Результат и качество. Важные проблемы нашего школьного бытия

​Я прочитал только одну книгу, в которой дан глубокий теоретический анализ проблемы ЕГЭ. Это книга Л.И.Ястребова «ЕГЭ и образование». Она вышла тиражом в 200 экземпляров. В ней особое мое внимание привлекло одно место: «В российских школах царит «знаньевая» модель образования. ЕГЭ проверяет в основном освоение именно знаньевой составляющей. В этом смысле ЕГЭ – объективный экзамен. Требования и умения ребят думать сформулированы в правильном, но несколько декоративном стиле… ЕГЭ в основном направлен на проверку «знаньевой» части образования выпускника школы, оставляя за кадром когнитивную часть этого образования. С моей точки зрения, ЕГЭ задуман для проверки «наличия бензина», но он (ЕГЭ) не позволяет «протестировать» двигатель. Что заказывали проверить – то ЕГЭ и проверяет».

Конечно, ЕГЭ протестировать на экзамене по русскому языку и по литературе работу двигателя не может. Да этого и не хотят. Но вот в чем дело. Ястребов физик, и весь материал его книги основывается на экзамене по физике. Не мне судить, может быть, на физике действительно удается определить количество и качество бензина. Но бензин-то в материалах по русскому языку и литературе некачественный. На таком бензине невозможно проехать даже при наличии мотора. И в этом смысле экзамены по русскому и литературе часто необъективные экзамены. По ним невозможно судить даже об элементарных знаниях.Вчера прочел, что у нас до 30% бензина контрафакт, который пагубно сказывается на машине, на водителе. Так и наши сочинения – очень часто это не сочинения, а контрафакт, симулякр.Когда готовили ЕГЭ, в основе которого лежали тесты, то оказалось, что тестировать-то мы и не умеем. Послали учиться в США. Чему и как научились, вы знаете. Только к 2017 году экзамены почти полностью освободились от тестов, хотя это и не изменило их принципиально. Прекрасный поэт Наум Коржавин, приезжая каждый год летом, пока он был здоров, в Россию, говорил мне: «Ну зачем, зачем вы берете в американской школе только самое худшее?»Я тогда часто вспоминал «Горе от ума»:Ах, если рождены мы все перенимать,Хоть у китайцев бы нам несколько занятьПремудрого у них незнанья иноземцев.Что касается китайцев, то, как вы знаете, они научились у иноземцев брать только лучшее. Надо сказать, что и у нас нашлось немало умов в отношении к тестам. Под руководством Александра Абрамова была выпущена «Белая книга о ЕГЭ», в которой и я участвовал. Хотя сегодня я к самой идее отношусь с пониманием, не принимая того, как она в области русского языка и литературы реализована.Но вот что интересно. И сами американцы приходили к пониманию того, что «когда большинство беспокоят только баллы и результаты – это путь в никуда».К счастью, мы стали переводить и издавать и такие иноземные книги, которые вписываются в контекст наших размышлений и исканий. Назову две из них: книга американского педагога Дэвида К.Коэна «Ловушки преподавания» (М., 2017) и книга английского педагога Гэри Томаса «Образование. Очень краткое введение» (М., 2016). Ограничусь лишь несколькими цитатами из второй из названных книг.«Работа учителя состоит не только в том, чтобы загружать информацией, решая, какие факты и навыки необходимо усвоить ученикам, а в том, чтобы научить учеников думать и тем самым понимать предмет».«Передача знаний – это еще не вся работа; главное – это взращивание интеллектуальных навыков».«Такое впечатление, что тестирование и отчетность находятся в каком-то симбиозе, возникает порочный круг: содержание (точнее, набор фактов) в виде аккуратно расфасованного товара готово к доставке и оценке. Школьная программа «в упаковке» идеально соответствует симбиозу отчетности и тестирования – в отличие от понимания».«Режим тестирования погребает под собой важнейшие свойства мышления, прививаемые образованием: уважение к различным мнениям, понимание, что знание включает в себя элемент неопределенности, что оно не является закрытой системой».«Одно из самых значительных последствий системы тестов, расплодившихся в последнее десятилетие XX века, состоит в том, что оценка стала напрямую влиять на школьную программу, она, словно гигантский магнит, притягивает программу к себе. А должно быть совсем наоборот» (курсив мой. Но как точно и выразительно здесь сказано о самом главном! – Л.А.).«Мы путаем преподавание с обучением, хорошие оценки с образованием, а дипломы – с профессионализмом».«Никто из нас не будет хорошо учиться под давлением, когда нам страшно или скучно, а это то, что случается с большинством детей в школе».Гэри Томас в своей книге обращается к наследию известного американского профессора Гарвардского университета Дж. Брунера. Книга Дж. Брунера «Процесс обучения» вышла в переводе на русский в 1962 году, через два года после ее появления в США. Я тогда же ее купил и внимательно проштудировал. И вот сейчас, через 55 лет, вновь обратился к ней. Но читал только отмеченные мною полвека назад места. Вы можете понять, как они прозвучали сегодня.Брунер пишет о том, что «система перевода учащихся в следующий класс основана на приобретении учащимися фактических знаний, прежде всего потому, что их легче оценивать; более того, решающее значение придается точным ответам учащихся. Только точный ответ на прямой экзаменационный вопрос оценивается как «правильный». Такой подход оценивает выученное, гладко изложенное значительно выше, чем движение живой мысли, не всегда укладывающейся в точные и взвешенные формулировки. Вот почему «одаренные ученики больше всего страдают оттого, что их усилия не поощряются должным образом».Брунера тревожит, что последствием такого курса процесса обучения может стать «чрезмерное внимание к экзаменационным процедурам» (выделено мною. – Л.А.). Какое точное предвидение! Вот почему уже сейчас (то есть 55 лет назад) «возникла целая система занятий с репетиторами», хотя, как известно, «натаскивание вообще ничего не дает для умственного развития».Особо опасно, по мысли ученого, то, что школьные учебные успехи станут преобладающими, получат «преувеличенное значение для последующей действительности человека». Напомню выступление декана истфака МГУ, говорившего о том, кто легче всех попадает в университет на истфак.А мы взяли из американской педагогики тесты, оказавшись вместе с ними на мели, и прошли мимо ее глубин.С этим можно соглашаться или не соглашаться, но это заставляет думать. И тут мы подошли к тому, что лично для меня сегодня является главным.Процитирую свою статью, напечатанную в первом номере «Нового мира» за 1959 год. Номер был подписан к печати Александром Твардовским.«Ученик больше всего боится увидеть на своей работе красные чернила. Его идеал (скажем откровенно – особенно на экзаменах – и наш идеал) – сочинение, к которому не придраться: ведь чем больше пометок и исправлений, тем ниже оценка.Но когда ученик идет не по широкой и проторенной дороге шаблона, а пытается проложить пусть маленькие, незаметные, но свои тропинки, он, естественно, может и сбиться, и где-то запутаться. Сочинение, смонтированное из критических работ, всегда будет внешне гладко. Работа, написанная своими словами, выражающая свои мысли, особенно на первых порах, будет немного корявой, недостаточно отшлифованной. Мы снижаем «за корявость» ученику балл (по существующим нормам оценки) и этим толкаем ученика на изъезженную дорогу шаблона. «Я пытался писать сочинение своими словами, – рассказывает мне сосед-десятиклассник, – получал двойки и тройки. Стал списывать с книг и сочинений ребят из других школ или наших учеников прошлых лет – стал получать четверки». (Помните, что все это было написано почти шестьдесят лет назад, когда еще не было Интернета и типографского рынка с текстами сочинений.)Когда я все это написал, а «Новый мир» опубликовал (выступая в следующем году на Всероссийском съезде учителей с речью «Преподавание литературы – дело творческое», Твардовский сослался на мнение учителей литературы, которых он знает «по письмам, по выступлениям в печати»), я был уверен, что пишу о проблемах школьного сочинения. Лишь много потом осознал, что речь идет и об устройстве всей нашей жизни. Кто не делал в своей жизни ошибок! Но в СССР ошибки были более чем ошибки. Шаг вправо, шаг влево считался побегом. Ошибка квалифицировалась как отход от единственно правильного пути, от дороги, по которой идут все.В 1939 году вышел фильм «Ошибка инженера Кочина». Инженер Кочин берет домой чертежи своего самолета, чтобы еще раз вернуться к итогам последних летных испытаний. Но он не знает, что за этими чертежами охотятся вражеские шпионы. О том, что произойдет дальше, вы можете узнать, посмотрев фильм – он есть в Интернете. Многомиллионную аудиторию фильм предупреждал о роковой опасности ошибки.В картине Андрея Тарковского «Зеркало» есть эпизод, который не может понять молодой человек нашего времени. Корректор Лиза (Маргарита Терехова) просыпается ночью в ужасном состоянии – ей показалось, что в корректуре завтрашнего номера газеты она допустила «страшную, роковую, смертельную ошибку»). Тарковский здесь вспоминает, как его мама, работая в типографии, увидела ошибку в шапке (шапка – это крупно набранный текст вверху страницы, и там в слове «главнокомандующий» пропущена буква «л»). Лиза ночью бежит по вымершему городу в типографию. Трясущимися руками разворачивает страницу и в изнеможении падает на стул – там все в порядке.В ноябре 1966 года я как член партбюро Института усовершенствования учителей был направлен на трехдневный идеологический актив Москвы. Он проходил в клубе КГБ. Я никогда и никуда не опаздываю. Но, очевидно, в зал пригласили всех несколько раньше. Вошел в вестибюль и обомлел – по всем стенам книги, книги, книги… Порадовался, что в расчете на хороший книжный киоск я положил в кошелек деньги. Но о такой удаче я и мечтать не мог. Сразу бросилась в глаза книга Евгения Евтушенко «Автобиография». Ее долбали в нашей печати в хвост и в гриву. Книгу, изданную «там», громили вовсю, но никто ее и в глаза не видел. Может быть, правда, не никто. И вот… Лихорадочно полез за кошельком, но тут в глаза бросился транспарант: «Выставка антисоветской литературы, забрасываемой на территорию СССР».