Путь в кино ищет новая генерация. Вера СУМЕНОВА

Одна из внеконкурсных программ, показанных на открытом фестивале кино стран СНГ и Балтии «Киношок», была посвящена 40-летию Высших курсов сценаристов и режиссеров, выпускники которых составляют почти половину активно работающих сегодня сценаристов и режиссеров российского кинематографа. Представляли программу ректор Высших курсов Андрей Герасимов и декан режиссерского отделения Вера Суменова, которая и стала нашим собеседником.

– Итак, Высшие курсы отметили свое 40-летие, а вы, Вера Игоревна, нисколько не погрешив против истины, можете сказать сегодня, что связаны с ними уже несколько десятилетий. Каким ветром вас туда однажды занесло?

– В родном ВГИКе я училась на киноведа, учили меня любимые и замечательные люди, крестным отцом был Сергей Васильевич Комаров, и когда учеба закончилась, меня сразу пригласили в институт на кафедру советского кино. Но что-то там мне не понравилось, захотелось нового, интересного, вот и пришла трудоустраиваться на Высшие курсы. Знала, что в Москве это неповторимое какое-то место, куда все стремятся попасть. Кто кино посмотреть, которое нигде больше было не увидеть. Кто на педагогов, ведь послушать в те времена Ромма, Пырьева, Трауберга было великим везением и удачей. Во ВГИКе только Михаил Ильич Ромм преподавал. Да и картинами во ВГИКе немного баловали. Сергей Васильевич возил нас в Белые Столбы, в Госфильмофонд.

И вот я прослышала о Высших курсах, об этом уникальном, как говорили в Москве, учебном заведении, «острове свободы», как его кто-то назвал. Пришла туда. Встретил меня Леонид Захарович Трауберг, выдающийся режиссер, к тому же блистательный педагог и эрудит. Он был художественным руководителем, и к нему я пришла наниматься. Леонид Захарович мне говорит: «Верочка, вам бы бабочкой по цветам порхать, а вы хотите делами учебной части заниматься, это же серьезно, для вас ли такая работа? Ведь большинство ваших подопечных будут значительно старше вас, они же уже все с высшим образованием, других не принимаем. «Ну и что, сказала я себе, что значит работа не по мне? Потом, когда уже прошло немного времени, Леонид Захарович удивлялся: «Надо же, окончили ВГИК, а не пьете, не курите, не заводите романов. Это просто невозможно…» Для него было совершенно естественным заводить романы в любом возрасте. С Леонидом Захаровичем мы были друзьями многие годы, вплоть до его ухода. Он дарил мне свои книги, на склоне лет написал замечательно о Гриффите, написал «Мир наизнанку»…

Вот так все когда-то и началось. Мне было чрезвычайно интересно с самого начала, я и сейчас, думая о курсах, не утрачиваю особого, нежного трепета.

– Что тем не менее отличало Высшие курсы от ВГИКа?

– Я уже вспоминала о Трауберге, который был художественным руководителем курсов. А Михаил Борисович Маклярский, их директор, – один из авторов сценария «Подвига разведчика», «Секретной миссии», у него картин немало было. Он ведь и сам был в свое время крупным разведчиком, об этом даже где-то написано было. И в нем это чувствовалось – голубоглазый, с длинными ресницами, невероятно обаятельный, но при этом взгляд острый, точный. А Райзман? Он учил работе с актерами, это была сказка. А Юткевич? Ромм? Потом пришел Марлен Хуциев. Это же удивительный сам по себе букет личностей.

Еще одно важное преимущество курсов тех времен – наши выпускники защищались полнометражными картинами. Глеб Панфилов для диплома снял «В огне брода нет», Таламуш Океев – «Небо нашего детства», и сейчас думаю, как мне повезло, ведь золотая пора советского кинематографа пришлась как раз на годы моей работы на курсах. «Бумбараш» Коли Рашеева, «Вий» Ершова и Корпачева, «Бременские музыканты» Инны Ковалевской, можно перечислять и перечислять. Но самым главным было не только профессиональное оснащение слушателей, но и еще то, что в этом благодатном месте делалось то, что можно назвать прививкой культуры. Во ВГИКе, который, повторю, я и сама заканчивала, в течение 5 лет немало времени забирали научный коммунизм, еще какие-то общеобразовательные дисциплины. У нас на курсах никаких кафедр не было и идеологии, как таковой, не было. То есть она была, конечно, но в контексте. Вот пришла 40 лет назад на курсы критик Нея Марковна Зоркая – так она уже и есть идеология. Знаний, вкуса.

– А бывало, что, окончив ВГИК, люди еще и к вам приходили, чтобы поучиться?

– Это как раз сейчас происходит, хотя может и странным показаться, потому что учеба же за деньги. Раньше этого почти не было. Помню, на режиссера пришел учиться драматург Евгений Григорьев, на режиссуру пришли и Рудик Тюрин, и Володя Голованов. Но они меняли профессию.

– Выходит, ВГИК и курсы никогда не конкурировали?

– Я сказала бы, что мы старались этого вопроса никогда не касаться. На самом деле речь всегда шла об одних и тех же задачах, только решаются они по-разному. Ведь мы берем не школяров, а людей с уже сформировавшимся жизненным опытом, со своим взглядом на мир, своей точкой зрения. Поэтому мы никогда не знали, что такое блат. Только один раз в давние времена девушку из среднеазиатской республики взяли чуть ли не в директивном порядке, но долго она не проучилась. В остальном же люди идут к нам вполне осознанно, зная, о чем сказать и что сказать.

– Но не получается ли, что Высшие курсы в некотором роде напоминают курсы повышения квалификации, усовершенствования, как еще говорят?

– Нет, никогда. Объясняю: большая часть поступивших к нам по первому образованию – инженеры, психологи, архитекторы, драматурги, актеры, при чем же тут повышение квалификации? Я бы сказала, что наши курсы дают возможность получить образование в максимально спрессованном виде. Потому что вы постоянно общаетесь с мастерами, занимаетесь собственно профессий, это как тренаж, как ежедневное накачивание мускулов в зале. И плюс прививка культурой, о которой уже шла речь. Ведь среди лекторов тоже люди замечательнейшие. Достаточно вспомнить, что у нас на курсах читал пушкинист Натан Эйдельман, кстати, только у нас Натан Яковлевич и был, потому что в те времена его не слишком жаловали. Помню, он пришел на первую лекцию, молодой такой, мятежный. Друзья мои, сказал, обращаясь к аудитории, я не могу продлить свою жизнь за счет будущего, не знаю, сколько еще проживу, но я могу продлить ее за счет прошлого, я весь там – с декабристами, с Пушкиным, я нахожусь в XIX веке и живу там замечательно. Я же знаю больше, чем Пушкин, потому что мне известно то, чего Александр Сергеевич не знал, – кто за ним, например, следил. А Лев Николаевич Гумилев вместо «л», произносивший «в». После его лекций все ходили в буквально смысле обалдевшие.

– Вы вспоминаете сейчас о плеяде людей совершенно уникальных. Сегодняшние слушатели, с этой точки зрения, не чувствуют ли себя обделенными?

– В вашем вопросе уже заключен ответ. Мне кажется, что, конечно же, сегодня апостольские ниши пусты. Но нам есть на кого уповать, потому со слушателями работают мастера старой прекрасной школы, им есть чем поделиться – Петру Ефимовичу Тодоровскому, Владимиру Яковлевичу Мотылю, Владимиру Наумовичу Наумову, профессору Паоле Дмитриевне Волковой. Я же не зря о высоком.

Так получилось, что однажды уходила с курсов на «Мосфильм» главным редактором в объединение Черныха, в перестройку как раз, деньгами сманили. За четыре года я прочла там 400 сценариев, практически все они были чернушными от первой до последней буквы. Это был конец 80-х, «обнаженка» сплошная вперемешку с матом, самый страшный период, можно было просто свихнуться. Слава Богу, по этим сценариям поставили всего несколько картин.

– Но теперь-то все меняется, и Высшие курсы, как в добрые старые времена, имеют, наверное, непосредственное отношение к формированию лица современного российского кино?

– Убеждена, что теперь это происходит, как и прежде. Тем более что обучение стало платное, тут не наша воля – решение правительства. И именно потому, что платное – приходит тот, кто хочет прийти, берет тот, кто хочет взять. А тот, кто хочет взять, тот может, как правило, и дать. За всех сказать не могу, у нас сейчас 80 человек, кто-то из них, пусть пятеро, обязательно проявится.

– Вспоминаю замечательную короткую картину вашего выпускника Александра Велидинского «Ты да я, да мы с тобой». А после этого он – бах – и ушел в сериальщики. «Закон», кажется, его детище…

– Что здесь скажешь? Безусловно, мы учим в несколько лабораторных условиях, так было всегда, на протяжении всех 40 лет мы людей пестуем, потому что есть кого. Но ведь все поменялось. Если раньше мы говорили о Панфилове, Лопушанском, Хотиненко, Дыховичном, Светозарове, то, имея в виду последние выпуски, речь может идти только о единицах, кто работает, снимает. Вот Вадим Зобин сделал «Петербургские тайны» с продолжением, кино культурное, в хороших традициях…

Конечно же, у нас учились когда-то и Саша Кайдановский, и Саша Зельдович, люди ярко выраженного авторского направления. Думаю, сложись иначе, Саша Кайдановский никогда бы не ушел в сериалы, как не ушел в них Зельдович, человек, без сомнения, одаренный. Или Женя Цымбал, снявший однажды «Защитника Седова». Я к чему веду и почему про «Мосфильм» вспоминала? На мой взгляд, сейчас не только пусты апостольские ниши, но и время кризиса идей, несценарного материала, того, что достойный и поднимает кинематограф на новый уровень. Потому некоторые режиссеры и бросаются в сериалы, как в спасительную купель. Ведь все заметные сериалы последнего времени делали как раз наши выпускники – Велидинский – «Закон», Сидоров – «Бригаду», а в большом кино, возможно, сейчас происходит накопление, надо подождать. После затишья всегда что-то происходит.

– Если не возражаете, обратимся теперь к прозе. Чем потенциальному слушателю необходимо обзавестись, кроме энной суммы, разумеется, собираясь к вам на курсы?

– Во-первых, он должен быть готов к предварительному творческому конкурсу. Прислать работу, которую рассмотрит комиссия. Конечно, работа всего о претенденте не расскажет, поэтому к экзаменам мы стараемся допустить всех, чтобы познакомиться поближе. Вы знаете, что показали последние экзамены?

Путь в кино ищет новый народ, новая генерация какая-то. Абитуриенты поражали не только разбросом интересов, не только знанием философов и философских школ, но, кроме этого, чувствовалось, что им хочется сказать в кино и о кино что-то иное, о чем они уже знают. Может быть, это иллюзия и я по своему идеализму заблуждаюсь, но в своем заблуждении я не была одинока. Дай Бог, чтобы это подтвердилось. И не стоит, по-моему, так уж грешить на сериалы. Их тоже надо уметь делать. Вообще же мне кажется, что нынче режиссер в кино должен уметь все – делать игровое и документальное, большое и короткое, снимать на пленке, видео и цифре. Другими словами, досконально знать законы профессии.