Право сильного

Продолжение. Начало в №47-50

Основоположники научной педагогики – классики, но не пророки. Как и все мы, как и все жившие до нас. Классик ценится потому, что в мыслях его всегда есть что-то пророческое, которое еще надо отыскать и не спутать с ошибкой, от чего классики тоже несвободны. «Наш действительно народный педагог», как называли Константина Ушинского еще при жизни, также не был свободен от критики за отказ от «общечеловеческой теории воспитания», за призывы к национальной школе и национальной педагогике. Петр Каптерев называл это результатом «не практического, а книжного исследования».

Ушинскому принадлежит с испугом произносимое в академической среде заявление: «Педагогика не наука, а искусство», которое ставит под сомнение ее фундаментальные основы. Каптерев возражал: «Ошибочность этого рассуждения очевидна. Педагогика из наук черпает свои основы». Да и сам Ушинский чуть далее выражает сомнение, признавая: «Искусство воспитания опирается на науку». Опора на науку – критерий научности явления.

Реже вспоминают более развернутое утверждение Ушинского: «Ни политика, ни медицина, ни педагогика не могут быть названы науками в строгом смысле, а только искусствами». Здесь классика оправдывает только его эпоха, отдаленная от нас почти на два столетия, когда научные основы указанных знаний лишь начинали формироваться. Поспешность восприятия его оценки в реалиях нашего времени очевидна. Хороши бы мы были в тисках недавней пандемии, если бы медицина была не наукой, а лишь искусством врачевания, знахарством, шаманством. Средневековая эпидемия чумы скосила четверть жителей земли, убивая практически 100% заболевших. Коронавирус, по данным ВОЗ, погубил 6,3 млн человек, коэффициент смертей от числа заболевших оценивается в 4,7%. Нужны ли еще доказательства становления медицины как науки?

Что касается поминаемых Ушинским политики и педагогики, то их судьба печальнее, научный статус принудительно ограничен и административно зависим. Здесь пока торжествует право сильного навязывать свои теоретические доктрины и линию поведения.
Оставим политику, но скажем о педагогике, научные горизонты которой урезаны даже в дидактике, искусстве обучения (Коменский), не позволяют вывести образование на самореализацию личности. Провозгласив «единый целенаправленный процесс воспитания и обучения» (ст. 2, п. 1), закон утвердил право сильного выбирать цели и воспитывать слабого. Не случайно в апреле 2021 года распоряжением Правительства РФ от 15.04.2021 №984‑р ФГБУ «Российский детско-юношеский центр» – прямой куратор Российского движения школьников из слабого по ресурсу агентства «Росмолодежь» был передан в структуру сильного Министерства просвещения. Функцию воспитания, как и в прошлые времена, вернули в школу и замкнули на учителя, с которым школьнику не поспорить, потому что тот сильнее.

«Воспитание есть насильственное воздействие», – считал Лев Толстой. Его утверждение, помноженное на мировой авторитет и упрямый характер («или я вру, или ошибается вся педагогика, средины не может быть»), прозвучало как ультиматум воспитывающей педагогике. Толстой первым из классиков бросил вызов образованию как институту воспитания, зная, что большинство будет против него. Но большинство не всегда носит истину, тем более в науке. Каптерев хотя и обозвал графа Толстого педагогом-радикалом, но с некоторой завистью заметил, что тот «выразил одно из течений общественной мысли». Кстати, уметь выразить и сметь выразить первым – тоже примета классика.

Будучи сложной, самокопающейся личностью, Толстой искал только истину и, если находил, выдавал ее без колебаний и без расчета последствий. Его заявление, что «права воспитания не существует», повергло педагогику в шок и вызвало неприятие. Правда, только тех, кто читает классиков по верхам. «Не признавая права воспитания, я не могу не признавать самого явления», – разъясняет Толстой далее. Но он решительно отказывает в таком праве образованию. Чтобы не обмануть читателя, приведем цитату: «Общественное же воспитание не имеет оснований и потому приносит самые вредные плоды, – каковы университеты и университетское образование». Разумеется, он имел в виду и школы, образование в целом, ибо «университеты суть образцы школ с вмешательством в дело воспитания».

Почему же российский законодатель решил непременно и неразрывно объединить обучение с воспитанием? Тому есть причина, которую просто и доступно обозначил мудрейший академик РАО Шалва Амонашвили. Исторически сложившийся авторитарный характер педагогической практики, считает он, утвердился как совокупность двух факторов: понимания необходимости воспитания детей и поиска для этого самого легкого пути. «Самым легким путем оказалось принуждение», – заключает ученый. Ну прямо по Толстому. Коллективно воспитывать на основе принуждения официальная педагогика учит давно и агрессивно, забывая принцип научной педагогики: «Сколько существует детей, столько существует и систем воспитания» (Вентцель).

Школа принимает в свои пенаты слабого, растерянного ребенка, входящего в класс как в пугающую неизвестность. Названное первой ступенью дошкольное образование с развлекательно-певучими хороводами резко меняется на обязывающее обучение, детские игры – на урок, добрый воспитатель – на строгого преподавателя. Как бы ни был искусен учитель, как бы ни были гуманны его дидактические приемы, он статусно назначен старшим в классе с правом казнить и миловать. Здесь, в начале школы, и зарождается административное право сильного на воспитание слабого.

Российская школа прошла путь от «единственно правильного религиозного воспитания» (Толстой) до превращения «в подлинный очаг коммунистического воспитания» (Крупская) с современной корректировкой на «патриотическое воспитание» (Васильева – Кравцов). Принятый 14 июля 2022 года Закон «О российском движении детей и молодежи» жестко установил, что первичные отделения движения создаются только в образовательных организациях (ст. 11, п. 3). Тем самым еще раз подтверждено право сильного (учителя) на воспитание слабого (ученика). Что бы ни говорили о добровольности, между участием в движении и оценкой по предмету теперь существует прямая связь. Как и между повышенной стипендией студента и его участием в «работе, значимой для общества». Здесь и финал молодежного самоопределения, и его тупик.

Сомнительное право школы на воспитание даже не обсуждается, оппонентам сразу указывают на закон как святыню, закрепившую его на века. Разброс мнений по принципиальным вопросам педагогики ужасает, статус претендующих на абсолютную истину авторитетов пугает, отсутствие открытых публичных дискуссий настораживает. Сегодня главное – не что сказано, а кем сказано.

Исполняющий обязанности вице-президента РАО Михаил Стриханов на форуме Forbes «Трансформация образования. Подготовка кадров будущего» (18.11.2021) категорически высказался за «внедрение индивидуальных образовательных траекторий в вузах, это позволит давать студентам те знания, которые являются для них наиболее востребованными». Поддержим его и дополним: это тем более важно для школ, где закладываются основы мировоззрения как базис для последующего выбора собственной траектории.
Массовое классно-урочное обучение и целенаправленное воспитание, как оно и было задумано глубоко верующим Яном Коменским, производит послушных, раболепствующих подданных. Индивидуальное – свободных, разномыслящих граждан.

Вот, казалось бы, повод для разворачивании дискуссии. Но академические дискуссии вышли из моды, сейчас не спорят, даже если мыслят перпендикулярно. Вслед за правом сильного на воспитание слабого появилось право сильного на истину. Молчание при разногласиях по ключевым вопросам в научном мире поражает, их противоречивость шокирует, слабость аргументов обескураживает, отсутствие диалога убивает истину.

«Мы в одном шаге от эпохи, когда массовое и персональное образование будет построено по принципу индивидуальных траекторий, персональных программ» – такое заявление в 2015 году сделали академики РАО Александр Асмолов, Владимир Собкин и другие авторы громко прозвучавшего «Гуманистического манифеста образования». Они ошиблись в количестве «шагов» до светлого будущего, но правы в обозначении тенденции. Как верны и классики научной педагогики, прогнозы которых глушит официальная педагогика, заглушая открытые дискуссии.

Классика не сундук с готовыми постулатами, а золотой песок для умного старателя. Далекий от нас ХIХ век стал веком золотой лихорадки, когда в российской и мировой педагогике появились великие имена и великие идеи. В ХХ веке имен в России насчитывалось еще больше, но уже без великих идей. Сегодня нет и имен, и самое большое количество отклоненных диссертаций по предмету «Педагогика».

Иссяк не золотой песок, к нему просто ограничили доступ. Академические прииски превратили в ведомственные.

Игорь СМИРНОВ, доктор философских наук, член-корреспондент РАО