Предупреждение, брошенное иерархии

Степан Гаврилов написал молодежную одиссею наших дней

Тем людям, чье взросление пришлось на советские годы, молодежь обычно кажется чуждой, непонятной и попросту скучной. В ход идут обвинения в безалаберности и безнравственности, молодежь ругают за поток варваризмов и болезненную привязанность к гаджетам.

Что характерно, молодежь с готовностью подхватывает эти упреки. Она с наслаждением разоблачает себя на сетевых площадках и дружеских посиделках, рассуждает о себе как о потерянном поколении. Миллениалы костерят младших братьев и сестер, а последние не без успеха огрызаются.

Молодые (за редчайшим исключением) не умеют говорить о себе. Они многое умалчивают, а возникшие на местах умолчания пустоты заполняют самодовольством либо неизбывным чувством вины.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что у нас мало толковой молодежной прозы. О молодых и для молодых пишут Ольга Брейнингер, Алексей Поляринов, Игорь Савельев, Кристина Гептинг, Серафима Орлова, Виктор Кертанов, Сергей Кубрин, Елена Одинокова, еще ряд авторов. При подсчете набирается целый отряд, но имена эти по-прежнему не на слуху. Их известность во всяком случае и близко не стоит рядом с той славой, которую имели молодые Аксенов, Гладилин, Вой­но­вич.

Теперь можно с уверенностью сказать, что в полку молодых авторов, которые умеют рассказывать о себе и своем поколении, прибыло. Степан Гаврилов, писатель из Миасса, в 2019 году дебютировал в журнале «Знамя» с романом «Опыты бесприютного неба». А уже весной 2020 года текст вышел отдельной книгой в издательстве «Эксмо».

«Опыты бесприютного неба» – настоящая одиссея наших дней. Это история уральцев, рожденных на стыке 80‑х и 90‑х. Будучи знакомыми с детства, они, не сговариваясь, независимо друг от друга едут искать счастья в Санкт-Петербург и снова там пересекаются. Что важно, они не ведут себя как робкие провинциалы в столице. Нет, они примыкают к той прослойке общества, которую петербургский философ Александр Секацкий называет арт-пролетариатом. Персонажи Степана Гаврилова увлекаются прорывными философскими теориями, сочиняют никому не известную музыку, издают никому не интересные стихотворные сборники, пишут описания к маргинальным фильмам и снимаются в них. Они служат искусству, но не тому искусству, которое величают эпитетами «высокое» и «святое», а искусству абсурдистскому, пограничному, субкультурному. Искусству, которое не включат в школьную программу.

Персонажи «Опытов бесприютного неба» не герои поколения и не его изгои. Они честолюбивы и предприимчивы, азартны и раскованны. Они знают толк в самоиронии, поэтому ни за что не назовут себя азартными и раскованными и уж тем более честолюбивыми и предприимчивыми. Им нипочем коммунальный быт и господствующая идеология, которую можно описать хоть в цитатах из рок-песен, хоть в духе консюмеризма, хоть в терминах психоанализа. Они не ищут прощения и не ковыряются в болячках, они ставят эксперименты над собой, сами того не ведая.

Им неинтересно ворошить советское прошлое, но не потому, что они глупы и безнадежны, а потому, что из той точки речи, в которой оказались дети, родившиеся на излете советской эпохи, внятное высказывание о Советском Союзе попросту невозможно: «Ни споры либералов со сталинистами, ни бесконечные Generation «P», ни прочие «Все идет по плану», спетые на все мотивы и лады, ни – особенно – мерзкая ностальгия, – ни о какой из этих вещей я не хочу высказаться».

Это не инфантильность, а сознательная позиция. Герой хорошо осведомлен, из чего состоят пустопорожние споры: роли распределены и прописаны, все доводы и контрдоводы выучены назубок, скудный набор риторических приемов приведен в боевую готовность, противники топчутся на своих позициях и огрызаются друг на друга. Сам герой не желает включаться в их препирательства и идти проторенными тропками. Напротив, он согласен солидаризироваться со всеми, кто бросает вызов скуке и схематизации: с городскими сумасшедшими всех мастей, художниками-акционистами, хакерами, оккультистами, философами, стендаперами, проповедниками, учителями труда.

Профессия центрального персонажа, к слову, тоже оригинальна. Каждое утро он встает в шесть и едет в зуботехническую лабораторию на Обводном канале, чтобы забрать сумки с зубными протезами и развезти их по стоматологическим клиникам Петербурга. Чем не пролетарская миссия: обеспечить искусственными зубами тех, кто сточил свои о жесткую действительность.

Если рассматривать «Опыты бесприютного неба» с точки зрения стиля, то роман представляет собой добротный сплав сленга, битниковской свежести, постпелевинской иронии и постгегельянской мудрости. У Степана Гаврилова огромный словарь, и в нем есть место и низкой лексике, и высокой, и профессиональной. Разные символические поля взаимодействуют друг с другом, но не смешиваются, как в плохом рэпе. Это еще не вызов, брошенный иерархии, но уже строгое предупреждение, вынесенное ей: не такая уж она незыблемая и страшная.

Степан Гаврилов. Опыты бесприютного неба. – М. : ЭКСМО, 2020.

Булат ХАНОВ