Прелесть какой ужас

Юлия Рутберг – актриса счастливой судьбы. Не важно, каков объем роли, в которой она предстанет в очередной раз. Важно, что снова наверняка запомнится. Только что мы видели ее в сериале «Узкий мост», где ее героиня так смешна и так понятна в желании найти мужа, который все не находится. Сразу вслед за «Узким мостом» вышел фильм Марии Мигуновой «Прощайте, доктор Фрейд». И Рутберг вновь неподражаема.

Солдат Джейн

– «Прощайте, доктор Фрейд» – очередная версия гоголевского «Ревизора».

– Да, только современная и немного расширенная. Семейка почти все та же, но Городничий – новый русский, у которого строительный бизнес, Городничиха – неработающая холеная тетечка. Есть еще и замечательная Бабушка – та самая унтер-офицерская вдова, которая сама себя высекла. И вот в этой семье помимо всех гоголевских перипетий происходят еще и выяснения разного рода чувственно-эмоционально-физиологических отношений, потому что кто-то недолюблен, кто-то перелюблен, дочка созрела, сына тянет к взрослой женщине, мама комплексует… Картина, на мой взгляд, получилась умной, при том что это комедия, а с современных комедий нынче взятки гладки.

– Ну, тут Гоголь все же, и это не могло не быть вам интересно…

– Конечно. К тому же в родном Вахтанговском театре я играю сейчас с Максимом Сухановым в «Хлестакове» у Володи Мирзоева ту же Анну Андреевну, но спектакль наш при всей современности подхода все же сделан по первоисточнику, мы произносим слова Николая Васильевича Гоголя. Другой вопрос, как Анну Андреевну адаптировать к нашему времени? Оказалось, что Николай Васильевич велик не только потому, что сумел представить российский феномен сотворения кумиров, которых потом и скидывают обязательно с пьедесталов, но еще и описал какие-то вечные человеческие психотипы – женские, мужские.

– Это что же выходит – актерское дело иной раз сродни чистой науке?

– А чего тут плохого? Просто нас так в Щукинском училище учили, что когда берешь роль, не важно, какую – большую, маленькую, то обязательно надо нафантазировать нечто такое, чего нет у автора. Почему люди снова и снова идут на «Ревизора» или «Чайку»? Да потому что те же самые буквы складываются в те же самые слова и предложения, но угол зрения всегда разный, другой. У каждой Раневской, у каждого Тригорина ворочается в голове свое чугунное ядро, но про что ворочается? Для кого-то Аркадина – ненормальная барыня, а для кого-то – несчастная актриса, у которой безвозвратно уходит время. А я ее играла женщиной, которая безумно любит сына. Вообще не очень понимаю, когда слышу: вот эта такая милая, а эта такая стерва. Все так многомерно и похоже на шар, который в разных обстоятельствах поворачивается то одной стороной, то другой. Если женщина счастлива, то расцветает, если нет, то становится жесткой, агрессивной.

– Вы плотно работаете в театре, много снимаетесь. Творческих праздников при этом хватает, когда не только поток, не только будни?

– Праздников мало, хотя я не из тех, кто ропщет. Но сейчас стала уже сама выбирать, что-то себе придумывать. А какое-то время была солдатом Джейн, мне так еще в училище объяснили, что поначалу в качество будет переходить количество выходов на сцену. А я сразу после школьной скамьи начала в Театре им. Вахтангова сразу с главной Роли, с Зои Денисовны Пиц в «Зойкиной квартире» Булгакова, можно такое представить? Тут же Двойра в бабелевском «Закате», тут же Кетти у Виктюка в «Даме с камелиями». В первые несколько лет я играла по две премьеры в год, и только остается удивляться, как все это выдержала. Потом ситуация менялась, но сейчас для меня уже не цель просто выходить на сцену. Я отказывалась иногда от больших ролей, говорила режиссерам, что это не мое, что, получив кусок такого пирога, я не почувствую его вкуса.

– Может, уже пресытились?

– Пресытиться невозможно, но теперь главное – с кем делаешь работу. Насколько важно то, что выносишь на сцену, важна тема, которая должна волновать по-человечески, по-женски. Я ненавижу сольные спектакли, когда один блистает, а все вокруг – зеленый горошек, его обслуживают, мне такое неинтересно, скучно. Мой театр – коллективное творчество.

– Театр – высокая, можно понять, торжественная часть вашей жизни, а от кино вы подобной торжественности не требуете?

– Мне совершенно безразлично – кино это или сериал, для меня нет никакой разницы. Стоит себе камера и стоит. Но я переписываю тексты, настаиваю на покупке хороших костюмов, думаю о массе мелочей, и все только по одной причине – улучшить, сделать иногда культурнее то, что предлагается.

– А о репутации не думаете, когда в результате выясняется, что кино-то, мягко говоря, не вышло?

– Странно, но порой снимаешься в единственной части и это вроде одно кино, а потом видишь, что это часть такого, чего лучше бы и не было. А я-то приложила максимум усилий, хотя, не скрою, несколько раз мне в жизни становилось так стыдно, что горели уши и отводила глаза. Во «Фрейде», кстати, тоже много было на грани, и волновалась я ужасно. Но когда посмотрела, то поняла, что не только глаз прятать не надо, а можно их широко открыть, и это такая радость. А когда прячешь глаза, ну, не знаю… Артист, который играет в плохом спектакле или фильме, и себя наказывает, и зрителя. Тот приходит в зал, выкраивает время, надеется на два-три спасительных часа. А на сцене или экране полная лажа, ему показывают козью морду, так что время у зрителя украдено, не говорю уже про деньги. Воровать же тоже можно по-разному.

Великие шуты

– Вы не скрываете, что любите комедийные, характерные роли, хотя один известный писатель-юморист совершенно серьезно утверждает, что женщина и чувство юмора часто «вещи несовместные».

– Да вы что?! А Раневская? А Чурикова? Вы их представляете без чувства юмора? Ведь когда говорят «бой-баба», это же не только то, что она коня на скаку остановит. Когда маленькой была, мы летом в деревне жили, у пастуха Леши, и была там доярка Мария Егоровна, Салтыков-Щедрин в юбке. Какие вещи она морозила, как мужиков отбривала одной фразой! А мой мастер в училище Алла Александровна Казанская – Боже мой, это же великосветский уровень юмора, как посмотрит – можно сойти с ума. А критик Инна Вишневская, тут от восторга захожусь.

Иногда мне кажется, что у людей, которые не особо записывают себя в юмористы, часто юмора больше, чем у тех, для кого юмор стал профессией. Юрий Никулин был в сущности абсолютно германовским, трагическим артистом, сыгравшим в «Двадцать дней без войны». Но как он работал у Гайдая, с какой мерой, каким вкусом. Он в цирке создал какую-то невероятную нишу общения, потому и остался для нас великим шутом. А смешить – это невероятно трудно, так трудно.

– Одна хорошая артистка сказала как-то, что ее главная клоунада еще впереди. Но клоунада для женщины, наверное, занятие все же не очень привычное?

– Почему же? Помню, в 10-м классе я выигрывала пари: надену пальто задом наперед, какую-то невероятную шапку, обувь на разные ноги, в таком виде дойду до Пушкинской площади, и ни разу не засмеюсь. За мной шли одноклассники и помирали от хохота, на меня все оборачивались, что, мол, за сумасшедшая, а я держалась и почти всегда выигрывала. Это натура такая, гены. Бесконечно пародировала всех, показывала, переодевалась, была потребность в этом. Под конец жизни Раневская сказала: «Боже, как же не выношу артистов, которые на сцене играют». Теперь понимаю, что она имела в виду. Вовсе не способ существования. Что такое Джульетта Мазина в финале «Дороги»? Клоунада на разрыв аорты, и тогда видно, что нет ничего выразительнее трагикомедии, трагифарса. А разве клоунская музыка Нино Рота такая уж веселая? Гоготать под нее? Нет. Только улыбнуться и вспомнить маму молодой, папу, как на качелях качалась, с велосипеда падала. Потому что эта музыка на сердце завязана, а клоунада в «Аншлаге» это так дешево, несложно.

Не зарекаются, любя

– В одном из шансонов, которые вы поете, рассказывается история женщины, как цепью, прикованной к своей любви: ее бьют, ею помыкают, от нее уходят, а она все терпит, и готова начать сначала. Вы таких понимаете?

– На самом деле ни от чего нельзя зарекаться. Можно говорить: да я, да пошел он, а жизнь распоряжается иначе. Вообще таинство взаимоотношений мужчины и женщины – каждый раз никем никогда еще не придуманный и не прочитанный роман. Вы посмотрите, как любящие мирятся, не ссорятся, а мирятся. Это же фантастика. Кто-то примиряется в драке, вторые вместе плачут, третьим нужна постель, четвертые месяцами не разговаривают, а потом заключают негласный договор, как пакт Риббентропа-Молотова. Люди истязают друг друга и все равно остаются вместе. Есть семьи, где женщина – генералиссимус, и мужчина от этого счастлив. А другой от генералиссимуса бежит и находит себе какую-то малахольную, но при этом тоже счастлив. Бывает, что мужик гуляет со всеми подряд, а она сидит и его ждет. И наоборот бывает. И где ответ, кто здесь прав, а кто нет, кто плох, а кто хорош?

– Предложи вам сыграть мужчину, что в нем было бы вам интересно?

– Когда я репетировала с Виктюком в «Даме с камелиями», он постоянно кричал: единственный мужик на сцене – это Рутберг. Там была какая-то лесбийская история, а мне было 24 года, и я вообще не понимала, о чем речь, и тогда Виктюк спросил: у тебя есть подруга, ради которой готова полезть в драку? Да, говорю. Вот это и играй, человеческую привязанность, а как это будет называться, значения не имеет. Это была точнейшая подсказка. Потом вокруг меня крутилось множество женщин, не понимавших, что я играла внеполовое качество, потому что умение дружить – высочайший дар, и я, например, не понимаю, когда слышу, что одна подруга может у другой увести мужа.

– Сами только что говорили, что ни от чего не надо зарекаться.

– Из такой ситуации и выходить надо по-мужски, а друга ни при каких условиях нельзя предавать, женщину, мужчину – разницы нет. Вообще, каких мужчин я только не играла – и Тайного недоброжелателя, антипода Германа в «Пиковой даме», и Вечного жида. Но при том всегда играла Пушкина, не того, что «Я памятник воздвиг», а легкого – «ай да Пушкин, ай да сукин сын».

– И теперь-то с точки зрения мужчин женщин понимаете?

– Нет. Знаю только, что есть «прелесть какие глупенькие и ужас какие дуры». Первые – украшение, вторые вызывают у меня неловкость. С третьей стороны, женщина – визитная карточка мужчины, так что, выбирая, ему не стоит расслабляться…