Пряная Индия. Чужеземец – это инопланетянин

«Духовность и чистота – родные сестры», – говорят в Индии. Вот бы этот постулат и в нашу европейскую повседневность. Однако как же быть со свалками мусора, бытовыми отходами? Или для индийца достаточно телесной и духовной чистоты? А может, мусор для него – это неотъемлемая часть природы? Может, это естественное течение жизни, в которой все перемалывается и все равно возвращается на круги своя? Я так и не получил от индийцев, с кем пришлось общаться, вразумительного ответа. Нет его и у меня…

Днем отдыхаю в редкой тени придорожных пальм, баньянов, акаций, платанов. Стволы некоторых разрисованы разноцветными полосами, с веток свисают гирлянды цветов, ленточки, глиняные сосуды. Почти в каждой деревне – свое священное дерево, символизирующее местного божка. Священными считаются и некоторые камни. Их нередко окрашивают охрой в красный цвет, украшают цветами, флажками. Однако же на Бога (очень хочется верить, что одного на всех) надейся, а сам не плошай. Сквозь дрему наблюдаю за своим дорожным скарбом. К нему часто проявляют любопытство праздно шатающиеся по улицам коровы, приходится следить, как бы какая чего не слизнула. К этим животным в Индии отношение особое: их холят и лелеют, заботятся, как о члене семейства, им уступают дорогу, посвящают стихи и ставят памятники. В отличие от наших славянских буренушек индийские коровки почти не подают голоса – молчаливо хранят древние тайны. Кстати, не только индусов. С удивлением прочитал в «Велесовой книге»: «Мы коровичи: скифы, анты, русы, борусы, сурожцы». Высоко задрав хвост, пробежал по земле бурундучок. Едва я взглянул на него, как он уже оказался на стволе пальмы. В кроне что-то зашуршало, одна ветка прогнулась чуть не до земли, и тут же на дорогу спрыгнула обезьянка. Подобрав банановую корку, метнулась опять к дереву. Обезьян в Индии можно встретить повсюду, даже на крышах домов, телеграфных столбах, под вокзальными сводами. Наблюдая за тем, как эти ловкие, подвижные животные резвятся, с удивительным проворством и изяществом используя все четыре конечности и даже хвост (часто одновременно!), кажется, что природа создала их исключительно для игр, грациозных забав. Они суть жизни мартышек. Возможно, именно от них индийцы переняли многие игровые элементы как религиозных ритуалов, так и повседневной жизни, в которой всегда находится место для празднества, веселья.О ночлеге особо голова не болит. Индийская цыганщина что для азиатского, что для европейского странника мать родная. Где стал индиец, там и присел, а где присел, там и прилег, и даже весьма комфортно расположился вместе со своим дорожным скарбом. Это может случиться где угодно – на вокзале, базарной площади, возле храма или часовенки, рядом с закусочной, магазинчиком, даже просто на обочине дороги. Вокзалы нередко представляют собой опустевшие после кровавых битв поля. Завернутые в покрывала люди часами лежат неподвижно. К иным подходят полицейские, осматривают, щупают пульс.Пользуясь этой вседозволенностью, я нередко раскатываю спальник там, где застает темнота. Осенью тут темнеет очень рано – в шесть часов уже сумерки, которые почти сразу же превращаются в ночь. Все вокруг замолкает. Не спит одна дорога. По ней без огней продолжают двигаться велосипедисты – спешат домой после работы. Тут-то и появляются москиты. Как и наши комары, довольно докучливые создания. Лучшей защитой от них оказалась «мочар дани» – москитная сетка. Кстати, весьма удобная штука для путешественника. Размеры ее позволяют разместиться под пологом вместе с велосипедом. Кстати, можно использовать даже вместо палатки. В случае дождя достаточно лишь набросить сверху пленку.Дважды в одну и ту же реку вступить невозможно. В Индии же я за месяц побывал два раза – сначала от Дели до Непала, потом, после двухнедельного путешествия по Непалу, опять въехал в Индию. Первую ночь после границы пришлось коротать в деревушке Гандиграм неподалеку от непальской границы. Европеец здесь гость редкий, от недостатка внимания я не страдал. Деревни часто живут общиной. Окруженное стеной поселение – одна большая семья (50-100 человек, не считая разнообразной живности, которая обитает тут же, под одной крышей с людьми). Вечером полдеревни сгрудилось вокруг меня, каждый старался угодить изможденному чужеземцу: один массировал ногу, другой поглаживал плечо, третий обмахивал веером. При свете керосиновой лампы и свечей принесли блюдо с рисом, вокруг которого стали появляться многочисленные закуски. Все с интересом смотрели, как я насыщался, поглощая все новые и новые порции местных яств. Радушные индийцы предложили остаться в деревне на следующий день – ожидался какой-то фестиваль. Я стал раздумывать: может, действительно после трехнедельного велосипедного марафона сделать дневку? Вдруг мой взгляд упал на старика, которого привел молодой индиец. Старик с трудом передвигался, едва шевеля культяшками ног, на которых отсутствовали пальцы. Руки, которыми он балансировал при ходьбе, тоже были беспалые. «Лепра», – сказал юноша и белозубо улыбнулся. «Что?» – не понял я. «Это мой отец, – стал разъяснять индиец, одновременно усаживая старика на стул так, чтоб ему было удобнее лицезреть меня. – Он больной лепрой. Тут у нас вообще-то центр по лечению этой болезни». Оставив в моем путевом дневнике адрес, парень так и написал по-английски – «Лепрози Центр». Лепра, я знал точно, – это проказа, страшная болезнь. Неужели я попал в деревню прокаженных? Больше ни о чем в тот вечер я уже не думал. В старину прокаженных ссылали на необитаемые острова, где они заживо сгнивали, сегодня лечат в лепрозориях. Вылечивают ли? Я этого не знал. Лучше б я вообще не знал ничего об этой болезни, горе не от ума, а от тех половинчатых знаний, что в них содержатся. Не буду рассказывать, какие чудища мне снились в эту ночь. Утром я все-таки пересилил себя, дождался завтрака, однако тут же стал собираться в дорогу. В толпе, что вышла провожать меня, при дневном свете я разглядел еще несколько беспалых немощных стариков…Через пару недель на месте укусов насекомых, ссадин кое-где на руках и ногах образовались язвочки, которые никак не хотели заживать. Особо они мне не досаждали, и я перестал обращать на них внимание. А зря. Жаркий влажный климат и грязь сделали свое дело. Язвочки вскоре превратились в ранки, которые то сочились сукровицей, то болезненно припухали. Индийцы сочувствовали мне и даже пробовали их врачевать. В одном из ашрамов это выглядело довольно эффектно и красиво. Лама осыпал ранки цветами, потом, поглаживая больные места, прочитал какую-то молитву. Следующим целителем оказался торговец яблоками. Маленьким кривым ножом, которым он резал плоды, давая их пробовать, индиец сначала касался земли, потом чертил круги вокруг язв, постоянно что-то бормоча. Возможно, это было какое-то древнее заклинание. Так мне казалось. Присутствующие зеваки, которые были при этой процедуре, одобрительно молчали. А еще через несколько дней на меня обратил внимание другой базарный торговец, перед которым прямо на земле на обрывке газеты были расставлены пузырьки, разложены какие-то камушки, куски дерева. Продавец сердобольно поцокал языком, взял меня осторожно за руку и стал щепкой смазывать ее каким-то маслянистым веществом. Через несколько секунд рука вдруг… задымилась. Я не успел испугаться, как базарный лекарь наклонился и стал обрабатывать жидкостью язвочки на ноге. Из средств, которыми пробовали лечить меня, назову еще пан. Это листья бетеля, жеванием которого индийцы обычно заканчивают трапезу. В листья заворачивают дробленые бетелевые орехи, специи, какое-то белое масло. Через некоторое время оно засыхает, надежно защищая ранки. Индийцы охотно прибегают к древним способам врачевания, веря в их чудодейственную силу. Даже если не происходит немедленного исцеления, как народные лекари, так и пациенты не печалятся – предки и боги не могут ошибаться……Мой почти месячный индийский маршрут завершился возле океана. Понятно, Индийского. Произошло это в Бенгалии, в штате Орисса, возле селения Конарка. Еще почти неделю я добирался до Ченная (бывшего Мадраса), откуда собирался вылететь на Шри-Ланку, однако запомнилось именно это место. Здесь, в бывшем центре буддизма Западной Индии, на окраине селения, в четырех километрах от океана, высится величественный храм Солнца, возведенный в Х веке. Поражает искусная каменная резьба, которой украшены стены, статуи Будды, различных животных. Среди других сюжетов множество эротических, которые весьма гармонично дополняют интерьер храма. Это тоже «просто жизнь», малейшие проявления которой понятны и святы для каждого индийца. Мальчишка, которого я попросил запечатлеть меня на фоне храма, сделал весьма оригинальный снимок : получилось так, будто я легко приподнял сооружение над землей.Побродив вокруг храма, я поспешил к океану. Он сразу принял меня, растворив в белой прибойной пене усталость и поднакопившуюся на жарких перепутьях дорожную печаль. Я снова и снова оказывался в воде. Здесь ее было много. Очень много. Целый океан. А еще было много неба, солнца, ветра, песка. Тут их стихия. Дикая, свободная, неподвластная ни людям, ни богам. Весь берег был устлан сетями и уставлен рыбацкими лодками. Я подумал, что среди узких разрисованных драконами корабликов носом к океану стоит и мой челн. Стоит только чуть подтолкнуть его, как волна тут же подхватит и вознесет на гребень легкое суденышко. И понесется оно к бирюзовому горизонту. И не будет конца у этой солнечной дороги. Ведь океан не только Индийский, он еще и Мировой…