Результат и качество. Важные проблемы нашего школьного бытия

​Но вы-то, господа, читали роман Федора Михайловича Достоевского. Вы-то знаете, как в романе все произошло. Там Родион Романович Раскольников так же себя обманывал. «Как ты думаешь, не загладится ли одно крошечное преступленьице тысячами добрых дел?.. Да ведь тут арифметика!» Это говорит не Раскольников. Но «в собственной его голове зародились… такие же точно мысли». И чем все это окончилось?

А вы не думаете, что все с вашим-то учеником может быть по-другому: за внутренне чужим, вами надиктованным или с Интернета списанным сочинением на экзамене последуют чужие, списанные, купленные курсовые работы, дипломная работа, а потом фальшивая кандидатская, а то и докторская? И что особо страшно, не только на ученой стезе все это будет происходить.В 1956 году бушевали страсти вокруг рассказа Даниила Гранина «Собственное мнение». Сейчас, перечитывая его, я вдруг обнаружил, что мы с Граниным были почти соседи по редактируемому тогда Константином Симоновым журналу «Новый мир». Рассказ Гранина был напечатан в 8‑м номере за 1956 год. А в 7‑м номере этого же журнала и за этот же год был напечатан мой очерк «Живое и омертвевшее», мое первое выступление в печати. Меня тогда тоже клеймили за этот очерк, в котором узрели «клевету на советскую школу». Но, конечно, не так, как Гранина. Тогда я еще помыслить не мог о другом соседстве. В 1962 году в 11‑м номере уже «Нового мира» Твардовского я окажусь соседом самого Ивана Денисовича. И получу право сказать: «Одну из моих статей изъяли из всех библиотек Советского Союза».Но вот перечитываю «Собственное мнение». Герой рассказа Минаев убежден, что «недостаточно иметь собственное мнение, к нему надо иметь еще и соответствующее положение». И вот он продвигается по службе, он уже директор института. Но под нажимом им презираемого инструктора райкома, этого недоучки, туповатого чиновника, убирает из института талантливого инженера. Вот он спрашивает своего референта, который подготовил какую-то бумагу вопреки собственному мнению: «Почему вы так поступаете, как Молчалин?» А референт отвечает: «Я пишу так, как вы хотите, чтобы когда-нибудь написать так, как считаю нужным». Но ведь это и про него самого. И он все понимает про самого себя: «Он всегда будет хитрить с самим собой, вести эту бесконечную игру, не имея сил вырваться из плена собственного двоедушия. У него всегда будут оправдания. Он всегда будет стремиться быть честным завтра».Но пока вот о чем: считаете ли вы, что те баллы, которые получены многими нашими учениками за все эти симулякры сочинений, могут быть измерителями не результатов, а качества нашей работы? К тому же если под качеством работы понимать не только знания, но и воспитание личности.Но если не считаете, то тогда давайте подумаем, что же именно все это порождает. Что нужно нам и, конечно, тем, кто готовит все эти экзаменационные задания, преодолеть.2 июля 2017 года «Родительское собрание» «Эха Москвы» обсуждало проблемы преподавания истории и введение обязательного экзамена по этому предмету. Историю в том году сдавали 21% от всех окончивших школу. При этом 8% экзамен не сдали. Подводя итоги, Рособрнадзор отметил: «Самыми сложными были задания, где надо было аргументировать свою позицию, рассказать об исторических личностях». Я приведу выступление декана исторического факультета МГУ Ивана Тучкова. Как вы понимаете, на исторический факультет Московского университета поступают лучшие из лучших желающих стать историками. Как говорится, много званых, но мало призванных. Но и посмотрим, как знают историю и званые, и призванные.«У меня есть такое впечатление, что ребята, которые учатся в школе, сразу готовятся к ЕГЭ в той форме, в которой он существует. На мой взгляд, это не совсем правильно. Они хотят получить высокие баллы, поэтому они и готовятся к ЕГЭ. А нужно образование, оно необходимо, оно позволяет мыслить. А умение мыслить нужно получать в школе. А ЕГЭ способность мыслить нивелирует. Это умение нажать на кнопку. Ответил на этот вопрос правильно – хорошо. Человек приспосабливается к этой игре: вопрос – ответ. А вот человек, который к высшему образованию предрасположен своим характером, своим мышлением, он как раз такой возможности и не получит. Экзамен – это только финальная проверка. Не более того. И учитель, который в течение года, а то и двух, занимается дрессировкой, – это плохой учитель. Ведь речь идет не об экзамене, а об обучении. Мы получаем отобранных. И получается, что в результате этого отобранные не всегда могут выразить свою мысль последовательно. Это вообще нереально. Качество преподавания, уровень преподавания и экзамен сегодня разведены». Короче, есть история, и есть ЕГЭ по истории. И это не одно и то же.Чуть позже, 11 июля, аналогичный вопрос обсуждался на том же «Родительском собрании» применительно к литературе.Выслушаем двух учителей. Начнем с Марата Алимова, учителя года-2006, учителя гимназии: «Человек, который идет на экзамен, должен посмотреть, что его ждет. Он должен принять условия игры, что он сдает литературу. Он, может быть, и не согласен в душе с этим, но если он принимает, что Онегин – лишний человек, что Печорин – лишний человек, что там «Горе от ума»… А Катерина – луч света. Собственно человека, который пишет эти строки, его нет. Нет его мировоззрения, его отношения к действительности, нет того, что он как-то иначе думает».А вот что говорит Инна Кабыш, учитель литературы и поэт: «Я ребятам говорю: «Ребята, это школьная форма. От вас не требуется исповеди. Это формат учебный. У нас здесь больше проверяют знания. Что вы знаете по этой теме. Какие-то высказывания там критиков. То есть сумму каких-то знаний. У вас вся жизнь впереди. Вы будете самоутверждаться там. А сейчас – это…» Все по рассказу Даниила Гранина «Собственное мнение», написанному в 1956 году, то бишь 60 лет назад.Два учителя совершенно по-разному смотрят на ситуацию. Но они одинаково видят, в чем суть современного экзамена по литературе. Есть экзамен. У него свои правила игры. Здесь важно только одно – общепринятые знания. Кем приняты? Когда приняты?Сколько я прочел про Чацкого за последние десятилетия! И о том, что «Чацкий декларирует свою любовь к народу, а в жизни будет только турист, наблюдавший Россию из окна кареты, и в русской деревне будет дачником». И о том, что, конечно, нам предпочтительнее Скалозуб, «ведь он защищает свою страну, а Чацкий ее разрушает». Есть еще традиционный ответ учебников: Чацкий как будущий декабрист. Скажите: какого Чацкого нужно сдавать на экзамене? За какого поставят желанные баллы?Но есть тут и самое страшное. «Экзамен – это не место, где надо распахнуть душу, – говорит Инна Кабыш своим ученикам. – Другое дело на уроке. Там все свободно. Потому что это вид искусства. Потому что он затрагивает душу. Это все специфика нашего предмета». Но если об учителе и об ученике судят по результатам экзамена и о нашей работе, о качестве ее судят по экзамену, то весьма вероятно, что и на уроках учитель будет ориентироваться по экзамену. А если он сумеет готовить своих учеников и к уроку, и к экзамену совершенно по-разному, то он вольно или невольно будет воспитывать цинизм или провоцировать шизофрению.Еще раз повторю: говорим не об идее ЕГЭ, а о том, как она реально воплотилась в жизнь. А реально она сужает мир школьника и сужает мир учителя. Я посмотрел огромное, в пятьсот страниц, пособие для учеников по подготовке к ЕГЭ по биологии. Трагедии генетики нет и в помине. Про Николая Ивановича Вавилова сказано: «Н.И.Вавилов внес большой вклад в развитие селекции. Под его руководством была собрана крупнейшая в мире коллекция семян культурных растений со всего мира. Он является основателем Всесоюзного института растениеводства ВИР». Ни слова о его трагической судьбе. Ни слова о его человеческом и научном мужестве противостояния лженауке. И уж тем более ни слова об одном из самых великих подвигов, которые я знаю, – о том, как в блокадном Ленинграде сохранили эту самую коллекцию, не тронув ничего, хотя жили и работали, по существу, среди еды – коллекции семян. И голодали, и умирали от голода. А зачем про это-то? Этого на экзамене обесчеловечивания ведь не будет.И кому нужна эта обесчеловеченная наука? Без поиска, без страсти, без самопожертвования. И это биология в том числе и для будущих врачей! Так тень стала вытеснять, а часто и просто вытеснила самого человека с наших уроков. И вспоминаю, как мы росли на книгах об «охотниках за микробами», книгах «о героях и мучениках науки». Но ведь и потом люди читали и «Белые одежды» Ю.Дудинцева, и «Зубра» Д.Гранина.На встрече с президентом В.В.Путиным в образовательном центре «Сириус» выступила одиннадцатиклассница из кузбасского города Междуреченска Оксана Пшеничко (она уже много лет участвует в турнирах юных физиков, занимается исследованием физических явлений): «Но в школе все заточено на ЕГЭ, и формулы, и понятия, и теория. Все только на то, что будет на экзамене. И ученики перестают понимать, почему мир вокруг нас именно такой».Сам я принадлежу к «лирикам», понимаю хорошо, чем была «физика» для моего поколения. Много тогда говорили о стихотворении Бориса Слуцкого «Физики и лирики»:Что-то физика в почете.Что-то лирика в загоне.Дело не в сухом подсчете.Дело в мировом законе.Но в нашей школе физику хорошо знали все. А я знаю, как сегодня относятся к физике и другим предметам, если они не выбраны для ЕГЭ. Больше того, нередко и те, кто идет в технические вузы, сдают экзамен по физике не ахти как удачно. Как хорошо сказала девочка в Сочи, «заточенность на экзамен по физике вредит и самой физике». И не только ей.«Вы только при мне не говорите плохо о ЕГЭ. Если бы не ЕГЭ, я так бы и сидела в своей зачуханной провинции, и не поступила бы на журфак МГУ, и не работала бы сейчас в центральной газете страны», – сказала мне знакомая журналистка. Я все это хорошо понимаю. Понимаю, как это важно, что дорога в столичные вузы открыта не только жителям столиц. Но само по себе это не отрицает права говорить об издержках новой системы экзаменов и их результатах. К тому же я хотел бы, чтобы расширение географических границ шло вместе с расширением социальных границ. И когда я в Интернете прочел про очень дорогую школу, в которой профессора индивидуально готовят к поступлению в топ-вузы, мне стало не по себе.