«[Про]зрение» «Пересмешника». ​Личное

Мне было двадцать два года. Я только окончил университет и приехал работать в Запорожье, в молодежную газету. Поселили меня в издательское общежитие в полуподвале жилого дома. Наверху, кажется, на третьем этаже, жил наш главный редактор, а в соседнем подъезде – Майя Заруба. С Майей я познакомился в редакции. Она принесла заметку про премьеру в Драматическом театре имени Щорса. Моего коллеги, который занимался культурой, не было, и она отдала заметку мне. При этом расспросила, кто я да что я, откуда взялся и где живу. Майя работала в педуниверситете, преподавала английский язык, писала в газету о великих англоязычных писателях, когда у кого-то из них был юбилей, о художественных выставках, театральных премьерах и, конечно же, о новых книгах. Не знаю, насколько была старше меня Майя, может быть, лет на пятнадцать, но она мне казалась возраста моей мамы.

Я стал бывать дома у Майи. Мы подружились с ее мужем и мило здоровались с дочкой-старшеклассницей. У них всегда был отличный кофе. Почему я об этом вспоминаю? Потому что это были времена, когда необработанный кофе в зернах даже по блату нельзя было достать. Но главное, что меня влекло в их квартиру, – книги. Они были везде. В гостиной, рабочем кабинете, спальне и даже на кухне. В разных шкафах, на разных полках. Майя гордилась коллекцией альбомов по искусству. У них были Брейгель и Пикассо, Гойя и Шагал… Десятки альбомов из серии «Музеи мира».
Каждое воскресенье Майя отправлялась на охоту – на книжный рынок. В магазинах ничего не было, зато у спекулянтов можно было найти все, были бы деньги. Юра шутил, что Майя всю свою доцентскую зарплату отдает спекулянтам. Она не раз звала меня с собой. Я каждый раз отказывался. Что зря глазеть и только расстраиваться? Зарплаты мне хватало ровно на две недели, потом две недели я ужинал у друзей, благо их родители из деревни снабжали мясом и рыбой, капустой и помидорами, яблочным соком и гуляйпольским самогоном.
Майя время от времени, чаще без всякого повода, дарила мне книги. На второй год моей работы в редакции она подарила мне только что изданный роскошный альбом Андре Дерена. Он до сих пор стоит у меня на самом почетном месте. Надо сказать, что большинство альбомов из коллекции Майи были изданы ленинградским издательством «Аврора». Но они были полностью на английском языке, в основном их продавали за рубежом в магазинах советской или русской книги. На тридцатилетие Майя подарила мне почти десятикилограммовый альбом Левитана. Это была летопись его жизни с приклеенными на плотную коричневатую, словно пергаментную, бумагу иллюстрациями. Они выглядели как миниатюрные оригиналы великих полотен. Однажды на выставке молодых художников Майя обратила внимание на акварель Антонины Беспаловой «Листья опали». Мы с женой ее купили. С этой работы началась наша художественная коллекция.
Почему я купил «Маленькую жизнь» Ханьи Янагихара? Потому что вспомнил, что мне говорила когда-то Майя Заруба: «Читай не только то, что совпадает с твоим взглядом на мир. Больше читай того, что противоречит твоему представлению о мире и ценностях». Прочитав ее первый роман «Люди на деревьях», который в какой-то мере основан на биографии нобелевского лауреата по физиологии и медицине вирусолога Дэниела К.Гайдушека, я сказал себе: этого автора надо читать всегда, что бы она ни написала. В кратких аннотациях о «Маленькой жизни» говорилось, что это роман о том, что «ни карьера, ни деньги, ни слава не могут справиться с прошлым, если оно сильнее жизни». Мне захотелось узнать, что же это за прошлое, которое может быть сильнее жизни. Я прочитал 676 страниц за четыре дня и четыре ночи. Что бы ни говорили переводчики, это все-таки роман о любви, которая, даже такая сильная, не может спасти…
Я купил «Автобиографию Иисуса Христа» из-за предисловия, где говорилось, что в редакцию попала рукопись, и вот она перед вами. Прием не нов. Вспомним «Имя розы» Умберто Эко, многие рассказы Борхеса. И еще мне хотелось узнать, насколько далеко в своей провокационности может зайти писатель. Меня поразила оценка критика, «что написан универсальный роман, проникнутый духом истинной религиозности. Удивительно точный, кинематографический портрет Иисуса». Может, и кинематографический, но откуда критику знать, что это точный портрет? И уж точно «христианство ХХI века (НЕ. – П.П.) должно быть таким». Этот роман – очень четко просчитанная, хорошо структурированная провокация, написанная блестящим стилем с хорошим знанием исторического, географического и культурного контекста.
Книгу «Пересмешник» Уолтера Тевиса купил только потому, что было сказало, что этот роман можно отнести к жанру аллегорической антиутопии в духе «4510 по Фаренгейту» и что это продолжение Брэдбери. Хотелось узнать, как можно продолжить Брэдбери…
Еще одна антиутопия – Жозе Сарамаго, «[Про]зрение» – Нобелевская премия по литературе 1998 года. Зацепило: «Пустые бюллетени – это не отказ от выражения мнения, каким является неучастие в голосовании. Это констатация того факта, что предложенный выбор неочевиден и что фактически между А, В и С нет никакой реальной разницы».
Следующую книгу я купил, собственно, из-за названия – «Вечность во временное пользование». Написала ее Инна Шульженко, да так, что Людмила Улицкая, кому я всецело доверяю, сказала: «Удивительное дело! Роман так хорошо написан, как теперь не принято». Посмотрим!