Прошло сто лет. Истина должна быть усвоена памятью

«Мне кажется, что второй вариант все равно лучше. Может быть, он менее красиво написан, но он лучше отображает главную мысль. У него не такой эффект, но понятно, что «на жизнь и смерть у всех права равны».

Окончание. Начало в №19, 20, 21У других все решает мотив нравственный, опять же, если это можно так назвать. «Я думаю, что второй вариант лучше, потому что автор продолжает свою законченную в первом варианте мысль, что каждый должен в первую очередь надеяться на себя, а не на другого». «Мне нравится второй вариант стихотворения. Я думаю, что люди не должны мучиться за других и испытывать чувство вины за то, что кто-то не вернулся с войны». «На мой взгляд, второе стихотворение более художественно убедительно. Человеку сложно изменить что-то. Не стоит переживать из-за смерти людей, как бы жалко это ни было». Особенно выделю две работы. Они пространные, так что ограничусь выписками. «Если ты воин всю жизнь, то придерживайся второй точки зрения, иначе можно свихнуться, если за каждого убитого будешь переживать. Я привержен второй точке зрения, хотя она и эгоистична. Если бы я был редактором издательства, которое издает томик Твардовского, я бы издал вариант, где сердце ломит, это трагично, эмоционально, красиво. Твардовский пусть остается героем, а я останусь сволочью, которая думает о себе больше, чем о других». «Лично мне второй вариант стихотворения больше нравится. Почему? Жизнь дается нам , но она может быть отобрана смертью. Мы не властны над этим. Я не виню себя в том, что у кого-то нет того, что есть у меня. Я в этом не виновата». И, наконец, самый короткий ответ: «В первом варианте автор думает о совести. А второй написал нормальный человек». Хочу сказать, что надо быть крайне осторожным, чтобы на основании отдельных высказываний делать далеко идущие выводы. Высказывания эти могут быть очень сильно укоренены в личности человека, а могут быть и проявлением свойственного юности эпатажа. Думаю, что в этих трех цитатах представлено и то и другое. И только закончив анализ написанного, я рассказываю, что было на самом деле. Обнаруживший верстку А.Кондратович вспоминает: «Я ахнул от изумления. Во-первых, я просто уже и не помнил, что у этого ставшего хрестоматийным стихотворения был другой конец: оно прочно отложилось в памяти в том, окончательном варианте. А во-вторых, нельзя было не заметить, что окончание в верстке, конечно же, ухудшало стихотворение, и как хорошо, что он убрал его в самый последний момент: ведь от верстки до печати расстояние короткое». А вот еще одна книга о Твардовском. Ее написал друг юности Твардовского и его старший наставник Андриан Владимирович Македонов. Арестованный в 1937 году, он провел долгие годы в Воркуте, 18 лет не печатался как критик и литературовед. Слышал, что это о нем Твардовский говорит в главе «Друг детства» поэмы «За далью – даль»: И дружбы долг, и честь, и совесть Велят мне в книгу занести Одной судьбы особой повесть, Что сердцу стала на пути. Я не скажу, что в ней отрада, Что память эта мне легка, Но мне свое исполнить надо, Чтоб в даль глядеть наверняка… Он был недремлющим недугом, Что столько лет горел во мне. Он сердца был живою частью, Бедой и болью потайной. Однажды подруга мамы позвонила мне и сказала, чтобы я приехал к ней. У нее в гостях был Македонов, и она хотела меня с ним познакомить. Я был поражен душевным здоровьем и душевным мужеством Андриана Владимировича. Так вот что он написал об этом стихотворении Твардовского: «В самый последний момент Твардовский убрал дополнительное поясняющее двустишие, в известной мере даже углубляющее основную мысль. Углубляющую, но как-то ограниченно. И Твардовский справедливо убрал эту концовку, предыдущую строку сделал последней и троекратным повторением усилил эмоциональность и многозначность заключительного «все же», которое получило богатое поле значений: и раздумья-оговорки, и вопросы, и восклицания, и утверждения. А заключительное многоточие заменило последние две строки, раскрыло этим еще большую многозначность, открытость и авторского раздумья, и глубины памяти о подвиге и жертве народа». И нетрудно понять, зная биографию Македонова и его отношения с Твардовским, насколько глубоко личностно его истолкование стихотворения. Я хотел, чтобы мои ученики не просто усваивали истины, открытые другими, чтобы эта истина была усвоена памятью, а чтобы они приходили к ней в результате собственных духовных усилий, путем и ошибок в том числе. P.S. Моя тетя, Айзерман Цецилия Климентовна (на фотографии она во втором ряду третья слева), жила со мной, мамой и дедушкой. Окончив в 1929 году Московский университет, она преподавала математику на рабфаке и в школах Москвы. Но 28 октября 1941 года была «зачислена в войсковую часть 38493 на оборонительное строительство города Москвы по мобилизации». А в 1942 году, «состоя на службе в системе оборонительного строительства НКО СССР, постановлением Государственного комитета обороны за №2395 переведена на положение состоящих в рядах Красной Армии с распространением всех льгот для военнослужащих и их семей». Но 1 августа 1944 года «освобождена от занимаемой должности и пребывания в части на основании постановления СНК СССР от 13.09.1943 г. и вызова РООНО» (районного отдела народного образования). Когда через много десятилетий те выпускники школы № 271 1938 года, которые остались живы, решили собраться, то оказалось, что ни у кого из них нет выпускной фотографии. Ее они нашли у меня и сделали копии. На обратной стороне фотографии список всех, кто запечатлен на ней. Но школа эта давно закрыта, и ничего о судьбе выпускников я не знаю. Для меня эта фотография 25 июля 1938 года в ряду тех фотографий Бессмертного полка, с которыми выходят последние годы 9 Мая. Каждый раз, анализируя написанное о стихотворении Твардовского, я приношу ее на урок. И часто слышу недоуменное: «Это фотографии школьников?» Поражают непривычные для современных школьников взрослость и серьезность. 16 марта 2017 года выпускники 610 школ пригласили меня отметить пятидесятилетие окончания ими школы. Из их компании троих уже нет. Так что собрались семь человек из класса. Мы просидели в кафе пять часов, вспоминая прошлое и размышляя о настоящем. Дома я взял фотографию их выпуска и положил ее рядом с фотографией выпуска 1938 года. Другие лица, иное поколение. А одна из учениц этого класса в 2016 году перед ЕГЭ по русскому языку попросила меня проконсультировать ее внучку. Это было уже совершенно другое поколение. В сентябре 2014  года я начал вести в школе семинар по Великой Отечественной войне.  В перечне проблем итогового сочинения стояла тема войны. Но не учли, что и на уроках истории, и на уроках литературы тема войны пойдет во втором полугодии, а итоговое сочинение в начале декабря. Перед этим я позвонил своей ученице из первого своего учительского класса, который окончил школу в 1954 году, и попросил ответить на мои вопросы. Через несколько дней она мне позвонила. До моего приезда в их класс в нем учились 30 человек. У 11 отцы погибли на войне. У еще двух вернулись, но вскоре умерли от ран и болезней, на ней полученных. Говоря словами Твардовского, у 13 отцы «кто старше, кто моложе… остались там». На одном из первых занятий я предложил стихотворение Твардовского. Из 28 писавших по-настоящему глубоко его поняли только 8. Нет ничего труднее, чем донести до современного школьника живое дыхание произведений, написанных десятилетия и уже тем более столетия назад. Но нет и ничего важнее. Об опыте наведения мостов цикл статей, который вы прочли. Здесь главное в четырех слагаемых. Слово писателя. Его осмысление в контексте того времени. Его звучание в контексте наших дней. И главное – все время идти от личного восприятия, личного понимания, личного отношения к прочитанному. Обсуждая, споря. Иначе – натаскивание на экзамен, бессмысленное и убивающее душу.