Пространство риска для детства расширяется

Все чаще и чаще современная школа не может компетентно реагировать на так называемое рискованное или суицидальное поведение детей. При этом сама становится для них местом колоссального риска. Сегодня уже недостаточно быть просто учителем-предметником – физиком, словесником или математиком, современный учитель должен обладать компетенциями психолога, социолога и даже медика, а лучше – работать с ними в тесном содружестве. Об этом шла речь на ХIV Всероссийской научно-практической конференции «Психология образования: вызовы и риски современного детства», которая прошла в Московском государственном педагогическом университете.

Когда в начале второго полугодия первого класса мой сын сказал, что в школе ему неинтересно, я списала это на усталость и зимний авитаминоз. Однако и в самом начале второго класса ситуация не изменилась – с радостью на дополнительные кружки и без удовольствия на школьные уроки. Все стало понятно после доклада президента Федерации психологов образования, президента ФГБОУ ВО «Московский государственный психолого-педагогический университет» Виталия Рубцова. Как ни парадоксально это звучит, сама школа отбивает у ребенка охоту учиться, на языке психологов это звучит как потеря интереса.
– После третьего класса проваливается интерес ребенка, познавательная мотивация еще остается, а интерес к учению уже падает, потому что он понимает, что здесь он недобирает под свою мотивацию. И ребенок либо выпадает из системы образования и начинает двигаться в другую сторону, набирая те компетенции, которые мы будем ловить в других местах, либо остается на том уровне, на котором он перестанет развиваться, – сказал Виталий Владимирович.
При этом все очень закономерно, если учесть, что современная школа по-прежнему позиционирует ученика как человека, которого надо наполнить знаниями и успеваемость которого является главной ценностью школы. По словам Виталия Рубцова, смысл учения – получать знания – превращается по сути в отчет о самих знаниях. Школа учит детей знаниям, но не учит эти знания добывать. В итоге, делая ставку на память и сиюминутный результат, не развивает мышление.
– Какую бы вы школу научную ни взяли, там всегда речь шла о проблемах или теориях формирования научных понятий у ребенка, потому что развитие мышления связано с развитием понятия, а понятие – это не то, что можно вбить с помощью готового знания. С помощью готового знания можно получить только готовое знание. Но задача школы заключается в том, чтобы научить ребенка мыслить и уметь учиться, – напомнил Виталий Владимирович.
Глава Федерации психологов образования обеспокоен, что с таким подходом, когда отметки становятся важнее знаний и рассуждений, а необходимость пройти учебный материал превалирует над задачей вырастить компетенции и поддержать способности ученика, трудно будет выполнить поставленную российским президентом задачу вхождения отечественной системы образования в десятку лучших в мире. Пока что, констатирует он, школа все больше превращается в место, которое является пространством риска для детства, где утрачена принципиальная для передачи знаний связь между взрослым и ребенком.
Академик Российской академии образования (РАО), заведующий кафедрой психологии личности факультета психологии МГУ имени М.В.Ломоносова Александр Асмолов назвал такие риски детства, как бессмысленность жизни (по данным масштабных международных исследований страхов человечества, в 2017 году на первое место вышел страх бессмысленности жизни, потеснив страх смерти), «инклюзию как иллюзию», когда поставленный диагноз заведомо конструирует определенное поведение ребенка, раннюю профориентацию и профессионализацию детства и жесткое сведение социализации школьников к адаптивным программам – будь таким, как все.
– Не надо тешить себя мифами, надо представлять реальную ситуацию, – продолжил разговор о рисках современного детства доктор педагогических наук, академик РАО, директор центра образования №109 (Москва) Евгений Ямбург. – А реальная ситуация такова. Если не брать, скажем, оптимистические данные Министерства здравоохранения, а брать данные Союза педиатров России, у нас сегодня здоровых детей всего двенадцать с половиной процентов. Я не хочу сказать, что остальные инвалиды, но они имеют очень серьезные проблемы. И на первом месте даже не рак идет, на первом месте – психоневрология. Не учитывать эту ситуацию нельзя. Исходя из этого нужно строить стратегию образования. А у нас стратегии нет.
По словам Евгения Александровича, в школе которого учатся сегодня пять тысяч детей, из которых только две тысячи относительно здоровы, в ближайшее время ведущими профессиями в школе могут стать дефектолог и клинический психолог. Между тем сегодня в школах России по-прежнему сохраняется тенденция сокращения штатных психологов.
Уже сегодня школьный учитель, как говорится, один в поле не воин. Быть просто предметником недостаточно, педагог должен работать в тесном содружестве с психологами, социологами, культурологами, религиоведами и даже медиками. Потому как контингент детей становится все тяжелее, считает Евгений Ямбург, а нация все больнее. И это вызовы не только российского общества, глобальные проблемы переживает весь цивилизованный мир, среди них проблема генетической усталости, глобальный демографический сдвиг, нарастание межэтнических и межконфессиональных конфликтов. Мировоззренческий, нравственный и психологический кризисы, переживаемые российским обществом, также находят свое отражение в школе. И на эти вызовы современности нужно отвечать сегодня, убежден педагог, завтра может быть поздно.