Проект ИСО – это надолго. Главный рычаг обновлений – свобода творчества

В июле следующего года заканчивается срок кредита, предоставленного нашей стране Международным банком реконструкции и развития на реализацию проекта «Информатизация системы образования». Поскольку за последние годы финансовые дела России идут весьма неплохо, о чем свидетельствуют размеры стабилизационного фонда, вряд ли можно ожидать, что МБРР продолжит поддерживать нас деньгами. Насколько это отразится на ходе реализации проекта ИСО и каких изменений следует ожидать в связи с этим, рассказывает координатор программ в социальной сфере Московского представительства Всемирного банка Исак ФРУМИН.

В июле следующего года заканчивается срок кредита, предоставленного нашей стране Международным банком реконструкции и развития на реализацию проекта «Информатизация системы образования». Поскольку за последние годы финансовые дела России идут весьма неплохо, о чем свидетельствуют размеры стабилизационного фонда, вряд ли можно ожидать, что МБРР продолжит поддерживать нас деньгами. Насколько это отразится на ходе реализации проекта ИСО и каких изменений следует ожидать в связи с этим, рассказывает координатор программ в социальной сфере Московского представительства Всемирного банка Исак ФРУМИН.- Исак Давидович, какова, на ваш взгляд, судьба проекта начиная со второй половины 2008 года?

– На самом деле речь вовсе не идет о том, что прекращается проект. Завершается лишь его первый этап. На состоявшейся недавно встрече с представителями Минобрнауки РФ мы говорили о том, что первоначально соглашение о проекте, которое было подписано между Правительством России и МБРР включало в себя два этапа: 2004-2008 и 2008-2011 годы. И весь дизайн проекта задуман так, что полностью его эффекты можно получить лишь по итогам второго этапа, причем не только в семи пилотных регионах, а в гораздо больших масштабах. Министерство согласно, что эту идею нужно сохранить, и рассматривает сейчас вопрос о том, каковы будут механизмы реализации второго этапа.

– В чем же будет заключаться роль Всемирного банка?

– Этот вопрос пока что открыт. Сейчас всем очевидно, что России больше не нужно занимать деньги и необходимо рационально использовать имеющиеся у нее ресурсы. В тех новых проектах, которые Россия реализует с МБРР в разных сферах, финансирование самого банка минимально – порядка 10 процентов от общего объема. А наши 90 идут на то, чтобы вывести сам проект на мировой уровень. Все-таки МБРР – та организация, которая тесно сотрудничает с более чем 140 странами. И мы очень гордимся, что прорывы в сфере образования, например в Южной Корее, Чили, Ирландии, Израиле, Китае, в значительной степени сделаны благодаря сложным комплексным проектам, реализованным при поддержке Всемирного банка.

При этом нужно подчеркнуть, что у нас нет готовых моделей, с которыми мы приходим в страну. Каждый проект уникален, потому что он делается местными экспертами при поддержке специалистов банка. Возникает последовательность: сначала местные эксперты изучают международный опыт, затем правительство или Министерство образования определяют проблемы, затем вместе с экспертами МБРР вновь изучают мировой опыт решения этих проблем, а потом находят оригинальные способы решения.

– В нашем случае было именно так?

– В нашем случае можно особо отметить роль российских экспертов и инновационность, необычность предложенных решений. Ведь это был один из первых проектов Всемирного банка в плане информатизации образования. Когда в 2004 году его обсуждали на совете директоров МБРР, представитель Китая так им заинтересовался, что попросил дать ему полный пакет документов для последующей реализации.

– Очевидно, Всемирный банк может быть полезен нам не только как источник финансирования.

– Разумеется. Я по-прежнему считаю, что наличие некого независимого и компетентного внешнего органа, который на регулярной основе оценивает ход реализации проекта и оказывает консультационную поддержку, придает всей работе гораздо большую устойчивость и эффективность. При этом надо подчеркнуть разницу между контролем и оценкой. Мы не контролируем, а собираем информацию и экспертные мнения. Окончательное же решение принимает заказчик, в нашем случае – Минобрнауки. Таким образом, Всемирный банк не управляет проектом, а помогает делать его. Кроме того, по договоренности с правительством он отслеживает, насколько ход проекта отвечает своим задачам.

– Но ведь известно, что «кто платит, тот и заказывает музыку». И разве не логично предположить, что если МБРР выделяет деньги на информатизацию, то он потом будет указывать, как их расходовать?

– Уже несколько лет отношения Всемирного банка и Правительства РФ носят совершенно особый характер. На самом деле никого уже особо не волнует, даст МБРР деньги на продолжение проекта или нет. Правительство РФ, что неоднократно подчеркивал президент Путин, заинтересовано в том, чтобы те проекты и программы, которые реализуются в нашей стране, были конкурентоспособны. Мы должны учитывать опыт других стран, ведь умный учится на чужих ошибках. И надо сказать, что Минобрнауки, Минэкономразвития и Минфин все это прекрасно понимают. Та модель, о которой вы говорите, уместна в бедной стране, где от внешнего финансирования целиком зависит судьба проекта. Здесь же банк выступает не как основной источник средств, а скорее как консультант.

– Если умный учится на чужих ошибках, значит ли это, что «самые умные» регионы как раз и не приняли участия в проекте?

– Отличный провокационный вопрос! Отвечаю: нет! Те пилотные регионы, которые задействованы в проекте, конечно же, определенным образом рискуют. Но на проведение этого эксперимента они получили из федерального бюджета внушительные средства. И уж хотя бы поэтому, совершенно точно, не проиграли. Да, мы видим, что ряд конкретных организационных и технических решений там был выбран неправильно. Но они были исправлены, скорректированы в процессе. То есть свои ошибки тоже полезно совершать. Иногда.

– Есть опасение, что финансирование проекта «скинут» на регионы и далеко не все смогут справиться с этим.

– В последние годы регионы получили не только из проекта довольно значительные средства на информатизацию. Благодаря реализации ПНП «Образование», усилиям Минобрнауки и региональных ведомств уровень обеспеченности наших школ компьютерным оборудованием заметно вырос. Если еще пять лет назад мы были на уровне африканских стран, то сегодня вполне конкурентоспособны по отношению с Восточной Европой.

– Именно по оснащенности…

– В общем – да, но в пилотных регионах и по внедрению ИКТ тоже. Проблема, как мне кажется, состоит не в том, богатый, регион или бедный, а в том, кто им руководит – умный или ленивый. Я абсолютно уверен, что сегодня нельзя успешно осуществить информатизацию ни в отдельно взятом субъекте РФ, ни в отдельно взятой стране мира. Услуги и идеи информатизации носят глобальный характер. А роль федерального министерства и органов управления проектами заключается в усилении и укреплении горизонтальных связей между регионами. Поэтому мы предполагаем, что второй этап должен реализовываться как большой федеральный проект, а не набор мелких региональных.

– В чем, по-вашему, заключается главная особенность проекта ИСО?

– В том, что нашей задачей изначально были изменения на уровне школ. Этот уровень нередко называют низовым, но для нас он является базовым, фундаментальным. Ведь что греха таить, нередко в какие-то проекты вкладываются огромные средства, а потом выясняется, что все это прогремело где-то в Москве, возможно, в Колонном зале. А в школах этих проектов и не заметили. Никакого реального воздействия на жизнь учеников и учителей они не оказали. Среди моих коллег во Всемирном банке есть даже такое выражение «проект реализован для министра». Это означает, что привезли в какую-то школу большого начальника, включили Интернет, там все бегает и сверкает. Он доволен, начальники пониже – тоже. Поставили галочку и отрапортовали. А уроки как шли, так и идут. Зачастую, например, те программные продукты, которые производились на федеральном уровне и рассылались по школам, не использовались учителями вовсе и лежали мертвым грузом. Поэтому мы с самого начала стремились к тому, чтобы изменения начались не сверху, а снизу, в школах. Но это легко сказать, а трудно сделать.

Была построена модель этих изменений, которая последовательно реализуется.

Согласно этой модели есть пять уровней информатизации школы. Так вот, в 2005 году мы с помощью анкет проранжировали все школы пилотных регионов и выяснили, что высшему, первому, уровню не соответствует ни одна из них, а на втором находятся лишь 14 учреждений. Сегодня же высшему уровню соответствуют уже 17 школ, и они могут конкурировать с любой западной,

хорошо оснащенной школой. Но самое главное то, что за это время 58 процентов школ передвинулись на более высокий уровень. Это кажется мне весьма принципиальным.

На мой взгляд, любой проект в сфере образования должен быть построен по аналогичной схеме. Когда мы разрабатывали ЦОР*, то сразу сказали министерству: не ждите сиюминутных результатов. Ресурс, как ребенок, его мало зачать, нужно выносить, родить и вырастить. Необходимы апробация и реальное тестирование ресурса. Только после этого он из идеи превращается в продукт.

И, конечно, важнейшее условие успеха любого проекта – устойчивая и профессиональная команда. В нашем проекте такая команда работает в Национальном фонде подготовки кадров и региональных центрах реализации проекта. Очень важно, что проект этот длительный – за три с половиной года можно все делать аккуратно и качественно. Когда в некоторых программах

тендер объявляется летом, а в декабре победитель уже должен сдать отчет о выполненной работе, до слез жалко и людей, и деньги.

– Если сравнивать этот проект с тем, что происходило в других странах в плане информатизации, насколько мы не похожи на них?

– Хороший вопрос. Хочу высказать свое мнение не как сотрудник международной организации, а как заслуженный учитель РФ, который заработал это звание в школе. Так вот, с позиции российского педагога я бы сказал так: проект ИСО абсолютно передовой. И наши международные эксперты из Австралии, Англии, Финляндии, США, которые участвуют в его реализации, пишут в отчетах, что целый ряд реализуемых здесь подходов необходимо перенять и учиться на опыте России.

Например, наш американский консультант был просто поражен придуманной нами трехэтапной схемой конкурсов на разработку учебных материалов нового поколения. Первый этап – конкурс концепций, потом конкурс пробных наборов и планов-проспектов, и только затем с победителями заключались контракты.

И вообще становится все более и более очевидно: нужно отходить от стандартного подхода «вот вам деньги, и делайте то, что мы скажем» – это не слишком продуктивно. Наоборот, система грантов, которыми награждаются победители конкурса идей, доказала свою перспективность.

– Самобытность, как известно, имеет как плюсы, так и минусы. Можно ли сравнить нашу страну с другими в области информатизации школы?

– Не могу с этим не согласиться. На этом проекте хорошо видно, что самобытность нужна там, где мы делаем что-то новое, где идем непроторенной дорогой. А вот когда она проявляется в упорном игнорировании чужого опыта, то это должно называться другим, более обидным словом. Такой самобытности у нас в области информатизации тоже хоть отбавляй. Например, у нас в некоторых регионах, как и много лет назад, продолжают ориентироваться на красивое дорогое оборудование, не уделяя достаточно внимания изменению самой природы образовательного процесса.

Да, в школах появилось оборудование, оно работает, им даже изредка пользуются, но никто не знает, как на самом деле можно использовать его максимально эффективно. Я был во многих школах, где установлены суперсовременные технологические комплексы, и очень часто они простаивают без дела. Поэтому если говорить о сравнении, одна из серьезных проблем информатизации страны связана со слабой проработанностью вопросов рационального использования технологических возможностей для решения новых образовательных задач.

– Насколько в других странах отличается сам подход к овладению ИКТ? Есть ли какие-то национальные особенности?

– В разных странах по-разному. Если же говорить о положительных примерах, то я бы назвал Финляндию, где компьютер действительно является средством новой деятельности человека. Очень интересен опыт Израиля, Сингапура, Кореи. Там компьютерные технологии реально встроены в целый ряд предметов, прежде всего естественнонаучных. Наши же учителя с радостью используют ИКТ для закрепления классического учебного процесса, построенного на принципе «прочитал-запомнил-воспроизвел». К сожалению, подобный подход у нас доминирует.

С моей точки зрения, это проблема традиции, которую у нас путают с фундаментальностью образования. Посмотрите, каким поразительным образом в нашей школе сочетаются уроки информатики, которые теперь нередко вводят с начальных классов, с уроками труда, где девочки продолжают делать выкройки юбок или фартуков, используя линейку, карандаш, мел, лекало. Причем наши учителя и методисты продолжают доказывать, что каждый ребенок должен уметь пользоваться транспортиром и логарифмической линейкой. Иначе – никак! В таком случае можно поинтересоваться у них, почему бы в школе не начать вновь учить наших девочек прясть? Ведь пару веков назад это казалось абсолютно необходимым навыком, без которого девочка просто пропадет. И при желании можно легко обосновать, что прядение развивает усидчивость, мелкую моторику, внимательность и другие полезные качества.

Недавно то же самое было с черчением, о котором я со школы не могу вспоминать без боязни. Нас пытались убедить, что чертить надо непременно на бумаге и именно карандашом, что это развивает пространственное мышление и тому подобное. Это, безусловно, так, но сегодня все эти замечательные качества можно развивать другими инструментами.

То есть если уж говорить об отличиях, то традиции запоминающего, а не развивающего обучения, конечно, тормозят процесс внедрения ИКТ в образовательную деятельность.

– В одной из статей вы писали, что не нужно навязывать новые технологии учителям, а надо сделать так, чтобы они сами захотели их использовать. Но не секрет, есть огромное количество хороших педагогов, которые вовсе не горят желанием овладевать ИКТ и при этом дают стабильно хороший результат.

– Административное навязывание бессмысленно. Человека нельзя ничему научить насильно, если он сам не хочет научиться. Конечно, можно устроить чрезвычайно авторитарную школу, в которой будут успешно вдалбливать знания. Ведь, как говорила одна моя знакомая учительница, даже зайца можно сделать барабанщиком, если его достаточно долго колотить. Увы, эту точку зрения пока что разделяют очень многие учителя, родители и даже управленцы. Но ведь задача руководителя – не заставлять, а создавать стимулы для развития. В этом смысле нацпроект с его поддержкой лучших учителей (в нем, кстати, есть индикатор «использование ИКТ в работе») побуждает учителей к профессиональному развитию. Учителю должно быть удобно использовать новые технологии для решения тех задач, которые перед ним ставятся. И ему надо объяснять, что сегодня важно не то, как ребенок повторяет заученную информацию, а то, как он находит ее, как умеет организовать и использовать. И компьютер в этом деле очень здорово помогает. Тогда учитель, может быть, заинтересуется им.

– Стимул – возвышенный термин. Между тем в ряде регионов и стран (например, в Азербайджане*) вводятся меры административного воздействия, когда учителей, которые не хотят или не могут овладевать ИКТ, в лучшем случае не аттестуют, а в худшем – уволят.

– Я бы здесь привел в пример Великобританию. Там сегодня нельзя стать учителем, не сдав экзамены по ИКТ. Но подобный барьер как требование к квалификации введен лишь для молодых учителей. Для опытных же педагогов это носит абсолютно добровольный характер. И все-таки я бы еще раз подчеркнул здесь, что бессмысленно вводить обязательную сертификацию для всех учителей, не создав им условия для работы с новыми технологиями, ибо у них не будет содержательного стимула для их использования. Поэтому я бы очень осторожно относился к аттестации учителей по принципу «как они знают ИКТ». По-моему, куда важнее, как и где они их используют.

– Часто говорят, что в школе все должно быть отечественное. В какой степени это относится к сфере ИКТ?

– В свое время, когда я был директором школы, мне предлагали для закупки киноаппарат «Украина» отечественного производства. Когда же я сказал, что мне вместо них нужны современные видеомагнитофоны, то услышал очень сильную фразу, дескать, «нужно поддерживать отечественного производителя». Слава богу, помог мэр, который руководствовался другим принципом – «мы будем поддерживать не нашего производителя, а наших детей».

Думаю, если в какой-нибудь системе образования или стране мира есть цифровой продукт, технология или обычный учебник, которые позволяют что-то сделать лучше, легче и быстрее, все это обязательно должно быть у наших детей. Иначе мы неминуемо будем отставать. Поэтому на сегодня важнейшая задача – исследование того, что мы могли бы позаимствовать для отечественной школы в системах образования мира.

Нам не стыдно того, что некоторые ЦОР, созданные в рамках проекта, разработаны с участием иностранных компаний. Неужели и сегодня нужна смелость, чтобы признать очевидный факт: пока мы существенно отстаем в плане технологий! И не надо бояться, что нам обязательно подсунут что-то вредное. Ведь и в школах США на самом деле сейчас можно встретить адаптированные учебники русских авторов. Американцы, как видно, не очень этого боятся. Мне кажется, наша гордость должна состоять в том, чтобы наши дети учились по лучшим в мире учебникам и на лучшем в мире оборудовании. А где оно произведено, вопрос второй. Впрочем, я знаю, что на этот счет существуют другие мнения. И, возможно, я чего-то недопонимаю.

– Что на сегодняшний момент является главным рычагом обновления школы, в том числе технологического?

– Может, это прозвучит странно и банально – свобода изобретательства учителей и школ. Сегодня самый дорогой капитал – ум и инициатива. К сожалению, мы его не очень ценим. Наверное, сейчас я бы не пошел работать в школу директором. Да, денег в системе образования стало больше. Но есть ощущение того, и об этом говорят все чаще, что места для инициативы и свободной мысли остается все меньше. Съеживается потенциал свободы, заложенный в Законе «Об образовании». Возвращаются (особенно на региональном и муниципальном уровнях) жесткая регламентация, идеологическое давление, разнообразные формы контроля, отчетности. При этом подчеркну еще раз – у меня к этому не идеологическое, а вполне практическое отношение. Мой собственный школьный опыт и опыт любой хорошей школы показывает, что хороший учитель «в неволе» непродуктивен. Поэтому я очень рад, что проекты ИСО и ПНПО помогают поддерживать инициативу педагогов. Может быть, ветер опять меняется…