Прошло сто лет. Бегство от свободы и обретение свободы

В мае 1994 года я проводил в своих трех одиннадцатых классах так называемое репетиционное сочинение: в тот день все уроки отменялись и в течение шести часов выпускники писали сочинения по литературе, пробуя свои силы в экзаменационных условиях. Среди других тем была мною предложена и такая тема – «Нужна ли человеку свобода, и если нужна, то какая».

Эту тему выбрали 42 человека. Шестнадцать из них писали о значимости свободы. «Для меня это слово значит многое. От него веет силой, любовью и радостью». «Свободный человек – это когда человек может все, но при этом остается человеком». «Свобода должна быть милосердной и человечной». А все остальные писали об опасностях, которые несет свобода. Естественно, были сочинения, в которых звучали обе эти мысли. Приведу сохранившиеся у меня выписки из этого сочинения.«Если сейчас дать людям свободу, получится полный беспредел. Для свободы нужно идеальное общество. То общество, которое научится жить не только для себя».«Свобода – это не политический строй, а внутреннее состояние человека, то состояние, к которому надо еще подготовиться и уметь эту свободу вынести».«Свобода через край всегда приводит к установлению тоталитаризма, который зачастую маскируется под свободу».«Человек, какая бы свобода ни была, должен кое-что в себе подавить».«Размышляя о свободе, приходишь к выводу, что у человека ее никогда не было, потому что это разрушительная сила».«Что творится сейчас? Свобода выходит за все рамки возможного. Просто, можно сказать, начался самый настоящий беспредел. Ведь на каждом шагу сейчас убивают, грабят, насилуют. Это что же такое? Получается, что свобода стала слишком свободной. Страшно».«Да, безусловно, общество давит на сознание, в какой-то степени лишает самостоятельности, но все же оно «пришпоривает» в человеке животное и оставляет человека человеком (хотя бы внешне)».«Любая свобода должна помещаться в довольно жесткие рамки, которые называются законом. Без них людская свобода быстро вырождается в жуткую беспредельную анархию. И мне кажется, что нормально жить при полной свободе может лишь одинокий человек на необитаемом острове».«Свобода – это некий кислород, который нужен людям для поддержания жизни. Без кислорода жизнь человека невозможна. Но если человеку дать много кислорода, он умрет. Так, если человеку дать много свободы, он погибнет».«Свобода рабочим и крестьянам – были лозунги революции. Но как можно почувствовать себя свободным, если свобода эта добыта кровавым путем… Когда единственным товарищем человека был «товарищ маузер». Когда люди «наступали на горло собственной песне». Помните, в «Двенадцати» Блока: «Ко всему готовы, ничего не жаль». И вот «Катька мертва». «Лежи ты, падаль, на снегу». После таких слов и думать страшно о свободе».«Каждому, кто был неугоден режиму, затыкали рот и уводили подальше от общества. Конечно, система доносов была очень строгой, и из-за этого погибало много достойных людей. Но, на мой взгляд, в то время сталинская система была нужна, она научила людей работать, сплотила народ».«Разве можно назвать человека свободным, когда он боится выйти на улицу и не знает, кого бояться больше – преступников, которые дружелюбно сидят по барам и могут убить или ранить нас шальной пулей в своих перестрелках, или милицию, встреча с которой не принесет ничего хорошего? Нормальный человек оказывается между двумя стихиями – законом и беззаконием. А загнанный в угол человек может быть свободным?»Должен оговорить одно важное обстоятельство: в школе, где я тогда работал, не было ни одного гуманитарного класса. И еще, читая эти сочинения, я в полной мере впервые понял, что ни «Один день Ивана Денисовича», ни «Верный Руслан», ни «Реквием» уже не звучат для наших учеников так, как они прозвучали для нас. «Хоть Солженицын и наш современник, но проблемы, поднятые в его произведениях, уже не волнуют наше поколение, особенно подростков, которые не жили при советской власти». «Выходит, и там жить было можно, и работали на ТЭЦ так хорошо…»Свобода часть учеников пугала, представлялась чем-то опасным в своей беспредельности. «Ярким примером служат многочисленные пародии на политических деятелей, передаваемые по телевидению. Правительство видит, как над ним смеются, но ничего не предпринимает, тем самым теряя к себе уважение и почет. Я считаю, что для порядка в стране правительство должно быть строгим и суровым. В государстве необходимо ограничение свободы. Когда люди будут находиться в страхе, только тогда они будут работать, соблюдая законы, и, следовательно, лучше жить».Сейчас авторам этих сочинений сорок лет. Как они думают сегодня, я не знаю. Но когда они писали это сочинение, им было 17 лет. Возраст, по Пушкину, «юности мятежной», когда из всех ценностей мира одной из самых необходимых становится свобода. Помните пушкинское же «пока свободою горим…»? Правда, и юный читатель, и зрелый читатель часто не видят другое: «пока свободою горим, пока сердца для чести живы…» Но это привычный путь многих: от романтической окрыленности к трезвости мировосприятия. Но здесь иное – юность начинается с трезвости и страха перед свободой. Откуда же это, как назвал свою книгу Э.Фромм, «бегство от свободы»? Почему в сочинениях выпускников школы 1994 года опасность свободы звучала куда сильнее, чем опасность несвободы? Еще Герцен писал, что под солнцем свободы не только трава зеленеет, но и зловонные миазмы из сточных канав поднимаются. Увы, это так. Но не будет солнца, и травка зеленеть не будет.С.А.Левицкий, философ русского зарубежья, свою книгу о свободе (она вышла у нас в 1995 году, тогда же, когда мои ученики размышляли о свободе) назвал «Трагедия свободы». В предисловии к изданию другой философ русского зарубежья, Лосский, писал, что «особенно ценны в книге указания на то, насколько свобода есть великий и вместе с тем роковой дар: мы, люди, грешные существа, находящиеся вне Царства Божия, легко подпадаем всевозможным соблазнам, и тогда получаются и крайне различные извращения свободы, описанные в книге». Отмечу, забегая на несколько десятилетий от того времени, когда это было написано, что вообще ныне самое страшное в нашей жизни не сила давления на нас, а сила соблазнов, которые живут в нас. Но почему же в сочинениях, написанных перед самым окончанием школы, в 1994 году, свобода прежде всего предстала не как великий дар, а как роковой дар?Попробуем хотя бы пунктирно восстановить атмосферу тех лет, что предшествовали написанию этого сочинения.Это были годы упоения свободой. Возвращались книги, которые мы если и читали, то тайно, или о которых вообще ничего не знали. Снимались с полок запрещенные кинофильмы. Перестали глушить «враждебные» голоса. Впервые состоялись выборы, на которых был не один кандидат. Стремительно заполнялись полки магазинов (на автобусной остановке недалеко от Подольска на мой вопрос, когда будет ближайший поезд на Москву, мне ответили: «Не знаем, мы теперь в Москву не ездим – все есть в нашем магазине»). Полная и подлинная легализация Церкви (помню, как несколько лет я не мог купить Библию). Первые негосударственные школы (сам работал по году в двух из них по совместительству с основной своей школой, но получая за два дня по два часа в три раза больше, чем за 18 часов в государственной школе). Возможность при наличии средств свободно поехать за границу (тогда меня, уже в предпенсионном возрасте, впервые выпустили туда). Нормальная, не унизительная эмиграция (когда друг Коржавина проводил его в аэропорту в Америку, убежденный, что они никогда теперь уже не увидятся, он, придя домой, написал стихотворение «Не хороните друзей самолетами «Аэрофлота»…»). Разные школьные учебники по различным предметам.И вместе с тем буйство и даже безумство свободы. Распад страны. Разгон Верховного Совета. Сгорают трудовые сбережения граждан. Остаток денег исчезает в разного рода «МММ», «Властелинах» и других пирамидах. Бешеный рост отпущенных цен. Производство переходит в частные руки. Гигантские предприятия приобретаются за бесценок. Стремительный рост социального расслоения. Вызывающее поведение демонстрирующих свое богатство нуворишей. Из страны уезжают тысячи ученых. Открываются казино, притоны; почти легальные девушки по вызову. На книжных развалах порнография. Наркомания. (В 1995 году меня впервые выпустили за границу по приглашению друзей, в Грецию. Перед отъездом я дал себе слово, что буду говорить там только правду о том, что происходит здесь, а по возвращении сюда – только правду о том, что я увидел там. В первый день мы пошли гулять, и я увидел человека в каком-то странном состоянии. Мне сказали, что это наркоман, и спросили, есть ли наркоманы в СССР. Убежденный в том, что говорю правду, я ответил, что, конечно, нет. Потом мы узнаем, что в СССР нет секса, а я уже потом узнаю о смерти совсем молодыми двух своих учеников от передозировки.) Кровавые разборки.Через двадцать лет я прочту два большеформатных тома по тысячестраниц каждый – Михаил Барщевский «Счастливы неимущие. Судебный процесс Березовский – Абрамович». Лондон, 2011/12) Это стенограмма процесса, один из фигурантов которого учился в школе, в которой я работал. В школьном музее наши изображения, как сказал поэт, «почти что рядом», но, естественно, совершенно различного размера.Перечитывая сейчас вырезки и выписки из газет и журналов тех лет, я вижу, что школьные сочинения моих учеников отразили то, о чем думало, спорило само общество наше, хотя, скорее всего, всех тех высказываний, которые я сейчас приведу, они и не замечали. Подозреваю, что, если лет через сто ученые прочтут хотя бы тысячу наших итоговых сочинений, они ничего не узнают о том, как мы жили, о чем думали, о чем спорили. Лишь удивятся, как все-таки нам удалось реализовать давний проект Козьмы Пруткова «О введении единомыслия в России».Читаю. Точнее, перечитываю. В начале 1995 года популярный журнал «Новое время» воспроизводит статью Ивана Ильина (к сожалению, не сказано, когда она была написана, но умер Ильин в 1954 году). Ильин пишет о России после падения коммунистического режима: «Что мы сейчас видим, так это то, что если что и может нанести России после коммунистического режима новые тягчайшие удары, то это именно упорные попытки водворить в ней после тоталитарной тирании демократический строй. Ибо эта тирания успела подорвать в России все необходимые предпосылки демократии, без которых возможно только буйство черни, всеобщая подкупность и продажность и всплывание на поверхность все новых и новых антикоммунистических тиранов. Свобода совсем не состоит в «развязывании» граждан или в «разнуздании» народа, но в замене внешней связанности, идущей «сверху», внутренней самосвязью, самодисциплиной… А народ, лишенный искусства свободы, будет настигнут двумя классическими опасностями – анархией и деспотией. Если он воспримет свободу как вседозволенность и начнет злоупотреблять ею, попирать все законы, вторгаться в чужие жилища, грабить чужое имущество, убивать своих действительных и мнимых врагов, разрушать, жечь и громить, то настанет анархия, которая поведет страну и государство к гибели; потом сменится тиранией».