с ученицей из этой школы. Ей и еще трем ее одноклассникам на пробнике – так называют школьные репетиции экзамена – по трем позициям оценки сочинительной части поставили нули, то есть они потеряли пять баллов.Что за текст? Хоронят какого-то важного чиновника. За гробом идут абсолютно равнодушные к нему люди, изображая горе и скорбь. Кто это написал? В задании написано, что «великий русский писатель А.П.Чехов». У меня нет полного тридцатитомника Чехова. Прошу найти этот рассказ по этому изданию. Но в нем такого рассказа нет. В результате поисков в Интернете обнаруживается, что этот рассказ уже трижды использовался как экзаменационное задание, но написал его не Антон Павлович Чехов, а его брат Александр Павлович. (Это еще ничего – все-таки родственники. А однажды на пробнике текст Виктора Гюго был приписан Льву Толстому.) Но главное в другом – в информации о тексте написано, что проблема этого рассказа – разоблачение фальши и человеческого лицемерия. А четыре ученика написали, что этот рассказ о том, как необходимы человеку глубокие искренние чувства, умение сопереживать. Отсюда нули. Не говорю уже о том, что на последнем в жизни школьников, экзаменационном, сочинении писать о фальши и человеческом лицемерии как-то не того. Хотя, с другой стороны, по существу, именно экзаменационные сочинения сплошь и рядом учат фальши.И вообще, когда читаешь эти информации о текстах, хорошо понимаешь, откуда идут в ученические сочинения и эта глухота к слову писателя, и это казенномыслие, и этот бездушный язык.Несколько лет назад, незадолго до экзамена, ФИПИ решило протянуть руку помощи скоро сдающим экзамен. Им предложили на сайте ФИПИ текст, который недавно, в марте, был на экзамене, который сдавали досрочники.Итак, перед нами рассказ Н.А.Тэффи. Он начинается с развернутого размышления о том, чем отличается любовь-страсть от любви-нежности. Затем в санатории под Парижем мы знакомимся с тяжело больным, страдающим, раздраженным стариком. Рядом с ним его любящая, нежная, все для него делающая жена. А он, сорвавшись, кричит, что ему не нужны ее дегенеративные кроссворды, что и сама она дегенератка. Так получилось, что сам я этот рассказ прочел только через два года. Он о безграничной любви, о самопожертвовании. Но я думаю, что это не самый подходящий рассказ для семнадцатилетних, да к тому же в их последнем в школе экзаменационном сочинении, а таким он ведь и был для тех, кто писал о нем на экзамене. Да еще столь дико осмысленный составителем экзаменационной вырезки из самого рассказа.Прочитав, недоумеваю: какая же здесь проблема? Пришлось посмотреть ответ. (Когда проходит пробник, то утром школа получает экзаменационное задание, а в три часа, тоже по Интернету, эту самую информацию о тексте. А в сборниках, по которым тренируются ученики с учителем или без учителя, в конце все эти самые информации о тексте. Вот у меня сейчас книга, в которой 36 вариантов. Так один за другим и выполняют одиннадцатиклассники эти варианты. Не хватит – покупают другой сборник. (Не верю своим глазам: «Проблема предательства. (Какие внутренние изменения происходят в душе того, кто сможет предать?)». А вот и позиция автора: «Невозможность понять и оправдать того, кто предал искреннее дружелюбие». Здесь все нелепо. Почему дружелюбие, когда в тексте речь идет о любви-нежности? Что можно сказать о том, что происходит в душе человека, когда он предает, если в тексте об этом ни слова? Но именно об этом нужно писать, кстати, «опираясь в первую очередь на читательский опыт, а также жизненные наблюдения».ТРЕТЬЕ. Среди двенадцати критериев, по которым оценивается сочинительная часть экзамена по русскому языку, есть такой критерий: «соблюдение фактологической точности в фоновом материале». Очевидно, что здесь под фоновым материалом подразумевается тот текст, который предложен в экзаменационном материале. Но если использовать их этот самый термин, то фоновым материалом нужно называть текст, который написал писатель. А тогда придется снять с экзаменов все экзаменационные тексты.Обратите внимание на то, что в экзаменационных вариантах нигде не написано «А.С.Пушкин», «Ф.М.Достоевский», «А.П.Чехов», а написано «по А.С.Пушкину», «по Ф.М.Достоевскому», «по А.П.Чехову». Предложенные на экзамене тексты, в том числе и взятые из произведений русских писателей, предстают в деформированном, искаженном виде.После экзамена 2010 года я узнаю от своих учеников, что в одном из текстов, который был на экзамене, рассказывается о человеке, который на войне потерял обе ноги. Указан автор – Леонид Андреев, но нет названия рассказа и не сказано, о какой войне в нем идет речь. Дома обращаюсь к собранию сочинений Леонида Андреева и устанавливаю, что рассказ называется «Красный смех», а говорится в нем о Русско-японской войне 1904‑1905 годов.После того как достаю экзаменационный текст, я сравниваю его с рассказом. Скажу только об одном. В варианте экзамена текст кончается на жизнеутверждающей ноте: «Брат позвал слугу, и вдвоем они вынули меня из ванны и одели. Потом я пил душистый чай и думал, что можно жить и без ног». Какое хорошее напутствие сдающим экзамен на будущее!Иное в самом рассказе: через страницу обезумевший герой рассказа умер. Что касается позиции автора, то ученики должны написать, что «война безумна, бессмысленна, противоестественна по своей природе. Безумие войны способно притупить в человеке его лучшие душевные качества».Но тот год-то был юбилейный год Победы. И в том же классе другой мой ученик писал по отрывку из повести Виктора Некрасова, и на вопрос о позиции автора он должен был написать, что «на войне в полной мере проявляется патриотизм, выражающийся в защите родины». Ну это уж кому что достанется.Но вот в сентябре того же года ФИПИ на обозрение всей стране вывешивает в Интернете на своем сайте демонстрационный вариант ЕГЭ по русскому языку на 2011 год. Но демонстрационный материал – это образец, эталон, можно сказать, норма. И на нем тот же самый текст Леонида Андреева без названия рассказа и без указания, о какой именно войне идет речь в этом тексте. Правда, указаны даты жизни Андреева, и по ним легко просчитать, что это не Великая Отечественная, не Афганистан и не Чечня. Но об этом никто из учеников даже и не задумался.А 23 сентября я рассказываю обо всем этом на парламентских слушаниях в Совете Федерации. Тут же присутствует и заместитель министра образования и науки. По непонятной для моего возраста наивности я уверен, что сейчас он вынет свой мобильный телефон: «Немедленно убирайте это позорище. Замените другим вариантом». Как же! Так он и провисел весь год.А вот на одном из пробников был рассказ Чехова «Счастье». Там три действующих лица. Но они не поместились в экзаменационный вариант. Одного вырезали, а то, что он говорил, поделили между двумя оставшимися.Совершенно кощунственно отредактирован рассказ Виктора Некрасова о Сталинграде. У писателя герой рассказа Кононов говорит: «С людьми вот только беда». В экзаменационном тексте: «С людьми вот только сложно». Какие в самом деле могут быть беды у защитников Сталинграда! Дошло до того, что сняли фразу «закурил цигарку». Какая цигарка, когда у нас идет борьба с курением! А положительный герой тут должен быть примером.Но есть вещи куда более кощунственные.ЧЕТВЕРТОЕ. Перед тем как приступать к сочинительной части, выпускники должны на материале текста, предложенного для осмысления, решить несколько грамматических, стилистических, лексических задач, никакого отношения к самому этому тексту не имеющих. Достоевский и Чехов, Шолохов и Бакланов как материал для упражнения в грамматике. И так во всех вариантах.Вот текст, сделанный по рассказу Виктора Некрасова о Сталинграде. Рассказ о том, как три человека, оставшиеся от роты, продолжают сопротивляться, обороняться, бороться, воевать. Звоню в Центральный музей Вооруженных сил и спрашиваю, сколько человек тогда было в роте. Мне отвечают, что вообще-то в роте 100 человек, но в Сталинграде, сами понимаете… Но тут трое, всего трое. Трое из ста. Поймут ли сдающие экзамен этот подвиг? Скорее всего, нет. Потому что перед этим, до этого на том же тексте они должны выполнить задания, никакого отношения к сути этого рассказа не имеющие. Определить, в каких предложениях перед нами описание, а в каких – рассуждение, в каком предложении главная часть связана с придаточной притяжательным местоимением. Да еще из девяти терминов найти тот, который подходит в таком-то месте. Оказывается, что термин этот «синоним».